В истории русской христианской духовности преподобный Нил Сорский занимает особое место. Религиозный мыслитель, идейный вдохновитель движения нестяжателей, признанный духовный писатель, он оставил в своих сочинениях благое наставление идущим по пути восхождения духа.
Родился Нил Сорский около 1433 г. По одним данным, он был выходцем из крестьян, по другим – происходил из боярско-дворянского рода Майковых. Его мирское имя – Николай Майков. Известный русский поэт Аполлон Майков считал этого христианского подвижника одним из своих предков.
Приняв монашеский постриг с именем Нил, бывший переписчик книг отправился по святым местам. Ему довелось побывать в Константинополе, Палестине, на Афоне. Нил сравнивал себя с пчелой, перелетающей с одного цветка на другой в поисках сладчайшего нектара. Он изучал "вертоград христианской истины", где только и можно отыскать путь праведного жития.
Вернувшись на родной Север, Нил мог жить обычной монастырской жизнью в общине братьев или стать анахоретом, монахом-отшельником. Но ему была уготована особая стезя. Он основал скит на реке Соре, недалеко от Кирилло-Белозерского монастыря (по названию речки он и стал Сорским). Жизнь в скиту вместе с двумя-тремя братьями-монахами напоминала монастырский уклад, а с другой стороны, давала духовную свободу, возможность для глубоких размышлений и сосредоточенных молитв.
Там, в северной чащобе, в уединённых раздумьях и постоянных молитвах, и вызрело его учение о нестяжательстве. Ученики и единомышленники Нила, которых привлекал умственный труд и которые стали селиться неподалёку от старца, составили одно из первых на русской земле сообществ христианских интеллектуалов, людей, любящих думать, писать, переписывать старинные книги, переводить греческие рукописи. Вокруг Нила сгруппировалась настоящая "учёная дружина" христианских мудрецов, мыслителей, отличавшихся широкими познаниями и христианским добронравием.
Нил Сорский очень многое воспринял от византийских мыслителей Симеона Нового Богослова и Григория Паламы. Следуя их идеям, он учил монахов сосредоточенности на внутренней жизни, умеренности, дисциплине духа и плоти – это условия нравственного совершенствования и монашеского подвига. Источником духовных сил для такого подвига Нил считал Священное Писание и вменял каждому монаху неустанно изучать его. Сам он был большим знатоком Писания, богословской литературы, трудов Отцов Церкви. Начитанность сочеталась в нём с ярко выраженной способностью к критическому восприятию богословских текстов.
Дошедшие до наших дней сочинения Нила Сорского – "Устав скитского монашеского жития", "Предания ученикам своим о жительстве скитском", "Завещание" и др. – отличают нравственно-этический пафос, одухотворённость, тонкий психологизм. Нил неустанно проповедует соблюдение меры во всём. Для русского человека, ни в чём не ведающего меры, эти наставления более чем важны. Нил ратует за воздержание от излишеств, выступает за смирение и нестяжание, призывает духовенство к отказу от роскоши, от владения землёй и крестьянами. Он считал, что внешнее оформление богослужений должно быть сдержанным, осуждал все виды церковной роскоши, золотые украшения, блеск и пышность парчовых облачений. По его глубокому убеждению, храмы не должны быть собраниями архитектурных, скульптурных и живописных украшений, которые своим великолепием отвлекают взоры верующих.
По мнению философа Георгия Федотова, составленный Нилом "Устав скитского монашеского жития" мало напоминает устав в привычном понимании этого слова и этого жанра. Он скорее похож на трактат по православной аскетике. А послания Нила – это истинное исповедание веры, в них он делился с братьями личным религиозным опытом и в первую очередь опытом христианской любви. Нил Сорский считал, что сила молитв, любви и наставлений способна изменить всю русскую жизнь. Он верил, что жизнь преобразуется изнутри, а не извне. Эта убеждённость заставила его отказаться от высоких постов, которые ему предлагал Иван III.
Сторонники идей Нила Сорского называли его "великим старцем". После его смерти Иван IV велел поставить на месте его скита каменную церковь. Ярким свидетельством общего признания подвижнического подвига Нила Сорского стала его канонизация Русской Православной Церковью.
Созерцатель по натуре, человек высокой, утончённой духовности, Нил Сорский создал учение, в сердцевине которого лежит концепция евангельской духовности. Русский религиозный мыслитель Николай Лосский в ХХ в. так характеризовал природу духовности: "Под словом "духовное" мы разумеем всю ту непространственную сторону бытия, которая имеет абсолютную положительную ценность. Отсюда следует, что всё духовное, будучи воплощено, всегда имеет ценность красоты. Таковы, например, святость, осуществление нравственного добра, искание и открытие истины и т. п.". (Лосский Н. О. Мир как осуществление красоты. Основы эстетики). Это определение вполне согласуется с пониманием духовности в богословии Нила Сорского.
Евангельская духовность, в самом широком, общем смысле, – это укоренённость человека в мире библейских, и в первую очередь новозаветных, ценностей, смыслов и норм. Она не задана человеку, а представляет собой чистую возможность. В осуществлении этой возможности определяющую роль играет церковно-христианская среда.
"Что посеет человек, то и пожнёт: сеющий в плоть свою от плоти, пожнёт тление; а сеющий в дух от духа пожнёт жизнь вечную" (Гал 6. 7–8). Человек духовный – антипод плотского человека – обладает качествами, позволяющими ему возвышаться над ограниченностью повседневного земного существования, выходить в сферу высших смыслов и ценностей, в область евангельских идеалов истины, блага, справедливости. Человек духовный способен сам налагать на себя ограничения, отвергать искушения и соблазны и тем самым заботиться о спасении своей души. Путь ко спасению пролегает, по мнению Нила Сорского, через "внутреннее делание", через постоянное "трезвение сердца", отдаляющее душу от мелкой житейской суеты, помогающее ей постепенно восходить по ступеням духовного труда и тем самым преодолевать греховность своей природы. От души требуется постоянная бдительность, препятствующая проникновению чужеродных мыслей, всевозможных домыслов, искушающих разум, соблазняющих сердце и грозящих гибелью.
Суть евангельской духовности отчётливо проступает в учении Нила Cорского об "умном делании", под которым он понимал сложную внутреннюю работу человеческого духа. Эта работа, составляющая главный смысл иноческого подвига, предполагает три восходящие ступени духовного труда: безмолвие, дисциплину молчания, "умную молитву" и созерцание ("видение") Бога, внутреннее единение с Ним. По этим ступеням дух восходит выше и выше, всё дальше отдаляясь от мирской суеты.
Безмолвие-молчание Нил понимал как свободу ума от каких бы то ни было помыслов. Ни злые, ни благие, ни нейтральные помыслы не должны занимать человека, погружённого в молчание. Как утверждал Симеон Новый Богослов, по стопам которого Нил следовал в этом вопросе, "безмолвие есть искать Господа в сердце, т. е. умом блюсти сердце в молитве, и этим одним быть всегда заняту".
Молчальничество, исповедуемое и практиковавшееся "заволжскими старцами" (так называли приверженцев учения Нила, живших рядом с ним), следует рассматривать как одну из разновидностей аскезы. Обычно под аскетизмом понимались большей частью ограничения, касающиеся физических потребностей, – пост, бдение, воздержание, целомудрие и др. Все они требовали преодоления естественных наклонностей человеческой природы и расценивались как добродетели, помогающие подвижнику преодолевать искушения и соблазны.
Безмолвие (молчальничество), которое практиковал Нил, предполагало не умерщвление плоти, а умерщвление греховных побуждений и состояний духа. Достигалось это состояние тяжёлой, упорной борьбой с самим собой и с искушениями. И если это удавалось, подвижник начинал чувствовать, что его душа, освободившаяся от бремени суетных желаний, готова к тому, чтобы приступить к следующему важному делу – умной молитве.
Противостояние лукавым помыслам Нил считал одним из наиболее трудных дел. "Если кто, – писал он, – немедленно не отразит лукавого помысла, но несколько с ним собеседует, – удержит его в себе на некоторое время, и враг уже будет налагать на него страстное помышление; то пусть всячески старается противопоставить ему помыслы противные – благие или – преложить его на благое".
Коварство лукавых помыслов состоит в том, что они способны вторгаться в человеческий ум в самые неподходящие моменты, например, во время молитвы. Нил внимательно исследует эту проблему. "Пленение, – рассуждает он, – есть невольное увлечение нашего сердца к нашедшему помыслу или постоянное водворение его в себе – совокупление с ним, отчего повреждается наше доброе устроение. В первом случае, когда умом твоим овладевают помыслы и он насильно – против твоего желания – уносится лукавыми мыслями, ты вскоре, с Божией помощью, можешь удерживать его и возвращать к себе и к делу своему. Второй случай бывает тогда, когда ум, как бы бурею и волнами подъемлемый и отторженный от благого своего устроения к злым мыслям, уже не может прийти в тихое и мирное состояние. Это обыкновенно происходит от рассеянности и излишних неполезных бесед".
Ум и сердце, стремящиеся к достижению состояния полной отрешённости, обретают взамен отторгнутого мира земной суеты самое драгоценное – состояние свободы от соблазнов, искушений и порочных страстей.
С особым вниманием Нил исследовал природу страстей – в них он видел одно из главных препятствий, преграждающих духу путь восхождения к Богу. Страсть он определяет так: "...такая склонность и такое действие, которые, долгое время гнездясь в душе, посредством привычки обращаются как бы в естество её. Человек приходит в это состояние произвольно и самоохотно; тогда и помысл, утвердясь от частого с ним обращения и сопребывания и согретый и воспитанный в сердце, превратясь в привычку, непрестанно возмущает и волнует его страстными внушениями, от врага влагаемыми". И далее: "Страсть есть долговременное и обратившееся в привычку услаждение страстными помыслами, влагаемыми от врага и утвердившимися от частого размышления, мечтания и собеседования с ними. Это уже есть рабство греху, и не покаявшийся, не извергший из себя страсть подлежит вечным мукам. Здесь потребна уже великая и напряжённая борьба и особенная благодатная помощь, чтобы оставить грех".
Страсть овладевает человеком, когда архивраг рисует в его душе образы тех или иных вещей и лиц и одновременно воспламеняет желанием, подталкивает к "исключительному люблению их, так что – волею или неволею – человек мысленно порабощается ими". Причиной этого бывает слишком продолжительное внимание к предмету и небрежное отношение к своим душевным состояниям.
Когда излишне пылкие или непотребные желания овладевают человеком, ему надлежит каяться и усердно молиться о том, чтобы Бог освободил его от тирании таких желаний. Дурны не столько влечения сами по себе, сколько нераскаянность души, её неспособность противопоставить им нечто более высокое и богоугодное. "Возьмём, например, – говорит Нил, – страсть блудную: кто борим этой страстью к какому-либо лицу, тот пусть всячески удаляется от него, удаляется и от собеседования и от сопребывания с ним и от прикосновения к его одежде и от запаха её. Кто не соблюдает себя от всего этого, тот образует страсть и любодействует мысленно в сердце своём; сказали отцы: он сам в себе возжигает пламя страстей и, как зверей, вводит в душу свою лукавые помыслы".
Того, кто не способен бороться со своими многообразными порочными желаниями, кто не пытается противостоять искушениям и соблазнам, поджидают многочисленные мелкие и крупные грехопадения.
У каждого грехопадения есть своя логика, оно совершается либо сразу, либо "с постепенностью". Нил обозначает несколько этапов соскальзывания в пропасть греха. Первый из них он называет "прилогом", когда греховные представления и желания вторгаются в душу помимо воли человека, а в роли посредника выступает воображение. В том, что происходит, ещё нет ничего предосудительного и греховного. Это ещё не сам грех, а только повод для него, близость к нему. Состояние "прилога" было известно и святым. Они непрерывно, неустанно боролись за свободу от власти греховных помыслов. Победу над лукавыми и страстными помыслами гарантирует отсечение "прилога" в самом начале. Как только тот обнаружился, необходима безотлагательная молитва, чтобы на корню уничтожить "прилог", "самую мать злых исчадий".
За "прилогом", учит Нил, следует вторая ступень, именуемая "сочетанием" или "сложением". Происходит принятие "прилога", соблазн превращается в предмет целенаправленных созерцаний и размышлений. В этом уже есть элементы греховности, поскольку душа начинает как бы услаждать себя картинами, которые рисует воображение, а ум получает удовольствие от мысленных бесед с самим собой по их поводу. Если в такой момент не покаяться и не призвать Господа на помощь, душа может оказаться в полной зависимости от этих воображаемых картин и мысленных бесед.
И тогда, чтобы вырваться из плена, понадобятся огромные усилия. Нил обращает особое внимание на необходимость обращения к помощи Божией. Без неё человек почти обречён стать жертвой лукавого и потонуть в пучине греховных помыслов.
В духовной брани против лукавого на первое место Нил ставит молитву к Богу и призывание Его святого имени. Необходимы и памятование о грядущей смерти и Страшном Суде, внутреннее слёзное сокрушение, охранение себя от злых посылов. Вслед за этим Нил указывает безмолвие. Общее правило, сформулированное Нилом, требует применять каждое из указанных занятий и действий сообразно месту и времени – это поможет сохранить внутреннее равновесие и быстрее справиться со злом.
Главное средство духовной брани с неблагими помышлениями – умная молитва, то есть молитва, предназначенная для ума и души, помогающая "ум блюсти в сердце". Умная молитва служит величайшим утешением молящемуся.
Благодаря молитвам дух обретает глухоту относительно лукавых помыслов, перестаёт их воспринимать. А для этого следует постоянно, где бы ты ни находился, чтобы ни делал, шёл ли, стоял, сидел, лежал, взывать: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного!" Византийский подвижник Григорий Синаит рекомендовал при необходимости употреблять сокращённые варианты этой молитвы: "Господи, Иисусе Христе, помилуй мя" или "Сыне Божий, помилуй мя".
Тот же Синаит, высокий авторитет для Нила Сорского, советовал молящемуся: "Если ощущаешь, что молитва действует в твоём сердце, не перестаёт производить в нём движения, не оставляй её и не восставай на пение псалмов, пока, по смотрению Божию, она не оставит тебя; ибо, так поступив, ты оставил бы Бога внутрь, стал бы призывать Его вне себя и спустился бы сверху вниз. Таким образом ты и молитву упустишь и ум лишишь тишины его, тогда как безмолвие, по самому имени своему, требует, чтобы хранить его, т. е. ум, в мире и тихом спокойствии: Бог есть мир, чуждый всякого смущения и беспокойства. А чтобы при делании умной молитвы не впасть в прелесть, не допускай в себе никаких представлений, никаких образов и видений..." (цит. по: Нил Сорский. Устав о скитской жизни. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1991).
Если этих усилий окажется недостаточно, надо произносить молитву вслух, долго, с неиссякаемым терпением. И даже если чувствуешь изнеможение, всё равно призывай Бога и продолжай, и Он тебя услышит и придёт на помощь.
Для Нила очень важна духовная практика "соработничества" человека и Бога. Задача человека в том, чтобы быть смиренным перед Богом, доверять Его благой воле и мудрости, без ропота всё принимать от Него и при этом понимать, что не только от Бога, но и от его собственных усилий зависят и победа над конкретными лукавыми помыслами, и общее дело спасения в целом.
На Руси и до Нила Сорского были подвижники и мыслители, тяготевшие к созерцательному мировосприятию. Но в личности и учении Нила мистическая созерцательность воплотилась во всей полноте. Он подвёл под этот христианский идеал богословские и нравственно-этические основания и предпринял неординарные усилия, попытавшись провести этот идеал в жизнь, продемонстрировать его преимущества.
Для Нила было важно, что созерцание, протекающее в молчании и имеющее вид глубокого погружения духа в избранный предмет, не обязательно должно облекаться в словесные формы. Нил отвергал "многоглаголание", ставил мудрое недеяние выше суетного активизма. Он высоко ценил молитвенное созерцание, когда перед внутренним взором молящегося открывается высшая, божественная реальность, которую невозможно узреть земными очами. В подобных молитвенных взлётах, учил Нил Сорский, душа благоговеет, а дух восходит на вершины богопознания и миропонимания, к которым нельзя приблизиться никакими иными путями.
Духовный опыт Нила Сорского был не только его личным достоянием. Он охотно делился им с братьями во Христе. Старец был для учеников источником неиссякаемой братской любви. В его обращении всегда было много добрых и даже нежных слов: "любимый мой во Христе брате и вожделенный Богу паче всех" или "присный мой любимый" и т. п.
Когда Нил изредка покидал скит ради какого-нибудь значительного церковно-общественного дела, он и в миру демонстрировал эту свою способность к любви, состраданию и милосердию по отношению к братьям-христианам. Именно в этом ключе христианской любви строилась его позиция в защите тех русских богоискателей, которых иосифляне называли "жидовствующими" (подробнее см. в "ИиЖ" № 12/95. – Ред.).
Нилу удавалось без затруднений исполнять евангельскую заповедь: "возлюби ближнего твоего, как самого себя" (Мк 12. 31). Секрет бестягостности этой любви был для него прост: любовь к Богу наделяла его способностью любить людей и, наоборот, – любовь к людям способствовала возрастанию его любви к Богу. Он глубоко чувствовал правоту слов: "не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?" (1 Ин 4. 20). Отмеченный печатью Божьих благословений, Нил Сорский служил светочем любви в мире жёстких нравов народа, пребывавшего ещё только в поиске цивилизованных форм государственного общежития.
Санкт-Петербург
