Предложение Г.А. Явлинского переименовать часть Ленинского проспекта в проспект Политковской равнозначно требованию произвести акт светской канонизации, то есть внести имя убитой в список общечтимых национальных героев. При такой постановке вопроса разговор о версиях убийства отпадает сам собой. Версии – суть попытка охлажденного анализа, предполагающего реалистический и рационалистический взгляд как на всех возможных подозреваемых, так и на жертву. В случае канонизации он невозможен.
Тем более что и сторонники канонизации не излагают версии в общепринятом смысле этого слова – "чей почерк?", "какие мотивы?", "почему сейчас?", "кому выгодно?". То, что мы слышим, есть логика не следственная, но метафизическая. Один автор пишет: "Ее убийцей был прежде всего недостаток свободы в России", по мнению другого, "проблемы страны... становились все более сложными и неразрешимыми, именно узел этих проблем и убил Политковскую". При этом "гадать, кто заказал убийство... большого смысла нет. Это система, которая способствовала... это истинное лицо путинской России". Видимо, говорящие так хотят сказать, что дурное политическое устройство автоматически порождает убийства достойных людей и эта закономерность столь очевидна, что нет никакой надобности говорить о конкретных деталях и мотивах.
Но для кого очевидна, для кого нет, ибо интерес к конкретным причинно-следственным связям – в природе человеческой. С тем, что сегодня общественная атмосфера не слишком освежающая, кто же станет спорить. Но тезис, что конкретные девять грамм напрямую конденсируются из удушающей атмосферы и тут даже объяснять нечего, – понятен не всякому.
Хотя тезис вполне традиционный и укорененный еще в интеллигентско-разночинской культуре царской России. См. у Бунина в "Деревне": "Боже милостивый! Пушкина убили, Лермонтова убили, Писарева утопили, Рылеева удавили... Достоевского к расстрелу таскали, Гоголя с ума свели...". Атмосфера в России удушающая, значит, все верстается вместе. Что Достоевский на плацу и Рылеев на эшафоте, что утонувший во время купания Писарев, что предсмертное безумие Гоголя (гениальность ведь никогда не граничит с безумием), что вызванные личными отношениями дуэли Пушкина и Лермонтова, – все едино. Проклятая власть, проклятая страна.
Эта разночинская вера благополучно пережила 1917 г. и была успешно использована уже советской властью. В 1937 г., когда отмечалась столетие со дня гибели Пушкина, тема смерти поэта от удушающей атмосферы, а равно и от людоедской власти была введена в оборот со всею силой. "Наемника безжалостную руку наводит на поэта Николай", – писал Багрицкий, выражая господствовавшее тогда мнение о том, что устроить смерть Пушкина было главной заботой Николая Павловича.
Лермонтовская дуэль получала в советском официозе такое же освещение. Светская, она же советская канонизация. Но если спустя и век, и более, при наличии огромного фактического материала, касающегося личных отношений Пушкина с Геккерном и Лермонтова с Мартыновым, люди готовы верить в версию "Наводит на поэта Николай", то чего же ждать сегодня по свежим следам, когда никакого фактического материала еще нет, а сформулированная Багрицким версия укоренена в интеллигентской культуре и живее всех живых.
То, что власть существует в России для того, чтобы физически уничтожать всякий яркий талант, – это такой символ веры, который никакими фактами и никакой логикой не опровергнешь. Другое дело, что он не является государственной религией и потому исповедание его не может быть обязательным.
19.10.2006.Источник: Известия
