Не так давно, несколько дней назад, мы видели экранизацию романа Булгакова "Мастер и Маргарита" Бортко. Я думаю, что смотрела вся страна, и еще раз мы с вами оказались перед такой сложной дилеммой: с одной стороны, мы видим гениальное произведение и очень неплохую экранизацию, с другой стороны, возникает вопрос: как относиться к этому явлению христианской культуры? Вопрос широкий. Он включает в себя не только Булгакова, но и Гарри Поттера, и книги Толкиена, и Льюиса. Наверное, всю культуру, которая, так или иначе, себя соотносит с христианством, или если даже не с ним, но мы ее видим в этих ракурсах и пытаемся понять, как бы она должна была бы соотноситься с христианством...
... В чем проблема XX века? В том, что за эти годы, прошедшие после христианизации римской империи Европы, мы разучились слышать вот эти созвучия, находить эти отблески, может быть, не христианства, а каких-то граней библейской веры во внешней культуре. И поэтому, если апостол Павел не погнушался взять цитату из гимна Зевсу, то сейчас мы боимся и начинаем возмущаться по поводу уже христианских текстов или текстов, написанных в этой перспективе. И, несомненно, таким текстом является роман Булгакова.
Судьба романа была трагической. Он был написан для одной аудитории, а прочитан совсем другой. Дело в том, что в 40-м году, когда он был написан (последнее строки за несколько дней до смерти Булгаков надиктовывал), роман оказался в книжном столе и был напечатан лишь в 60-е годы. За эти годы, за 20 лет, было выбито, или репрессировано, или вымерло то поколение интеллигенции, для которого был написан этот роман. И поэтому в 60-е годы этот роман был прочитан совершенно под другим углом, в контексте уже христианских реформ вот этой шестидесятнической интеллигенции. Именно в этом прочтении он вошел в наши учебники. И основной темой в этом романе была тема свободы, противостояния власти, любви между Мастером и Маргаритой; вот такая романтизация, удивительное слово, – гениальная романтизация зла в лице Воланда. В 80-е годы – вторая волна прочтения этого романа, это уже второй уровень – будем грубо говорить, "пажовый".
Вариант, когда роман воспринят как водевиль со спецэффектами, полет на метле, бал у сатаны и, как реакция на это, вариант третьей возможной интерпретации романа – ряд публицистов православных, причем достойных людей, это и Дунаев Михаил Михайлович и некоторые другие, высказались очень жёстко и резко, квалифицировав этот роман как проповедь сатанизма, апологию, так скажем, сатанинской мессы, и, вроде бы, на романе был поставлен крест. Православный. Но потом вышли дневники Булгакова, черновики романа. И из них стало ясно, что, вообще-то, роман создавался как апология, но как апология христианству. Сам Булгаков надписывает на одном из черновиков: "Господи, помоги мне окончить роман"...
... Это, конечно, не водевиль. Водевили Булгаков писал. Он был гениальный драматург, написал за месяц три пьесы. Над романом работал 15 лет, до самой смерти. Не все об этом знают, но все помнят, что в письме к правительству СССР он говорит, что роман о дьяволе.Это роман о сатане, о дьяволе, о силах зла, о духовной смерти. И в этом контексте, я думаю, этот роман и следовало бы читать. По крайней мере, сам автор видит его так. А дальше очень интересно посмотреть, а как же выстраивает Булгаков эту апологию. Дело в том, что первые строки романа, это отнюдь не строки про Патриаршие пруды. Это эпиграф: "Мы часть той силы, что вечно хочет зла, а совершает благо". Эти слова Мефистофеля из "Фауста" Гёте, конечно, ложь (благо дьявол не может совершать), но Господь разворачивает его козни против него самого против воли дьявола. Но почему Булгаков начинает этот роман с цитаты из "Фауста"? Потому что "Фауст>. Гёте первым поднимает тему творчества, которое разрушает творца. Напомню вам, с чего начинается "Фауст". Он идет гулять, на прогулке к нему прибивается пуделек черный, а Фауст открывает книгу (он человек ученый эпохи Просвещения) и редактирует Евангелие. Самые главные строки всей Библии. Это первые строки Евангелия от Иоанна, мы читаем их на Пасху. Если вы помните, начинается Евангелие словами: "В начале было Слово". Фауст переделывает: "В начале было дело". В этот момент начинается трагедия творца, который что-то переделал в Евангелии – и вдруг его жизнь переворачивается. Совершенно неслучайно Булгаков отсылает нас к "Фаусту" Гёте, потому что под этим знаком сломанных судеб творцов, которые не справились со своим творчеством, проходит и жизнь Мастера, и жизнь Бездомного, и жизнь Берлиоза, редактора журнала "Безбожник"...
... Именно в этом, я думаю, контексте и следует оценивать "роман в романе", это псевдоевангелие от Воланда – или от Мастера.
Далее: сам роман начинается с того, что два атеиста, Иван Бездомный и Берлиоз, сидят и пытаются придумать, как им расцерковить Русь. Расхристианизировать эту страну – это их задача.
И к этим двоим товарищам присоединяется третий товарищ. И здесь мы видим еще один символ романа – это коллизия атеизмов. Разные образы неверия в Бога. Они очень разные. И в этой коллизии, собственно говоря, и выстраивается сюжет. Атеизм Берлиоза – это теплохладие. Он считает, желает считать, хочет думать, что христианство – не более, чем одна из мифологий, их было много в истории человечества и вот эта еще одна. Бездомный лично ненавидит Христа. И разницу между этими атеизмами прекрасно выразил Иосиф Бродский. Помните его строки:
...Есть мистика, есть вера, есть Господь,
Есть разница меж них, и есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть
Неверие и слепота – а чаще свинство...
Эта разница между свинством и слепотой отлично выражена в Апокалипсисе. Помните, там одному из ангелов церквей говорит Господь: "...Если бы ты был холоден или горяч, но ты теплохладен и я изблюю тебя из уст моих...". Температура теплохладия религиозного – это температура плюновения, мягко выражаясь.
Так вот, к этим двум товарищам присоединяется третий – Воланд, и он предлагает свою версию безбожия. Смотрите, какая она интересная. Воланд ведь не отрицает, что есть Бог. Он не отрицает, что был Христос. Он говорит: "Иисус существовал". Но его ложь, она гораздо тоньше. Это очень интересно, т. к. Булгаков показывает религиозность конца мировой истории. После атеизма воинствующего, что придет ему на смену? И мы видим, что приходит ему на смену. Воланд раскрывает нам свою версию евангельских событий. Я помню, когда я в первый раз читал роман, я не был в Церкви еще в те годы, но даже тогда, в советские годы, я был поражен тем, что там ни слова не говорится о Воскресении. Просто ни слова. Умалчивается об этом. Если мы внимательно прочитаем "роман в романе", мы поймем, что то, что излагает Мастер, написав роман, – это квинтэссенция того, скажем, представления о Христе, которое тогда доминировало в русской и европейской интеллигенции. Христос как экстрасенс, как пацифист, очень приятный человек, проповедник, бессребреник, совершенно замечательный, хорошие веши говорит. Это представление Толстого Льва Николаевича, это представление Леонида Андреева. Помните, Иуда Искариот, такой субтильный Христос, который никого не спасает, который просто погибает и всё. Именно эти представления Булгаков вкладывает в уста сатаны. Почему? Главное, на что опирается христианство в Евангелии, это то, что Христос не просто пацифист и пророк, а то, что Христос, вочеловечивщийся и пришедший в наш мир, есть Бог. Скоро придет Рождество, и его будет праздновать весь мир. Тот, Кого пеленает своими руками Мария, пеленает облаками землю. Только в этом случае, если Бог вошел внутрь человеческой истории, до креста, до смерти, только в этом случае мы спасены: ад разрушен, сатана повержен.Если же это не более чем проповедник неких истин, тогда спасение не совершилось...
... Роман Булгакова описывает конец. Это эпоха Апокалипсиса, поэтому там нет Церкви. В романе Булгакова Церковь отсутствует. Потому что почти не остается веры. А дальше начинается интересная вещь. По этой версии Воланда вроде бы всё и происходит. Воланд царит в Москве (такая пародия на Страшный суд) и разные виды безбожия себя проявляют, и мы это видим. Кстати, напомню, что в разговоре Воланда с Бездомным и Берлиозом упоминается Кант. Кант упоминается таким образом. Бездомный предлагает сослать его на Соловки. А Воланд говорит: "Действительно, дурак, что ты пишешь? Над тобой же потешаться будут!". Напомню, что Кант придумал шестое доказательство Бога. Именно это вызвало особую ненависть у Бездомного. В чем оно заключается? Оно достаточно простое. Кант – это эпоха Ньютона. Кант видит и констатирует, что весь мир связан законами природной необходимости: физика, химия, биология. Всё это происходит не по моей воле, независимо от меня. Хочется мне или не хочется, я полечу с пятого этажа на первый как стул или горшок герани, – от меня это не зависит. Но в этом мире необходимости есть пространство свободы. А из необходимости космоса свобода появиться не может. Это означает для Канта, что есть некий источник абсолютной свободы. Раз он есть в человеке, значит – это необычное существо, это некий кентавр, в нем два уровня бытия соединены, природная необходимость и – свобода. Но, раз в мире нет свободы, значит, человек имеет неотмирную природу. Вот эта неотмирная абсолютная свобода и абсолютная любовь – это атрибуты личности абсолютной. Значит, по Канту, раз человек свободен, значит, есть Бог – источник этой свободы в человеке. Так вот, что любопытно, следующая глава (в черновиках, мы это видим) после этого текста называется "Седьмое доказательство". Булгаков предлагает свое седьмое доказательство бытия Бога. Как оно строится? Он показывает реальное присутствие в мире сил зла. Как говорил Дмитрий Сергеевич Лихачев: "После романа Булгакова сомневаться в бытии диавола нельзя". Одно это уже хорошо...
... Но следующий ход, который делает Булгаков, – это уже вторая часть доказательства. Если в мире есть зло, значит, есть некие силы, которые сдерживают тьму, значит, есть Бог. Вот смотрите, в романе Булгакова этих эпизодов очень мало, но они там есть. Но, обращаю ваше внимание, помните, в романе есть эпизод: на люстре качается кот Бегемот. НКВД пытается его подстрелить, бесы потешаются, но это понятное дело, потому что, если у вас в доме "барабашка" завелся, – евроремонт не поможет, квартиру надо освящать. Здесь то же самое. Знаете, сейчас есть любители – дозиметрами благодать замеряют, НЛО пытаются запеленговать. К сожалению, это – болезнь, она такая, вялотекущая, до нас тоже дошедшая. Конечно, силы тьмы потешаются над НКВД, которые с маузерами пытаются отловить бесёнка, но потом те же самые бесы, вроде бы такие великие-всемогущие, впадают в истерику. Я спрошу лучшую часть человечества в нашем зале: скажите, когда вы проявляете истерику, это проявление силы или слабости? Слабости. То, что не можем доказать, – пытаемся навязать. Так вот, не помните ли вы, когда в романе Булгакова голос начинают повышать вот эти самые бесы? И кого они испугались? После того, как умерщвлены Мастер и Маргарита и души их выводят из этого подвала, они должны сесть на черных коней, их замечает старушка-кухарка. Кстати, тоже лучший ум человечества, и, заметив это, машинально подносит руку ко лбу, чтобы перекреститься. В этот момент Азазелло, тот самый демон зла и разрушения, кричит с седла: "Отрежу руку!". Она испугалась, не перекрестилась, они ускакали. Что это означает? Если бесы так боятся креста, то не потому, что на кресте был распят пацифист, – много людей хороших было убито и распято. Когда Спартак поднял восстание, пять тысяч крестов появилось вокруг Рима. А Бог действительно умер и воскрес потом. Так, если бесы боятся креста, так это не потому, что там был распят пацифист, а потому, что действительно и реально подлинным является подлинное Евангелие...
... Еще один эпизод. Помните варьете: когда отвинчивают голову конферансье, всем очень весело, потому что с неба сыплются "на халяву" денежки. Все замечательно. В какой-то момент вдруг это безобразие кончается. Не помните, что остановило это безобразие? Это издевательство над конферансье? Чей-то тонкий женский голос с галерки громко крикнул: "Ради Бога, не мучьте его!". И сразу, как по знаку, Воланд сворачивает спектакль и исчезает. А конферансье получает голову на место. Это очень важная тема: каждый раз, когда человек обращается к Богу, в какой бы то ни было форме, – Господь приходит и помогает...
... С другой стороны, мы видим с вами, что любое вторжение сил зла в жизнь человека, оно неслучайно. Всегда ему предшествуют либо "чертыханье", либо призывание дьявола совершенно прямое, либо какая-то форма кощунственного глумления над Богом. Только после этого диавол получает возможность войти в душу человека... Обратите внимание, что только через призывание зла это происходит. Само по себе этого не случается. Музыкальный фон романа – фокстрот "Аллилуйя". Это реальный фокстрот, написанный в Америке композитором Виниентом Юмансом, пародия на мессу, такая глумливая, кощунственная музыка, под нее плясали и в Америке, и в России. В романе Булгакова он становится знаком: действительно, под него пляшут в ресторане у "Грибоедова", и он потом сгорает. Под эту музыку пляшут на балу у сатаны, эта музыка звучит в доме профессора по раковым болезням. Как только дочка профессора ставит пластинку, так сразу там появляются бесовские силы.
О чем идет в романе речь? Конечно, это не детектив, это диагноз, который Булгаков ставит интеллигенции в "красной" Москве. И он показывает через эти образы, как Воланд, придумав некую новую версию Евангелия, использовал гений Мастера, а потом, как только он соприкоснулся с рудиментами веры, отступает. Булгаков пытается показать, что, все-таки, подлинным является, конечно, то Евангелие, которое читал сам Булгаков, когда писал роман. И важный вопрос, который обычно всегда всех смущает, – это концовка романа. Вроде бы "хэппи энд" – там фазенда, всё замечательно. На самом деле – нет!
Если прочитать внимательно этот текст, мы увидим, что это форма издевательства Воланда над Мастером. Во-первых, те образы Христа и Пилата, которые Мастер создал в своем романе, пускай, искажены, даже они вычеркиваются из его души. Во-вторых, Мастеру предлагается, уже за чертой смерти, некий дом, где будут цвести вишни, где будет звучать музыка Шуберта. Это форма такого дьявольского глумления над Мастером. Мастер, через свой талант, адресованный не Богу, утратил даже память о Христе. Музыка Шуберта, оказывается, уже звучит в романе. Помните, Степка Лиходеев, когда звонит в эту нехорошую квартиру, слышит как там бас поет: "Черные скалы, вот мой приют". Это романс Шуберта. Вот, что будет звучать в вечности, в душе Мастера.
Зацветающие вишни, конечно, это символ любви, но нужно помнить, что эта любовь Мастера и Маргариты бездетна. Путь Мастера приводит его к катастрофе, к попытке поиграть с Евангелием, что-то перерисовать, переделать и поэтому, с другой стороны, мне кажется, что Булгаков через этот роман пытался достучаться, докричаться до интеллигенции, подвести своего читателя к подлинному Евангелию. Через все эти недосказанные места, через отсутствие упоминания о Воскресении, о Пасхе. Поэтому важно не отбрасывать роман – это талантливая книга, – а восполнить его вот этим контекстом, историческим, культурным, новозаветным, и тогда он начнет звучать именно в том смысле и в том значении, которые придавал ему автор.
Текст публикуется в сокращении.
Полный текст опубликован в журнале "Новый ковчег".
20.04.2006
Источник: Российский Кто есть Кто
