Почему дети, слушающие рэп, смотрящие по телевизору боевики и предпочитающие концерт Rammstein визиту Монсеррат Кабалье, не любят ходить в театр? Один из ответов очевиден. Реалии, которые их окружают, и те, что они видят на сцене репертуарных театров, слишком уж не совпадают, а привычки абстрагироваться, надевая очки культурных понятий и контекстов, у них нет.
И дело не только в том, что школьники, выросшие в век Интернета, не успели нарастить "культурный слой". Просто их проблемы, надежды, сомнения сформированы той жесткой современной действительностью, которая до последнего времени была далека от театральных подмостков. Все, что происходит в театре, для них – бесконечно далекий параллельный мир.
Новые герои, новые темы, злободневный антураж – все это гораздо быстрее возникло в литературе и кино. Театр заметно отставал. Ситуация кардинально поменялась с появлением "Новой драмы". Театральное движение, пришедшее к нам из Великобритании, где оно зародилось лет пятнадцать назад, стало в России самым динамичным, актуальным, современным и – что ценно – живым явлением театральной жизни.
Культурный феномен или провокация
"Этот спектакль – попытка показать вам кусочек реальной жизни, в которой герои не говорят пятистопным ямбом и не спрашивают "Быть или не быть?" , а покупают квартиры, ходят по супермаркетам, берут кредиты" , – комментирует свою дебютную
"Пьесу про деньги" Виктория Никифорова. А еще в спектаклях "Новой драмы" смачно матерятся, довольно натуралистично имитируют половой акт, появляются на сцене абсолютно голыми и перемазанными паштетом (пьеса "Большая жрачка" о закулисных буднях создателей ток-шоу). Или вот, например, узнаваемые картины из пьесы "Манагер" , создатели которой убедительно и точно воспроизвели атмосферу офисов и будни менеджеров среднего звена, которые давно плюнули на себя и окружающих, прожигая жизнь в изнурительном и, в конце концов, бессмысленном сидении перед мониторами компьютеров.
Итак, узнаваемый антураж, злободневные темы, предельный натурализм стали визитной карточкой "Новой драмы". Многие авторы пьес используют в качестве приема вербатим – когда создателями текста пьесы выступают обычные, далекие от искусства люди, чьи слова просто записываются на диктофон, а потом проигрываются актерами.
Свой подобный опыт привез к нам – в форме видеозаписи – испанский проект "Римушки" , возглавляемый драматургом Игнаси Дуарте и режиссером Руже Бернатом. На сцене различные люди, принципиально неактеры, взятые просто из толпы, рассказывали о своей судьбе. По замыслу авторов, это были выходцы из Индии и Пакистана, живущие в Мадриде. Кстати, в Москве "Римушки" тоже развернули кипучую деятельность – сразу же после окончания фестиваля начали проект, посвященный таксистам, где собираются задействовать тысячи представителей этой профессии, снующих за баранкой по улицам Первопрестольной.
Отчасти примером вербатима может служить и спектакль "Чернобыльская молитва" режиссера Йоэла Лехтонена, получивший диплом за "Лучшую женскую роль" (Анна Галинова). В основе – полудокументальный текст Светланы Алексиевич, составленный на основе рассказов жителей белорусского города Припять об ужасах постчернобыльского существования в этой местности. Монологи главной героини – жены облученного спасателя – заставляют содрогнуться. Да и Гран-при фестиваля получил спектакль, который воспринимается как документальный. Это постановка "Док. Тор" режиссера Владимира Панкова и драматурга Елены Исаевой, спектакль о врачах, "которые стараются следовать клятве Гиппократа в несовместимых с жизнью условиях российской больницы".
Поиски нового мифа
Об актуальности "Новой драмы" говорит и то, что внутри движения решаются вопросы не только собственно эстетические, но и мировоззренческие. Это не только поиск новых художественных приемов, форм, но и попытка нащупать некие новые духовные константы, связывающие людей независимо от их религиозной принадлежности в XXI веке. Аншлаги были не только на спектаклях и вечерних концертах, где свое творчество представляли близкие по духу "Новой драме" исполнители рэпа, но и на утренних встречах-семинарах, проходящих в рамках фестиваля "Новая драма".
"Даже религиозные люди сегодня – это люди сомневающиеся, – делился мыслями драматург Иван Вырыпаев. – Вот вам совершенно наплевать на электромагнитные волны, но вы знаете, что они есть. Не верите, что они есть, а знаете – и все тут! Такое же сознание было у людей, всех без исключения, во времена Шекспира, когда они шли смотреть "Гамлета". И любого крестьянина можно было остановить и спросить: "А как устроено мироздание?" – и он без запинки рассказал бы, что есть рай, есть ад, есть архангелы".
В современном мире такой единой, не подвергаемой сомнению картины мира нет. И поэтому, замечает драматург, трагедия – в шекспировском смысле – сегодня невозможна. Ибо трагедию сегодняшний зритель понимает головой, умозрительно, а не, что называется, нутром, когда перспектива попадания в ад ощущается почти на физическом уровне. А раз современный человек не может вернуть себе религиозное сознание, то ему недоступно и подлинное ощущение трагедии. Однако возникают иные формы трагедии. Именно потеря религиозной – а по большому счету, мировоззренческой – константы, картины мира приводит к тому, что в "Новой драме"(как, впрочем, и в современном искусстве в целом) преобладают депрессивно-пессимистические краски. И герой – маленький, стиснутый непонятным, противоречивым миром, – даже не тоскует по идеалу, нет, он не знает, каков его идеал. С другой стороны, если нет единой картины мира, нет и нравственного кодекса, единого для всех, – того кодекса понимания добра и зла, на котором зиждется классический гуманизм. И хотя еще испанский культуролог Ортега-и-Гассет в середине прошлого столетия говорил о тенденции дегуманизации искусства, то сейчас, и в частности в "Новой драме" , мы можем наблюдать возникновение некоего "нового гуманизма" , как определила его председатель жюри фестиваля критик Марина Давыдова. Драматург и зрители невольно сострадают герою просто потому, что тот страдает. А не потому, что он достоин сострадания, так как следует заповедям, моральному кодексу, нравственным нормам.
Вот, скажем, герой скандальной пьесы Юрия Васильева и Андрея Матюкова "ЯрМо. Contra et Pro" , созданной по спорной гей-прозе журналиста, писателя и модели Ярослава Могутина. Герой с изломанной психикой, судьбой, с опрокинутыми представлениями о добре и зле, изрыгающий проклятия, пышущий злобой и рассказывающий свои болезненные фантазии, в финале все-таки вызывает к себе не отвращение, а сочувствие. Не в последнюю очередь, разумеется, из-за блистательной игры Андрея Матюкова.
Драма на распутье
"Новая драма" продолжает интересно, причудливо развиваться. Многие оценили итоги нынешнего фестиваля как кризис движения. Скажем, в этом году премия "Лучшая пьеса на русском языке" не присуждена никому. Пьесы "Перекресток" , "Сны" и "Три действия по четырем картинам" были признаны не столь новыми, чтобы претендовать на эту номинацию, а "Июль" Ивана Вырыпаева, премьера которой должна состояться в конце октября, в конкурсную программу не попала. Но скорее это банальное стечение обстоятельств, а не свидетельство кризиса. Кроме того, от известных критиков звучат мнения о том, что "Новая драма" уже не является монолитным движением, завоевывающим себе пространство у репертуарного театра старой формации, что внутри произошел раскол, причем необратимый. Но это, на наш взгляд, лишь признак развития этого направления. Ведь поиск неизбежно ведет к размежеваниям идейных платформ и художественных принципов, спорам и новым экспериментам.
05.10.2006
Источник: Россiя