В этом поду фестиваль Валерия Гергиева отмечает свой первый юбилей. Пятилетие – первый рубеж, когда можно поразмышлять о том, из чего складывается индивидуальный облик Московского Пасхального, отличающий его среди других фестивальных проектов. Прежде всего пока отчетливо прослеживается стремление исполнять много русской музыки. Не стал исключением и нынешний фестиваль, посвященный 100-летию со дня рождения Д.Д.Шостаковича. При этом, не ограничиваясь одной избранной фигурой, В.Гергиев дает широкую панораму из предшественников и современников, смело вторгаясь и в зарубежную музыку.
Так, программу Открытия фестиваля составили сочинения композиторов петербургской школы, увертюра "Светлый праздник" Н.Римского-Корсакова и музыка балета "Жар-птица" И.Стравинского. Увертюра символическим образом протягивает ниточку к Первому Пасхальному 2002 года, который начался именно с этого сочинения. В то же время вряд ли можно найти столь же подходящее сочинение к началу музыкального праздника, всегда стартующего в Светлое Христово Воскресенье. Музыка Римского-Корсакова, наполненная гулом пасхальных колоколов, темами подлинных церковных песнопений из "Обихода", становится связующим мостиком между церковным и светским, между божественной литургией, только что совершившейся в храме, и таинством рождения произведения искусства. Это эмоциональное воодушевление было замечательно передано оркестром Мариинского театра – главным героем всех пяти Пасхальных фестивалей.
Игорь Стравинский несомненно относится к числу "фирменных" композиторов В.Гергиева. С момента существования фестиваля прозвучали и "Пульчинелла", и "Свадебка", и "Весна священная", и Скрипичный концерт... Думается, что музыка Стравинского идеально отвечает натуре дирижера – импульсивной, обгоняющей время. При этом не потерялась вся красочно-чувственная сторона "Жар-птицы". Зачарованное царство Кащея, сказочные царевны с золотыми яблоками были чудо как хороши. Пожалуй, это был один из тех концертов, когда дирижеру и музыкантам удалось достичь необходимой гармонии между драйвом, которого было предостаточно, скажем, в конце балета Стравинского, и внимательной прорисовкой всех деталей этой пестрой музыкальной ткани. Звучал оркестр прекрасно, и ощущался действительно внутренний подъем каждого оркестранта, что немедленно передавалось в зал. Высокая художественная планка, заданная первым концертом, сохранилась и на следующий вечер, когда исполнялась опера "Нос" Шостаковича. Включение оперного спектакля из репертуара Мариинки – еще одна из традиций фестиваля. Как правило, привозились концертные исполнения без декораций и мизансцен так, в Москве услышали "Снегурочку" Римского-Корсакова и фрагменты "Руслана и Людмилы" Глинки. Были, напротив, постановки, которые вошли в анналы не только фестиваля – вообще музыкальной жизни нашего времени. Это, конечно, же "Борис Годунов" Мусоргского на Соборной площади Кремля, исполнение которого не остановили даже погодные катаклизмы.
Некоторое время до Пятого фестиваля обсуждались разные проекты показа "Носа": например, на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, которую, к сожалению, не успели отстроить. В итоге Москва получила концертное исполнение в БЗК. Такой вариант, безусловно, имеет свои плюсы, главный – возможность целиком сосредоточиться на качестве художественного воплощения партитуры Д.Шостаковича. Думается, самый искушенный знаток творчества композитора не смог бы в этот раз придраться к интерпретации, предложенной В.Гергиевым. Опера предстала во всем своем неувядаемом блеске, более актуальной и современной, чем иные опусы композиторов наших дней.
Не только качество музыкального материала, но и его мастерское воплощение Шостаковичем поражает до сих пор. Такие оркестровые изюминки оперы, как знаменитый антракт между 3-й и 4-й картиной для ансамбля ударных, остроумный диалог первой скрипки и тромбона в начале 4-й картины, песня Ивана в сопровождении балалайки и флексатона в 7-й картине... Эта партитура содержит россыпи удивительных находок, ни одна из которых не осталась без внимания музыкантов – все прозвучало рельефно, живо, с прекрасным ощущением иронично-гротескного стиля композитора. Впрочем, гротеск здесь порой трансформировался в фантасмагорию, когда, по блистательному определению В.Набокова, "самая безвредная фраза вдруг взрывается кошмарным фейерверком... когда человек садится в экипаж, но это вовсе не тучный, хитроватый, задастый мужчина, а ваш Нос...".
Всю эту странновато-причудливую петербургскую атмосферу великолепно разыграли и певцы, состав которых показался очень убедительным. В известной постановке Б.Покровского и Г. Рождественского в Камерном театре каждый артист исполнял по нескольку партий (насколько позволяло либретто). Здесь даже самой проходной роли полагался свой исполнитель. И оставалось только по-хорошему завидовать тому количеству великолепных голосов, которым сейчас располагает Мариинка. Ну, скажите, какой оперный театр найдет сразу четыре отличных тенора на ведущие партии – Сергей Семишкур (Нос), Михаил Латышев (Иван), Андрей Попов (Квартальный), Евгений Страшко (Ярыжкин). Артистичен и ярок был баритон Владислав Сулимский в роли Ковалева. Правда, здесь сказалась и оборотная сторона концертного исполнения – оркестр, сидящий на сцене, порой перекрывал солиста. Кроме того, не всегда была ясной дикция – хотя, возможно, это издержки акустики БЗК. Тем не менее запомнились дуэтные сцены Ковалева и Ивана (7-я картина), сценка с Доктором (9-я картина), где эффектно выступил ведущий бас Мариинки Геннадий Беззубенков. Ну а многофигурные картины – такие, как "Газетная экспедиция", "Станция дилижансов", наконец финал оперы – заставили пожалеть об отсутствии визуального ряда, который естественным образом дополнил бы выразительные краски певцов и оркестра.
27.04.2006
Источник: Культура
