В истории мировой культуры есть памятники, в которых человеческий гений выражает себя с удивительной щедростью. К таким абсолютным вершинам духовного творчества человечества принадлежат миниатюры "Времена года", созданные братьями Лимбургами для "Великолепного часослова герцога Беррийского". Миниатюры предназначались для украшения календаря часослова и посвящены трудам и развлечениям двенадцати месяцев года. Сцены придворной охоты и пиров перемежаются с изображением пахоты, сенокоса, уборки урожая и т. д. Обладающий высокими художественными качествами календарь часослова являет собой ещё и памятник средневековой науки и культуры, дающий точные представления о костюме, быте, орудиях труда, утвари того времени, об архитектурном облике прославленных дворцов и замков, многие из которых не сохранились до наших дней или были перестроены. Уникален во многих отношениях и собственно календарь часослова. По своему принципу это так называемый "вечный календарь": по нему, сделав некоторые поправки, можно определять дни недели любого года.
"Великолепный часослов герцога Беррийского", одна из самых прекрасных книг в истории мировой культуры, был создан около шестисот лет назад (1409–1416). Братья Лимбурги, выполнившие для этой книги миниатюры, объединённые под названием "Времена года", остались в истории искусств как великие художники Северного Возрождения.
Часословы, или, точнее, книги Часов (часовники), появились в Западной Европе в XIII в., однако особое распространение получили в XIV–XV вв. — в связи с ростом грамотности. Прежние мастерские, сосредоточенные в основном в монастырях, не могли справиться с заказами, и в городах возникали собственные цехи, объединяющие переплётчиков, пергаментщиков, скрипторов — мастеров чёрного текста, рубрикаторов, выводивших красной киноварью или лазурью заглавные строки, специалистов по разрисовке инициалов и, наконец, художников. Несмотря на возможность некоторых вариаций, структура и состав часословов были довольно устойчивы. Все они начинались с календаря, который обычно сопровождался изображениями трудов и развлечений в различные времена года и знаками Зодиака. Затем следовала Литургия, приуроченная к определённому часу (отсюда и наименование — часослов), состоявшая из библейских чтений, молитв и т.д.
Украшенный драгоценными миниатюрами, одетый в великолепный переплёт, часослов был в то время излюбленным подарком, предназначавшимся для особо торжественных случаев: бракосочетания, рождения первенца и т. п. Он становился семейным сокровищем, реликвией, любимой книгой, к которой обращаются не только из благочестия, но и как к источнику эстетического наслаждения и радости. Кроме того, часослов содержал ряд сведений практического характера по астрономии, астрологии, медицине и другим отраслям знаний, что делало его своеобразной домашней энциклопедией.
Попав в руки городских мастеров, часословы делаются всё более нарядными и красочными: инициалы прорастают грациозными чудовищами, "гротесками", поля рукописей покрываются луговыми травами, цветами, кустиками лесной земляники, яркими бабочками, стрекозами, птицами, зверьками — и всё это цветёт и резвится на пергаментных листах манускриптов в гармоническом, исполненном строгого изящества единстве. Выполненные рукой наблюдательных, талантливых мастеров, эти маргиналы (украшения на полях рукописей) играют, однако, не только декоративную роль. Каждое изображение исполнено символики и внутреннего значения, понятных людям той эпохи. Весь мир, земля и звёзды, горы и реки, всё, что живёт и растёт, находится в неразрывной и таинственной взаимосвязи. Любая малость несёт на себе отсвет величия мироздания, и человек неотделим от этого единства — он его неотъемлемая часть. Поэтому для художника нет ничего второстепенного, всё полно глубокого смысла и значения как часть великого всеобщего. Отсюда то трогательное, подчас простодушное, но исполненное благоговейного трепета перед величием и красотой мира старание мастера запечатлеть всё, что его окружает, с такой любовной тщательностью и вниманием. Это характерная черта живописи того времени, и в частности, миниатюры. Словно в упоении новыми открытиями, вдохновлённый огромными возможностями, распахнувшими перед ним целый мир, художник создаёт произведения удивительной красоты и силы, совершенные по стилю, отмеченные высокой духовностью и глубокой общечеловеческой значимостью.
Над рукописью каждого часослова трудилось большое число людей, иногда в течение многих лет. Недаром создание такого манускрипта сравнивают порой со строительством собора, и как нет одинаковых храмов, так не дошло до нас двух абсолютно идентичных книг. Связь с архитектурой проявляется не только в этом внешнем сходстве — она много глубже и органичнее: будучи вплоть до XV в. ведущим видом искусства, основным средством выражения духовной жизни человечества, зодчество не только формально подчиняло себе все другие области художественного творчества, но и являлось своеобразным поэтическим эталоном. Подобно фреске, стелющейся по глади церковной стены, миниатюра хранит верность плоскости листа; строгое и прекрасное готическое письмо нанизано на чёткую горизонталь строк, которые, в свою очередь, словно стройные ряды каменной кладки, вырастают на вертикальной плоскости листа. Мерный ритм красочных заглавий подчёркивает ясность каркаса, смысловые узлы которого отмечены миниатюрами и инициалами. Всё это превращает каждую страницу рукописи в произведение высокого графического искусства.
Конец XIV — начало XV в. — время расцвета искусства рукописной книги. Начиная с великолепных переплётов, подлинного чуда ювелирного мастерства, изысканных инициалов, звонких и чистых, как эмали, миниатюр и кончая самой формой готического шрифта — всё здесь отмечено не только совершенством отдельных элементов, где профессионализм доведён до артистизма, но и удивительным художественным единством, глубоким пониманием специфики искусства книги, в которой одновременно видели и книгу и драгоценный предмет. Этот синтез, так же как и синтез зодчества, скульптуры и живописи, о котором грезили и к которому подчас тщетно стремились мастера позднейших эпох, не был чем-то искусственно привнесённым, а являлся выражением цельности художественного мышления, обусловленным цельностью мировосприятия.
Эта эпоха, называемая "золотым веком" рукописи, оставила нам подлинные шедевры, а "Великолепный часослов герцога Беррийского" занимает среди них особое место — его по праву можно назвать "королём манускриптов".
О создателях часослова братьях Лимбургах — Поле, Жане (Жанекине) и Эрмане известно очень мало. Считается, что родом они из Нимега, герцогства Гельдрского (между Маасом и Рейном). Их отец Арнольд Лимбург был скульптором и резчиком по дереву, мать — сестрой известного художника того времени Жана Малуэля. Рано осиротевшие братья ещё совсем детьми были отправлены — очевидно, заботами своего дяди Жана Малуэля — в Париж учиться ювелирному делу. Париж в это время становится крупнейшим художественным центром Северной Европы. Братья Лимбурги не просто учатся мастерству, но проникаются духом большого искусства, создаваемого в столице Франции. И становятся мастерами, во многом опередившими художественные искания своей эпохи.
Эпидемия чумы вынудила братьев в 1399 г. покинуть Париж. По дороге домой из-за конфликта между Брабантом и Гельдрией художники на полгода вынуждены были задержаться в Брюсселе. Наконец благодаря поручительству здешних ювелиров и художников братьев отпустили под залог в 55 экю, который внёс за них герцог Бургундский — Филипп Смелый, покровитель их дяди Жана Малуэля. С этого времени они, очевидно, живут при бургундском дворе, так как имена Поля и Жана Малуэлей встречаются в счетах герцога за 1402–1403 гг. в связи с работой над украшением "Очень красивой Библии". Следующее упоминание о братьях мы встречаем уже в счетах и инвентарях герцога Жана Беррийского, ко двору которого они переехали вскоре после смерти Филиппа Смелого. К 1410 г. братья, в особенности Поль, входят в ближайшее окружение герцога, который явно благоволит им.
Жан Французский, герцог Беррийский, был личностью незаурядной. Дипломат, полководец, государственный деятель, меценат, он играл заметную роль в истории Франции той эпохи: все 76 лет его жизни приходятся на годы Столетней войны с Англией (1337–1453). Сражения и заговоры, дипломатические миссии, годы плена, проведённые Жаном Беррийским в Англии (в качестве заложника за своего отца Иоанна Доброго), кровавая распря между двумя ветвями королевской семьи — Орлеанской и Бургундской (война Арманьяков и Бургиньонов), во время которой герцог потерял много близких и его собственная жизнь не раз висела на волоске, а многие его владения были разграблены и сожжены, частые эпидемии чумы, опустошавшие Европу, — всё это воссоздаёт картину, далёкую от мирного благоденствия и отнюдь не благоприятствующую увлечению искусством. Но потребность в прекрасном оставила имя Жана Беррийского в памяти человечества.
Герцог любил окружать себя красивыми и редкими вещами. Его инвентари изобилуют перечислениями удивительных по красоте и ценности рубинов, сапфиров, тончайших изделий ювелирного мастерства, драгоценных ковров и т. д. Но самыми ценными и самыми любимыми среди всех этих сокровищ были манускрипты. Герцог собирает и скупает рукописи, заказывает новые самым прославленным и одарённым художникам. Известнейшие ювелиры, архитекторы и художники трудились при его дворе над созданием рукописей, возводили и украшали соборы и замки. Среди них были и братья Лимбурги.
В инвентарях герцога значится большое количество великолепных манускриптов не только религиозного, но и светского содержания: исторические хроники, рыцарские романы, описание путешествия Марко Поло, географические карты, сочинения Аристотеля, Боккаччо, книги по астрономии, астрологии и т. д. Кроме того, десятки томов Библии, Псалтири, требники, миссалы и часословы. Последние составляют наиболее интересную и ценную часть библиотеки. Можно предположить, что Жан Беррийский предпочитал заказывать своим художникам именно часословы; поскольку они не входили в ранг церковных книг, не были канонизированы, мастер чувствовал себя здесь свободнее и многое зависело от воли и вкуса самого заказчика.
Известны два часослова, выполненные братьями Лимбургами для герцога Беррийского: "Прекрасный часослов" и "Великолепный часослов". Первый был создан до 1413 г., второй — до 1416 г., поскольку 15 июля этого года скончался герцог, а братья Лимбурги, как принято считать, умерли на несколько месяцев раньше него.
"Великолепный часослов" несёт на себе черты нового мироощущения; им пронизана и озарена каждая миниатюра календаря. Быть может, в часослове раньше и ярче, чем в других произведениях той эпохи, проявились те новые веяния, то новое отношение к окружающему миру, которые принято называть Ранним Возрождением. Лимбурги не просто внимательны к передаче конкретных жизненных деталей — современного костюма, обстановки и прочего, что было и у их предшественников; здесь делается попытка передать все эти детали в их действительных связях, в реальной пространственной среде, пользуясь законами перспективы и знанием анатомии. Меняется и отношение к идее пространства. Отказавшись от орнаментального фона, живопись расстаётся с плоскостью, на которой она распластывалась до сих пор, вертикальные планы уходят в глубину, линия горизонта опускается, рельефнее моделируются объёмы.
Уже начиная с XIII в., при изображении трудов и занятий в разные месяцы года художники порой мастерски передавали фигуру человека, греющегося у огня, в "Феврале", или косца в "Июне", или всадника с соколом в "Мае"… Эти изображения становились символами того или иного месяца, словно существующими вне времени и пространства, — вечные, как мир, отточенные, как геральдический знак. Иное дело "Времена года" в "Великолепном часослове". Хотя и здесь в "Феврале", следуя давней традиции, люди по-прежнему греются у огня, это уже не замкнутое в самом себе действие, вырванное из контекста реальных временных и пространственных отношений, а данное в неразрывной связи с ними. Это было гениальное открытие мира, хотя и подготовленное собственным опытом и опытом предшественников, но всё же именно открытие — с его радостью внезапности, подобной прозрению, поэтическому откровению перед прекрасным ликом жизни. То, что прежде было знаком, стало образом, в котором воплощён целый мир. Жизнь людей на маленькой, занесённой снегом ферме вливается в ясный строй мироздания как его неотъемлемая частица. Изображаемая сцена, казалось бы, буднична, обычна, но производит сильное впечатление. Какая вечная правда угадана здесь — правда труда, правда природы? Как удалось художнику раскрыть через жизнь природы смысл жизни человека? Показать, как естественно и мудро, с непреложностью времён года, времена человеческой жизни сменяют друг друга и каждому сопутствуют свои радости и свои заботы. И хотя облик одного месяца отличен от другого, как и периоды нашей жизни, каждый исполнен смысла и красоты…
В "Марте" пашут и подрезают виноградники, традиционная фигура пахаря органично вплетается в общий контекст. Если в "Феврале" нас поражает мастерство передачи оттенков белого в нетронутом снеге, в следах на нём, то здесь столь же тонко передаётся цвет оттаявшей земли, отличный от цвета вспаханной зяби, и снова иной — в глубоких бороздах…
В своём открытии мира Лимбурги, быть может, первыми в искусстве той эпохи вторгаются в область, которая до сих пор была вне поля зрения живописца,— в область свето-воздушной среды. Они начинают учитывать местонахождение источника света, предметы в их миниатюрах обретают тени. Свет уже не только моделирует объёмы, но воспринимается как определённая реальность, как элемент среды. Ни одному художнику до Лимбургов не удавалось с таким совершенством передать неуловимую прозрачность тени как образ отражённого предмета. Тень как отражение встречается лишь в нескольких миниатюрах, сопровождающих календарь: в "Марте", "Октябре", где ясно видны тени от фигур пахаря и всадника, менее отчётливо — в "Декабре". В "Июне" и "Сентябре" видны голубоватые отражения каминных труб на сером шифере дворцовых кровель, в то время как фигуры переднего плана лишены тени. Известно, что над часословом работали три мастера (не считая их помощников). Очевидно, кто-то из них "открыл" тень, но остальные почему-то не использовали это открытие.
В календаре отчётливее, чем в остальной части часослова, ощутимо наличие нескольких творческих манер. Так, явная стилистическая близость объединяет "Январь", "Апрель", "Май" и "Август", посвящённые изображению сцен придворной жизни. Впереди крупным планом даются группы изысканно, празднично одетых людей; действие, наподобие рельефа, разворачивается между двумя пространственными плоскостями, фоном служит либо пейзаж с замком, либо ковёр.
Явно близки между собой "Февраль", "Июнь" и "Июль", где персонажи распределены в пространственных планах более равномерно: от фигур переднего плана взгляд переходит к меньшим фигурам второго плана, которые образуют естественное звено, связывающее фигуры с фоном. Миниатюрист с большой поэтичностью рассказывает о полевых работах, о трудах и заботах людей и ещё о том, как прекрасна земля, озарённая ясным сиянием небес, орошаемая прохладными ручьями, благоухающая сеном и спелыми хлебами, о том, как благословенно тепло очага в холодный февральский день.
И наконец, "Март", "Октябрь" и "Декабрь": в них — тоже труды различных времён года, но эти миниатюры выделяются совершенно необычным для своей эпохи интересом к передаче освещения. Источник света всегда находится слева и един для всей композиции. Художник, словно в упоении своим открытием, передаёт не только тени, отбрасываемые пахарем, сеятелем, но и прилежно наносит тончайшей кисточкой более тёмный тон, изображая тени скачущих сорок, тень, отбрасываемую крошечной фигуркой человека, стоящего у стены Луврского замка, отражения в водах Сены лодок, прачек, собак и прохожих. Мастер стремится передать и подмеченные им эффекты солнечного освещения: в изображении архитектуры одна стена, как правило, освещена, другая — в тени, но верхушки башенок и выступающие части этой затенённой стены пишутся более светлым тоном, словно освещаемые солнцем.
"Март" и в особенности "Октябрь" и "Декабрь" отличаются более органичным решением пространства. Если "Февраль" и "Июль" состоят как бы из суммы отдельных микромиров: люди у огня, дровосек и крестьянин с осликом или стригали овец и жнецы, — то "Октябрь" и "Декабрь" явно тяготеют к большему единству в построении пространства.
Однако при всём различии манер "Календарь" производит цельное художественное впечатление. Каждая миниатюра — плод совместного труда нескольких художников, поэтому так близки по исполнению фигуры косцов в "Июле" и "Августе", изображение архитектуры в "Июне" и "Октябре", "Марте" и "Апреле".
Миниатюры "Времена года" воплотили в себе новое отношение к природе, которое начинает складываться на рубеже XIV–XV вв. Лимбурги намного опередили свою эпоху, создав пейзажи совершенно конкретной местности: луг на островке Жюиф, рядом с Сите, скрывшийся впоследствии под насыпью Нового моста (в сцене июньского сенокоса); поле напротив Лувра, на месте нынешней набережной Малаке — в "Октябре"; побуревшая дубовая роща вокруг Венсенского замка — в "Декабре". Художники удивительно точно запечатлели архитектуру своей эпохи: мы узнаём и сияющую на фоне неба Сен-Шапель, и сдвоенные башни Консьержери, и четырёхгранные громады Венсена, и мощный донжон замка Этамп, сохранившиеся до наших дней. "Великолепный часослов герцога Беррийского" необычен и по количеству сведений научного характера, которые в нём заключены. Без преувеличения, это своеобразная энциклопедия эпохи.
Часослов выполнен на велени, тонком пергаменте, изготовлявшемся из телячьей кожи прекрасной выделки. Он содержит 206 листов размером 29 х 21 см. Из 129 миниатюр рукописи около половины (65) были выполнены в мастерской братьев Лимбургов до 1416 г. Прерванная в связи со смертью художников работа возобновилась лишь спустя много лет, в 1485–1489 гг., при Карле I Савойском. Автором второй серии миниатюр считается Жан Коломб. В календаре Коломбу принадлежат целиком композиция "Ноября" и передний план с фигурами в "Сентябре".
Различная степень законченности миниатюр, выполненных Лимбургами, даёт возможность судить о том, в какой последовательности велась работа над иллюстрациями. Первоначально тонким пером прорисовывалась общая композиция, затем весь рисунок покрывался краской — сначала небо, потом архитектура, пейзаж и наконец фигуры переднего плана, и лишь в последнюю очередь тончайшей кистью прорисовывались лица.
Красок, которыми пользовались Лимбурги, немного: две синие, три красные, розовая, фиолетовая, две зелёные, две жёлтые, белая, чёрная. Краски приготовлялись в самой мастерской, затем смешивались с водой, в которую добавляли немного клеящего вещества. Существовали и профессиональные тайны, известные лишь узкому кругу лиц. Так, некоторые краски растирались с добавлением уксуса, другие, наоборот, требовали щёлочи, иногда добавлялось несколько капель вина, мёда, яичного белка и т. д. Самой дорогой и красивой краской был ультрамарин, который делали из драгоценной ляпис-лазури, привозимой с Востока. Эта краска не выцветает и не разлагается в течение столетий, она глубока и прозрачна; именно ею написаны сияющие небеса "Времён года". Вторая синяя, так называемая немецкая лазурь, менее дорогая, добывалась из минерала под названием "саксонский кобальт". Одна из зелёных красок — тоже минерального происхождения — добывалась из малахита. Это она уже более пятисот лет радостно сверкает в зелени "Мая". Другая зелёная — растительного происхождения, её приготавливали из диких ирисов. Фиолетовая краска добывалась из особых лишайников. Парижскую розовую делали из вытяжек древесного сока. Обе жёлтые — тоже минеральные. Из трёх красных самая красивая — киноварь. Её вспышки ярко полыхают в праздничном "Январе". Вторая красная, менее дорогая, сурик, или миний, дала название целому виду искусства — миниатюре. И наконец, третья — земляная или красная охра. Белила использовались свинцовые. Чёрная краска — это сажа или толчёный чёрный камень. Золото использовалось либо в виде тончайших листочков, либо в виде порошка, наносившегося с помощью кистей, которые тоже были особого качества. Тончайшая проработка деталей, отличающая миниатюры Лимбургов, заставила некоторых исследователей предположить, что они пользовались увеличительными стёклами.
После того как "Великолепный часослов" был в 1489 г. закончен, он много раз переходил из рук в руки, путешествуя из Франции в Нидерланды, оттуда в Италию… На его красном сафьяновом переплёте более позднего происхождения есть гербы генуэзской семьи Спинола и гербы Серра. В 1855 г. драгоценный манускрипт был приобретён страстным коллекционером герцогом Омалем и затем вместе со всей его прекрасной коллекцией и замком Шантильи передан французскому государству. На базе коллекции Омаля был образован Музей Конде, который по праву называют "Малым Лувром".
Когда впервые видишь выполненную из мерцающего песчаника голову Нефертити, или погружаешься в многоцветную глубь Шартрского собора, или стоишь перед "Троицей" Рублёва, возникает ощущение встречи с чудом — чудом воплощения творческих возможностей человека. Это ощущение не притупляется с течением времени, мы вновь и вновь одарены благоговейной радостью сопричастности гению; оно не может наскучить или стать привычным, оно подобно мигу поэтического откровения, которым порой одаряет человека Бог. Таким драгоценным чудом предстают перед нами миниатюры братьев Лимбургов "Времена года" из часослова герцога Беррийского.
