На протяжении ряда последних лет в российском обществе идет достаточно острая полемика во вопросу о роли и месте Русской православной церкви (РПЦ) в жизни современного российского общества и об ее отношении к современному российскому государству. Очередной импульс ей придал недавно закончившийся в Москве X Всемирный русский народный собор (ВРНС), на котором видные иерархи РПЦ выступили с доктриной прав и достоинства человека. В ней утверждается, что концепция прав и свобод человека, принятая странами, образовавшимися после распада СССР в 1991 г., в качестве центральной нормы общественно-политических отношений, заимствована с Запада и не подходит для России. Этой концепции прав человека идеологи РПЦ предлагают противопоставить свою, основанную на признании того, что "православная традиция является культуре-образующей для русской цивилизации", причем в пропаганде этих "самобытных" идей они явно рассчитывают на помощь и поддержку со стороны государства. Конечно, мнение собора и принятые им резолюции номинально нельзя отождествлять с официальной позицией РПЦ. Тем не менее они прекрасно вписываются в ту политику, которую ее верхушка целенаправленно проводит в последние годы.
О чем здесь, собственно говоря, идет речь, каковы ставки в политической игре вокруг таких тонких материй, как "духовность" и "нравственность"? Нам говорят, что цели, которые руководство РПЦ и православная общественность при этом преследуют, – самые благие: возрождение нравственности, повышение духовности, увеличение рождаемости, обуздание наркомании и преступности и т.д. Известно, однако, что благими намерениями зачастую вымощена дорога в ад. Если не мудрствовать лукаво, как нам обычно и советуют люди духовного звания, то со стороны верхушки РПЦ речь идет о попытке придать РПЦ положение привилегированной религиозной конфессии, приоритетно пользующейся символическим признанием и материальной поддержкой российского государства, о превращении церкви в силу, призванную руководить и направлять морально-практическую жизнь граждан России. По сути дела, речь идет о возобновлении пресловутой "симфонии государства и церкви".
Надо сказать, что политический язык знает одно превосходное название той политики, которую пытаются проводить нынешние иерархи РПЦ при молчаливом попустительстве, а зачастую – при благосклонном поощрении властей. Эта политика есть не что иное, как клерикализм, который (позволю себе процитировать Владимира Ленина) представляет собой "течение, стремящееся к усилению влияния церкви или к господству ее в политической и культурной жизни". Одна из главных ставок в этой борьбе – овладение и контроль над институтами государственной власти с целью их использования для пропаганды религиозных идей. Что касается современного российского государства, то оно – по крайней мере в лице ряда своих государственных деятелей – относится к этому "удушению в объятьях" достаточно благосклонно, хорошо отдавая, по-видимому, себе отчет в том, что при беспрецедентно низком уровне доверия граждан РФ к государству, его институтам и работающим в этих институтах чиновникам легитимационныи потенциал такой уважаемой в обществе силы, как церковь, будет для них совершенно нелишним. Кроме того, противопоставление "плохой" концепции прав человека, пришедшей с Запада, и "хорошей" концепции прав и достоинства человека, основанной на традиционных религиозных ценностях, вполне укладывается в политику нынешних российских властей, видящих в концепции прав человека инструмент вмешательства западных стран во внутренние дела России с целью ограничения ее суверенитета.
Парадоксальность сложившегося положения заключается, однако же, в том, что современное национальное государство, родившееся в горниле европейской истории Нового времени, базисные принципы которого воплощает в себе и нынешняя российская государственность, в принципе не подходит для реализации политики, столь милой сердцу православной общественности. Современное государство есть светский политический институт, нейтральный в мировоззренческом отношении. Безусловно, если смотреть на вещи в исторической ретроспективе, то общества традиционного типа, будь то античное и средневековое, конечно же, не знали разделения морали и права, характерного для современного общества. Идет ли речь об античном полисе или средневековом королевстве или церкви, все эти формы совместной жизни выступали в роли того социального контекста, в котором люди преследовали единое человеческое благо и которые поэтому имели крайне мало общего с современным обществом, где отдельные индивиды ищут своего частного блага. Положение, однако, принципиально меняется тогда, когда в обществе отсутствует общая, разделяемая всеми его членами концепция благой жизни. В условиях, когда жизнь общества, как это, в частности, имеет место в современной России, характеризуется моральным плюрализмом, основанным на сосуществовании друг с другом несовместимых концепций благой жизни, государство уже не может выступать в качестве института, ориентирующего своих членов на поиск общего блага. Оно неизбежно превращается в нейтральный в мировоззренческом отношении институт, призванный регулировать отношения между гражданами с помощью системы правовых норм. Правительство и закон должны занимать нейтральную позицию по отношению к соперничающим концепциям благой жизни, а функции правительства должны ограничиваться поддержанием правопорядка, но они никак не могут распространяться на проведение в жизнь какого-либо определенного морального мировоззрения.
К чему в таком случае может привести политика сращивания государства и церкви, активно проводимая верхушкой РПЦ и рядом высших чиновников российского государства? На наш взгляд, ее результатом будет если не полная дискредитация, то серьезное размывание конституционных основ нынешней российской государственности. Речь в данном случае идет прежде всего о том, что, согласно Конституции РФ, российское государство является правовым, демократическим и светским, тогда как политика "симфонии государства и церкви" носит ярко выраженный неправовой, недемократический и клерикальный характер. Иными словами, в своем нынешнем виде она несет прямую угрозу светским, демократическим и правовым основам современного российского государства и общества. Светским – потому, что при всех своих заявлениях об обратном на деле РПЦ пытается добиться духовной монополии на истолкование морально-практической жизни общества, сделать одну из множества наличных в нашем обществе концепций благой жизни господствующей, причем в этом своем стремлении она настойчиво пытается заручиться помощью и поддержкой российского государства, его должностных лиц и институтов. Подобная практика поощрения государством какого-то одного образа жизни, основанного на одной из существующих в обществе концепций блага, в случае своего проведения в жизнь носила бы явно дискриминационный по отношению к иным концепциям благой жизни характер, и потому она является совершенно неприемлемой.
Эта политика является также явно антидемократической потому, что, не отдавая (или не желая отдавать) себе отчета в природе современного государства, РПЦ пытается воспользоваться его возможностями и институтами для того, чтобы проводить через них обязательную для всего населения страны и в этом смысле безусловно принудительную по своему характеру религиозную индоктринацию граждан страны без всякого на то их желания или соизволения. В данном случае речь, безусловно, не идет об отрицании права любой религиозной конфессии или церкви проводить воспитательную и образовательную работу со своей паствой и создавать для этого соответствующие институты и учреждения – например, воскресные школы или религиозные колледжи или университеты. Однако подобная образовательная и воспитательная политика должна осуществляться церковью своими собственными силами и за свой собственный счет, а не за счет государства и через его институты.
Наконец, та клерикальная политика сращивания государства и церкви, которая настойчиво навязывается нам со стороны верхушки РПЦ и при активной поддержке небольшой, но амбициозной группы околоправославных публицистов, носит явно антиправовой характер в том смысле, что она нарушает фундаментальный принцип равенства граждан перед законом, причем нарушает его дважды. А именно, речь идет о нарушении конституционного принципа равенства всех конфессий перед законом, чего нынешние православные радикалы пытаются добиться за счет активного использования в своей риторике не имеющих ничего общего с практикой светского и правового государства принципов приоритета "традиционных конфессий" над всеми остальными, которые автоматически объявляются "не нашими", "пришлыми", проповедующими "нетрадиционную (религиозную) ориентацию" и т.д. Речь, таким образом, идет о создании такого конфессионального режима, при котором "традиционные религии", и прежде всего РПЦ, могли бы занять привилегированное положение в обществе. Однако на этом аппетиты наших православных радикалов не останавливаются. Они не только хотят при помощи и поддержке государства оттолкнуть от окормления своей паствы потенциальных конкурентов на рынке религиозных услуг, но и навязать свое видение морали и благой жизни и всем прочим гражданам страны, в том числе и тем, которые не исповедуют никакой религии или же являются стихийными или сознательными атеистами и при этом апеллируют к государству и его институтам.
Безусловно, диалог государства и РПЦ по насущным вопросам нашей современной жизни является делом полезным и необходимым. При этом, однако, должны в неприкосновенности сохраняться такие фундаментальные принципы современного государства, как его светский характер и его нейтральность в мировоззренческом отношении. В противном случае отношения российского государства и РПЦ будут чем дальше, тем больше противоречить духу и букве Конституции РФ, в которой совершенно четко и определенно говорится, что ни одна религия не может быть государственной и что все религиозные объединения и конфессии отделены от государства и равны перед законом. Когда иерархи РПЦ и околоправославные публицисты говорят о том, что доктрина светского государства не должна выступать в роли препятствия для проникновения церкви в образование, СМИ, силовые структуры и т.д., они явно и зачастую совершенно беззастенчиво лукавят, чего вроде было бы весьма странно ожидать от людей, которые, с одной стороны, называют себя православными, а с другой – консервативными интеллектуалами. Принципы светского характера государства в том виде, в каком они постепенно кристаллизовались в философии XVII в. и эпохи Просвещения и после кровавой Французской революции, получили свое воплощение в конституционной практике современных, прежде всего европейских, государств в последние полтора столетия и включают несколько основополагающих положений. Эти принципы, закрепленные, как правило, в Конституции, основном законе страны, и иных законодательных актах, предполагают гарантии свободы вероисповедания всем религиозным конфессиям, а не только так называемым традиционным, при этом государство не берет на себя никаких обязательств по материальному обеспечению деятельности этих конфессий. Религия при этом понимается как частное дело каждого отдельно взятого человека, при этом гарантированная государством свобода совести предполагает права граждан не только исповедовать какие-либо религиозные убеждения, но и вообще не иметь таковых, то есть быть религиозно индифферентным человеком или же придерживаться атеистических убеждений. Принцип светского характера государства и его отделения от церкви предполагает также, что в государственных образовательных учреждениях, от начальной до высшей школы, не допускается преподавания каких-либо религиозных дисциплин, будь-то в нашем случае "Закон Божий" или "Основы православной культуры". Нетрудно заметить, что именно эти базисные принципы современных западных государств и являются главной целью атак православных идеологов.
В XX в. принципы веротерпимости были буквально выстраданы нашей страной, и потому отказ от воинствующего атеизма в качестве государственной политики (первые признаки этого были заметны уже в поведении сталинского руководства во второй половине 1930-х и 1940-х гг.) вовсе не должен служить поводом для того, чтобы заменить его политикой воинствующего православного, или исламского, или какого-либо иного клерикализма. Можно вспомнить слова одного замечательного философа нашего времени, как-то высказавшего мысль о том, что к самым отвратительным последствиям приводит вовсе не страстная приверженность добродетели как таковой, в том числе и религиозно понятой, но определенные институциональные стратегии ее политической реализации, в том числе и те, которые пытаются сделать проводником определенной религиозной идеологии и свойственного ей видения человеческого блага современное государство (А. Макинтайр). Единственным следствием политики сращивания государства и церкви в таких условиях будет вовсе не чаемое возрождение "нравственности" и "духовности", а "кошмар злого добра", в принудительном порядке навязываемого гражданам страны через совершенно не предназначенные для этого институты современного государства.
26.06.2006
Источник: Политический журнал
