Русская духовная миссия в Китае

Христианство в Китае имеет многовековую историю, начало которой, согласно легендам, положено апостолом Фомой, а по научным данным – несторианским епископом Алобэнем, прибывшим в Поднебесную около 635 года. В XIX столетии к именам проповедников христианства в этой великой азиатской стране добавилось имя о. Иакинфа (Бичурина).

Распространение христианства в Китае происходило поэтапно. XIII век ознаменован проникновением сюда католичества в лице францисканцев и православия. Но если францисканцы были первыми миссионерами, прибывшими в Срединную Империю, то православные – пленными, захваченными в результате противостояния Руси и монголо-татар. Дело в том, что Китай в ту пору, во времена правления династии Юань, являлся частью империи монголов, и представителям многих покорённых ими народов выпала возможность побывать в Поднебесной, а некоторым – даже быть зачисленными в ханскую гвардию. Так в Китае появился охранный русский полк, прославившийся верноподданностью.

В XVI–XVII вв. по Китаю прокатилась новая волна христианских идей. В католической среде инициативу перехватили иезуиты. Путь в Азию им проложил один из основателей ордена – Франциск Ксаверий, проповедовавший в Японии и умерший на границе с Китаем. Его дело было успешно продолжено Маттео Риччи, Иоганном Адамом Шаллем фон Беллом, Фердинандом Вербистом, чьи имена прочно вписаны в историю христианства. Устремившимся вслед за иезуитами и пытавшимся соперничать с ними францисканцам и доминиканцам не удалось повторить их успехов.

Православие же в Китае XVI–XVII вв. вновь суждено было представлять пленным. Российских казаков, потянувшихся в приграничный с Китаем регион, интересовала земля. По прибытии "на места" они активно строили поселения и устраивали вылазки, не боясь заходить и в китайские владения. Около 1650 г. они взяли даурский город Албaзин, на месте которого возникло очередное поселение. Во время китайско-русских столкновений город несколько раз переходил из рук в руки и в итоге пал. Пленные албaзинцы стали подданными китайской империи, а в Пекине был сформирован новый русский полк. Вскоре появилось и поселение, всех жителей которого впоследствии стали именовать албaзинцами, независимо от того, были они изначально таковыми или нет. Сперва они ходили в католический храм, в котором был один православный образ, затем переоборудовали в церковь буддийскую кумирню.

В 1696 г. был освящён первый китайский православный храм, а в 1700-м Пётр I издал указ об учреждении миссии. В начале 1716 г. первая Русская духовная миссия прибыла в Пекин. Она стала не только самой ранней русской миссией, но, пожалуй, и одной из самых успешных.

Всего с 1716 по 1933 г. в Китай было направлено 20 миссий. Основанная для здешних албaзинцев, с течением времени Русская духовная миссия стала единственным звеном, связывающим два государства, центром изучения Китая. На протяжении почти 150 лет (до 1861 г., когда было открыто российское посольство) она выполняла дипломатические функции. В какое-то время миссия оказалась единственным иностранным представительством на территории Китая: официально иностранные представительства стали появляться в этой стране лишь после серии Тяньцзинских договоров, заключённых между Срединной Империей и странами Запада в 1858 г.

Вплоть до XIX в. русские миссионеры могли вести проповедь только среди албaзинцев, оставаясь при этом единственными "легальными" проповедниками в Китае после запрета там христианства в 1724 г.

Русская духовная миссия в Китае просуществовала до 1950-х гг., перенеся множество испытаний, явив миру и мучеников-исповедников, и множество учёных мужей. Так, во главе девятой миссии, которая отправилась в эту страну в 1807 г., стоял человек, фактически заложивший основу русской китаистики, – Никита Яковлевич Бичурин, он же монах Иакинф.

Научно-исследовательскую деятельность РДМК делят на два периода – "добичуринский" и "бичуринский", причём к первому можно отнести только начальный этап (XVIII – начало XIX в.). В ту пору начинает складываться источниковедческая база. Выходят работы начальника 2-й миссии Антония (Платковского), пытавшегося создать первый китайско-русский словарь, ученика этой же миссии И. Россохина, первого исследователя Китая, открывшего дорогу переводам с китайского и маньчжурского языков. Он занимался переводами сочинений по истории и географии страны, конфуцианских трактатов, учебных трудов, документов о войнах между китайцами и ойратами и т. п.

Продолжателем дела Россохина стал ученик 3-й миссии А. Леонтьев, составивший русско-маньчжуро-китайский разговорник. Гервасий Ленцовский, стоявший во главе 4-й миссии, занимался лексикографическими работами. На этом этапе начал трудиться и Пётр (Каменский), занявший впоследствии пост главы 10-й РДМК.

К сожалению, большинство трудов, созданных на первом этапе, осталось пылиться в рукописях, к тому же оригинальных работ, в отличие от переводов, было не много. Однако накопленный опыт создал предпосылки для деятельности Н. Я. Бичурина.

Во второй половине XIX в. изучение Востока продолжалось на базе, заложенной Бичуриным. С миссиями стали регулярно посылать художников, врачей, представителей других областей знания и культуры. Появились труды иеромонаха Палладия Кафарова и магистра В. П. Васильева.

В конце XIX – начале XX в., невзирая на огромные исторические изменения, происходившие в мире, священники Исайя (Поликин) и Иннокентий (Фигуровский) продолжали работу по составлению словарей, а Алексий (Виноградов) – изучение религиозных систем...

Что за человек был Бичурин, один из основателей русской синологии? Почему его называют выдающимся деятелем науки и культуры? Каков его вклад в отечественную ориенталистику?

Никита Яковлевич Пичуринский (этой фамилией подписаны два его стихотворения), в научной среде более известный как Никита Яковлевич Бичурин, а в церковной – как монах Иакинф, родился в 1777 г. в семье дьячка в селе Акулово Свияжской округи. Получил образование в Училище нотного пения в Свияжске, позже – в Казанской духовной семинарии, где после окончания учёбы и принятия пострига в 22 года преподавал грамматику и риторику.

В 1801 г. он назначается настоятелем казанского Иоанновского монастыря, вскоре, в двадцатипятилетнем возрасте, возводится в сан архимандрита и становится настоятелем Вознесенского монастыря близ Иркутска, членом консистории и ректором Иркутской духовной семинарии. Правда, уже через четыре года решением Св. Синода о. Иакинфа отстраняют от всех занимаемых им должностей и ссылают в Тобольск. Но настоятель Знаменского монастыря ничего предосудительного в жизни опального монаха, которому было запрещено даже носить крест и служить в церкви, поставленного под его надзор и поселённого с ним в одной келье, не нашёл. И, вопреки изначальному решению Св. Синода, по настоянию графа Головкина, направленного с посольством в Китай ещё в 1805 г., император Александр I назначает о. Иакинфа главой 9-й Русской духовной миссии в этой стране.

Руководить миссией о. Иакинфу предстояло около 14 лет – до августа 1823 г., когда решением консисторского суда он вновь отправляется в ссылку, на этот раз – в сане простого монаха, на постоянное место жительства в Валаамский монастырь. И только через три с лишним года Министерству иностранных дел удастся добиться перевода Бичурина в Петербург и причислить его к Азиатскому департаменту (переводчиком официальных бумаг, приходивших из Китая). Его поселили в Александро-Невской лавре, где ему и суждено было умереть в 1853 г. в возрасте 76 лет.

Вклад о. Иакинфа в русское да и мировое китаеведение трудно переоценить. Его перу принадлежит более 100 сочинений (из которых при жизни опубликовано всего 14). К сожалению, большинство исследований, например 16-томная история Китая с древнейших времён до середины XVII в., сохранилось только в рукописях. До сих пор нет полной библиографии его печатных трудов и подробного перечня всех рукописей.

Из Китая он привёз 12 ящиков книг на китайском и монгольском языках (история Китая в 43 томах, труды по истории династий Цзинь, Ляо, Юань, истории монголов, "Четверокнижие", китайские и монгольские словари и многое другое); ящик собственных рукописей; ящик с красками; 6 трубок с картами и планами... И это лишь фрагмент его научной деятельности. Долгие годы ему предстояло работать на ниве отечественного востоковедения, занимаясь переводами, создавая труды по истории, культуре, географии, медицине и, естественно, религиям народов Азии.

Вот только некоторые из его опубликованных трудов:

"Описание Тибета" (комментированный перевод "Вэйцзан туши", первая в Росии книга о Тибете);

"Записки о Монголии" – его первый оригинальный труд, частью основанный на путевых заметках, включающий "статистическое обозрение Монголии" и снабжённый приложением о происхождении новых народов и слова "татары";

"Описание Чжунгарии и Восточного Туркестана в древнем и нынешнем состоянии", опирающееся на три перевода с китайского, с алфавитным указателем древних географических названий, соотнесённых с современными Бичурину;

"История первых четырёх ханов из дома Чингисова" – на основе переводов с китайского;

"Описание Пекина" – ради точности он исходил весь город, отмеряя расстояние шагами;

"История Тибета и Хухунора с 2282 г. до н. э. и по 1227 г. н. э."...

В 1830-х гг. Бичурин осуществил любопытный проект – основал Кяхтинское училище китайского языка. В него принимали православных детей всех сословий, начиная с 10 лет. Училище просуществовало около 25 лет, а программы, пособия и словари, созданные Бичуриным для этого учебного заведения, легли в основу преподавания китайского языка в нашей стране.

Для широкого круга читателей были изданы бичуринские труды "Китай, его жители, нравы, обычаи, просвещение", "Статистическое описание Китайской империи" и "Китай в гражданском и нравственном состоянии" (эти книги получили новое рождение совсем недавно, в 2002 г.). Автор отправил в дар Казанской Духовной академии 168 книг, карт и рукописей на русском и европейских языках.

Последние 15 лет, преодолевая болезнь, о. Иакинф продолжал заниматься исследованиями. Он писал статьи "Первоначальное пришествие езуитов в Китай" и "Дом Чингисханов в Китае", задумал работу о походе "хуннов на Европу". В 1851 г. увидело свет его последнее крупное произведение – "Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии".

Простой монах Иакинф стал выдающимся учёным, лауреатом четырёх Демидовских премий, научным сотрудником Азиатского департамента MИДа, членом-корреспондентом РАН, действительным членом Азиатского общества в Париже и почётным членом Академий наук в Англии, Германии... Его печатали лучшие российские издания – "Отечественные записки", "Телескоп", "Сын Отечества", "Современник". На "литературных субботах", устраиваемых В. Ф. Одоевским, с ним встречались Пушкин, барон Шиллинг, графиня Ростопчина, Глинка, профессор химии Гесс, Лермонтов, археолог Сахаров, Крылов, Жуковский, Вяземский...

Монах Иакинф дружил с Зинаидой Волконской, директором императорской Публичной библиотеки и президентом Академии художеств А. Н. Олениным, с К. В. Нессельроде, возглавлявшим МИД, генерал-губернатором Восточной Сибири М. М. Сперанским, министром духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицыным. В кяхтинский период во время поездок по Забайкалью о. Иакинф встретился с декабристом Н. А. Бестужевым. Между ними установились тёплые отношения. Бестужев написал акварелью его портрет и подарил монаху чётки, сделанные из кандалов, будто бы сказав при этом: "Чую, будут они грузны для тебя, как и для нас тяжки были кандалы такие" (В. Пикуль. "Железные чётки").

Знакомство монаха с Пушкиным переросло в дружбу и сотрудничество. Известно, что в своей "Истории Пугачёва" Пушкин использовал упомянутое выше бичуринское "Описание Чжунгарии и Восточного Туркестана...", а также его работу "Историческое обозрение ойратов, или калмыков, с XV столетия до настоящего времени". На "Троесловие" ("Сань-цзы-цзин"), написанное стихами, с параллельным китайским текстом, Александр Сергеевич написал рецензию. Сохранились свидетельства о том, что монах звал великого поэта в экспедицию в район Халха-Монголии, на границу с Китаем. Кто знает, как сложилась бы судьба поэта, если бы его туда отпустили... О своей мечте принять участие в экспедиции Пушкин упомянул в известном стихотворении:

Поедем, я готов; куда бы вы, друзья,
Куда б ни вздумали, готов за вами я
Повсюду следовать, надменно убегая:
К подножию ль Стены далёкого Китая,
В кипящий ли Париж, туда ли, наконец,
Где Тасса не поёт уже ночной гребец,
Где древних городов под пеплом дремлют мощи,
Где кипарисные благоухают рощи,
Повсюду я готов. Поедем... но, друзья,
Скажите: в странствиях умрёт ли страсть моя?
Забуду ль гордую, мучительную деву
Или к её ногам, её младому гневу,
Как дань привычную, любовь я принесу?

Всё сказанное выше не исчерпывает богатства многогранной личности о. Иакинфа, значения его духовной и просветительской миссии, его вклада в мировую и русскую науку и культуру. Для этого человека, воплотившего в себе образ просвещённого монаха, слова "миссия" и "наука" писались с большой буквы. Его без всякой натяжки можно сравнить ещё с одним известным русским миссионером – св. Стефаном Пермским.

Этих подвижников объединяет сходство взглядов. В своё время (XIV в.), как отмечает А. В. Журавский, св. Стефан "поставил перед собой цель создать национальную зырянскую Церковь с богослужением на зырянском языке; для этого он создал зырянскую письменность и перевёл основные богослужебные книги". О. Иакинф не имел полномочий на подобные действия в Китае, но до нас дошёл его катехизис. "Стефан Пермский, – пишет Журавский, – не пожелал соединить дело крещения язычников с их обрусением". О. Иакинф, в свою очередь, всеми силами боролся против уничижения китайской цивилизации в сравнении с европейской. "Миссионерское дело Стефана уникально ещё и тем, – напоминает Журавский, – что в эпоху становления идеи русской национальной Церкви (русской религиозно-национальной идеи) и приоритета славянской письменности он смирил себя и своё национальное сознание перед национальной идеей другого – малого – народа". Не в подобной ли ситуации оказался и о. Иакинф, служивший в не менее сложный синодальный период в государстве, пытавшемся вести диалог с другим, на этот раз "большим" народом?

Такое сравнение по-иному высвечивает взаимоотношения о. Иакинфа с современниками. Для Синода и царской власти он был бунтарём, неизвестно по какой причине принявшим постриг (из-за безрадостного детства? неопределённого будущего? безответной любви?), человеком, контактировавшим с ссыльными и крепостными. Он укрывал бывшую крепостную под видом послушника в монастыре, за что отправился в первую ссылку. А во вторую – за продажу церковного имущества ради спасения Русской духовной миссии в Китае, оставленной царской властью без содержания во время войны 1812 г., и "нерадивое" исполнение миссионерских обязанностей. О. Иакинф был общественным деятелем, осуждавшим крепостное право, консерватизм как в церковной, так и в научной среде. Он был монахом, пробовавшим снять с себя сан, получившим отказ от Николая I, но подготовившим новое прошение. Он был человеком, переведшим "Генриаду" Вольтера, но соблюдавшим монашеский устав...

Труды о. Иакинфа (Бичурина) исследовали выдающиеся учёные. Ему посвящали романы, пьесы. Однако многие из интересовавшихся жизнью и деятельностью монаха (может быть, в силу идеологических установок царской, а потом и советской России) выделяли какую-либо одну черту его многогранной личности. Он виделся или выдающимся востоковедом, или "неудачником", нередко "еретиком", "богоборцем"... Критику в его адрес (как, впрочем, и в адрес РДМК) можно встретить и сейчас.

Интерес к личности и делу о. Иакинфа не ослабевает со временем: регулярно проводятся Бичуринские чтения, печатаются статьи, открыто несколько музеев. Примечательно, что в наше время с наследием русского монаха стали работать и китайские учёные. И хотя многое из него пока не изучено, можно надеяться, что своими трудами подвижник продолжит служение Церкви и обществу. †