"Новое Время", №15, 13 апреля 2003 г.
Шестикрылый серафим
Александр Кустарев
[вся статья]
Создавать клуб ради того, чтобы ругать политическую элиту, – пустое дело. 90 процентов населения половину времени только это и делают.
Документ Серафимовского клуба, названный меморандумом, на самом деле еще одна публицистическая газетная колонка, рассчитанная на почти художественную декламацию. Со всеми признаками импровизации. В ней есть настроение, пара остроумных, я бы даже сказал, блестящих реприз, обрывки возможных политических программ, предвыборных наказов правительству и прочее в этом роде. В общем, речь на предвыборном банкете.
Ложа, салон, кружок?
Намерение приобрести имидж клуба тоже выглядит подозрительно. В каком смысле это слово здесь употреблено? Клубами могут называть себя зародыши более широких и формальных организаций – политических партий, общественных движений, групп давления. Или бесперспективные паллиативы тех же организаций, когда у инициаторов есть политические претензии, но нет ресурсов на их серьезную реализацию. Клубом может себя называть и бригада интеллектуальных рэкетиров: у нее есть какой-то самодельный умственный продукт, но нет на него оплаченного контракта; она добивается такого контракта, чтобы получить статус мозгового треста, или института, или согласно нынешней семиотической моде "академии". Если организация регистрируется, то регистратор вполне мог бы повлиять на выбор ее названия – это было бы весьма осмысленно. Но это утопия – запретить всем этим коллективным инициативам называть себя клубами, конечно, никто не может. Зато наблюдатели могут придираться к дисфункции, что я теперь и делаю.
Десять заповедей. В поисках брэнда
Вадим Дубнов
[вся статья]
Стабильность предложено считать консерватизмом
Может быть, государство не догадывалось, что у него уже давно есть идеология. Может быть, знало, но скрывало. Если так, то Михаил Леонтьев выдал государственную тайну. И никто бы, возможно, этого и не заметил, если бы его выступление в авангарде консерваторов из "Серафимовского клуба" не случилось почти одновременно с его вступлением в "Единую Россию". "Серафимовцы" и до того замечались часто входящими в кремлевскую администрацию, а теперь обретенная Леонтьевым новая партийность легализовала не только былые пристрастия, но и то, что государство так долго не решалось назвать "консерватизмом".
Любая политическая идея, правая или левая, либеральная, демократическая или даже фашистская, предполагает набор тезисов, которые могут нравиться или не нравиться. Каждая подобная идея строится на неких принципах, которые могут казаться верными или, напротив, чудовищными. Что, собственно говоря, и является сутью равноправного политического состязания.
Ново(средне)русский консерватизм
Андрей Колесников
[вся статья]
Что консервировать будем?
"Эй вы, херувимы и серафимы!.. Бога нет!" – провоцировал Остап Ибрагимович Бендер ксендзов. "Это медицинский факт", – добавлял он. Неосерафимы, объединившиеся под маркой Серафимовского клуба, готовы представить доказательства существования не только Бога, но и консерватизма. (А Бог и консерватизм, если учитывать тяготение всех тех, кто называет себя консерваторами или правыми консерваторами, к перекрашенной модели уваровской триады "православие, самодержавие, народность", – близко стоящие явления.)
Консерватизм нынче в моде. Именно в силу этого обстоятельства понятно стремление подписантов и авторов меморандума Серафимовского клуба "От политики страха к политике роста", людей, отмеченных безусловным журналистским и мыслительным талантом (Леонтьев, Привалов, Соколов, Фадеев, господ кинематографистов в расчет не берем – не они писали), обозначиться на этом поле и сказать определенно: "Консерваторы – это мы". Не молодой философ Аверьянов, начавший дискуссию о консерватизме на страницах журнала "Эксперт", которая была закончена блестящей и спорной статьей Александра Привалова "По завету Пьера Безухова" и объявлением в качестве одного из пунктов общенациональной повестки дня следующего пожелания: "Родить реальное консервативное движение". Не партия "Единая Россия", уже в силу одного своего начальственного происхождения не имеющая и не могущая иметь идеологии. И уж тем более не вторая команда еженедельника "Консерватор", в самом первом номере снисходительно пожурившая "серафионовых братьев" в связи с недостаточным радением интересам "русского возрождения". Хорошо, серафимы не все газеты читают – можно было нарваться на неприятную, хотя и печатную во всех смыслах, отповедь…
"Вот он, упертый человек с ружьем и в лаптях"
Борис Туманов
[вся статья]
Газета "Консерватор" против эстетики продажного глянца
Вот уже на протяжении двух веков эволюция российской интеллигентской мысли больше всего напоминает бесконечное движение карусели, в котором с определенной периодичностью мелькают и вновь уносятся с глаз долой понятия "либерализм", "консерватизм", "евразийство", "державность", "народничество", "изоляционизм", "самобытность" и прочие ярмарочные зверюшки из папье-маше. Русский интеллигент по природе своей является существом исключительно созерцательным, поскольку он изначально парализован подмеченной еще Некрасовым дихотомической сущностью российской жизни, вечно плодящей в нашем отечестве невыносимые буридановы дилеммы. Убогая, но обильная, могучая, но бессильная, святая, но безбожная, духовная, но поголовно вороватая, самобытная, но эпигонствующая и т.д. – тут есть от чего прийти в отчаяние людям, чьим смыслом существования в этих условиях всегда был поиск диалектических оправданий для сохранения собственного душевного равновесия.
Вообще-то, понятия "русский либерал" или "русский консерватор" являются оксюморонами столь же комическими, сколь, скажем, словосочетание "доктор рабочих наук" или "народная интеллигенция". Русский интеллигент подается в либералы в тех случаях, когда отеческая порка, которой его подвергает государство, становится слишком уж свирепой, но он с той же легкостью, подобно мифологическому Протею, переквалифицируется в консерваторы, когда отсутствие этой порки вынуждает его к тягостной ответственности за несовершенство собственного бытия.
