Великий голландский художник Винсент Ван Гог родился 30 марта 1853 г. в Гроот Зюндерте (Северный Брабант) в семье протестантского пастора Теодора Ван Гога. Три его дяди служили в парижской фирме "Гупиль", занимавшейся продажей картин и имевшей отделения в Голландии и за её пределами. В 1869 г. шестнадцатилетний Винсент поступил младшим продавцом в эту фирму и в общей сложности семь лет проработал в художественных салонах Гааги, Лондона и Парижа. "Находясь в окружении картин, – напишет он позже в одном из писем, – я воспылал к ним неистовой, доходящей до исступления любовью". Именно во время работы в фирме "Гупиль" Ван Гог впервые знакомится с живописью голландских, английских и французских мастеров, как старых, так и современных, которые окажут влияние на его творческое становление и которых он будет неустанно изучать в дальнейшем.
С отъездом из родного дома начинается не только его общение с искусством, но и длящийся до конца дней беспрецедентный по объёму поток писем, адресованных прежде всего брату Тео. Обладая незаурядным литературным даром, Винсент будет запечатлевать на бумаге все перипетии своей внутренней жизни, передавать свои мысли и чувства, раскрывать своё понимание художественного творчества и лепить словесные образы, являющиеся во многом аналогом живописных и графических. Этот волнующий "роман" – и одновременно живопись словом – в письмах войдёт в историю мирового искусства наряду с картинами и графическими листами художника.
В период работы продавцом картин Ван Гог сочетал "неистовую любовь" к живописи с не менее страстным стремлением "служить Богу и Евангелию", читая народу "душевные, понятные и доходчивые проповеди и поучения, краткие и яркие". Расставшись с фирмой "Гупиль", он становится помощником проповедника в Англии, учится год на богословском факультете Амстердамского университета, затем поступает в миссионерскую школу близ Брюсселя, но вскоре на свой страх и риск отправляется проповедовать Евангелие в Боринаж, крупный центр добычи угля в южной Бельгии. Около двух лет он живёт в деревушке Патюраж, читает горнякам Библию и посещает больных, раздаёт больным и раненым деньги, одежду и другое имущество, вплоть до собственной кровати. Однако в 1879 г. церковное начальство освобождает его от должности проповедника. Внешним поводом послужили строптивость будущего художника, его конфликты с администрацией шахт и нежелание подчиняться формальным требованиям церковных руководителей. Настоящая же причина происшедшего состояла в том, что миссия проповедника, как и предшествующая карьера продавца картин, не отвечала призванию Ван Гога. "Будь я способен стать священником или торговцем картинами, – скажет он в одном из писем, – я, вероятно, не был бы пригоден для рисования и живописи".
Оставшись в Боринаже без работы, без денег, друзей и крыши над головой, поссорившись с семьёй, которая обвинила его в иждивенчестве, Ван Гог принимает окончательное решение стать художником. От красочных словесных описаний окружающего мира, наполнявших его письма, он впервые переходит к прямым изображениям – графическим копиям картин и рисункам с натуры. Через всю жизнь он пронесёт "веру в Бога и в могущество любви", потребность в "бесконечности и чуде", но уже воплощённые в художественных образах.
Покинув в 1880 г. Боринаж, Ван Гог скитается по городам и местечкам Голландии. К безденежью, ухудшающемуся здоровью и одиночеству прибавляется драма неразделённой любви. Стремясь обрести семью и движимый глубоким состраданием ко всем "несчастным, покинутым и одиноким", Винсент на время берёт к себе в дом беременную уличную женщину. Этот шаг окончательно ставит его вне бюргерского общества. Отныне он живёт и работает исключительно на деньги, присылаемые Тео; в переписке с братом изливает душу и черпает моральную поддержку. И, несмотря на все невзгоды, находит высшую радость в творчестве. "Живопись, – пишет он, – даёт возможность схватить эффекты, которые казались неуловимыми, проливает свет на многие вопросы и вооружает новыми средствами выражения. Всё это делает меня по-настоящему счастливым".
Будучи в Гааге, Ван Гог впервые получил возможность брать уроки профессионального мастерства у известного голландского художника, своего дальнего родственника Антона Мауве. Позже, в Антверпене, он посещает Академию художеств. Однако омертвевшее академическое обучение оказалось несовместимым с непреодолимым стремлением к современному искусству, наполненному живым чувством и глубоким содержанием. Ван Гог сам делает из себя замечательного рисовальщика и живописца с помощью "непрестанного изучения натуры и сражения с ней", а также постоянно анализируя творчество выдающихся художников – Рембрандта и других голландцев, Делакруа, своего кумира Милле и мастеров барбизонской школы. В отличие от приглаженных академических штудий, он создаёт рисунки, в которых стремится передать "нечто грубое и дерзкое". Линию и цвет использует не для имитации натуры, а для выражения своего переживания увиденного. При этом искусство для него не самовыражение, а постижение мира: "Природа говорит со мной, и я как бы стенографирую её речь. В этой стенографической записи могут быть слова, которые я не в силах расшифровать, могут быть ошибки или пропуски, но в ней всё же остаётся кое-что из того, что сказал мне лес, или берег, или фигуры. И это не бесцветный, условный язык заученной манеры или предвзятой системы, а голос самой природы".
Природа в её мощи, богатстве и гармонии красок – одна из ведущих тем творчества Ван Гога. Он пишет берег моря, деревенские домики, закаты с расплавленным в золоте небом, ветреный день, сумерки с красным шаром заходящего солнца или полдень с рыжей осенней листвой и сквозящим в нём голубым небом; аллеи с тополями, устремлёнными ввысь, как будто за пределы земли. Каждое произведение похоже на стихотворение или музыкальную пьесу, исполненную в той или иной тональности. Форма лепится обобщающими энергичными мазками, полными грубоватой силы, а порой и утончённой нежности. В некоторых холстах, например, пейзаже с квадратиками высаженных тюльпанов, чистота и звучность открытого цвета уже предвещают будущего Ван Гога, но, как правило, палитра его голландских пейзажей, как и всех прочих работ, выдержана в тёмной гамме с преобладанием сероватых и зелёно-охристых тонов.
Наряду с пейзажными видами художник создаёт натюрморты, к которым больше подходит второе их название – не "мёртвая натура" (перевод французского слова "натюрморт"), а "тихая жизнь". Раскрытые страницы Библии таинственно отсвечивают золотом. Яблоки, овощи, бутылки и другие предметы кажутся одушевлёнными и как будто перемещаются в пространстве, приближаясь или удаляясь от зрителя. Стоптанные башмаки (как впоследствии пустые стулья) хранят зримые следы человеческого присутствия.
По словам Винсента, он предпочитал "рисовать глаза людей, а не соборы, какими бы торжественными и импозантными они ни были". Герои его картин по преимуществу из народа, труженики, стоящие в основании общественной пирамиды. Это шахтёр, человек "из бездны"; ткач, мечтательный и задумчивый, сидящий в своём станке, как в клетке, и "похожий чуть ли не на лунатика"; но прежде всего – крестьянин. "Фигура крестьянина за работой – только она и есть подлинно современная фигура, душа современного общества, такое не делали ни греки, ни старая голландская школа. Фигуру крестьянина и рабочего начали писать как жанр, но с приходом великого Милле она стала сутью современного искусства" – таково было тогдашнее кредо художника. Не случайно самого себя он отождествлял одновременно с зерном, упавшим в землю, и с сеятелем.
В 1880-е гг. Ван Гог пишет крестьян, сажающих картофель или собирающих торф, – полные большой внутренней силы фигуры на фоне беспредельного зелёного неба с золотой каймой заката. Самая знаменитая картина тех лет, которую сам художник считал лучшей своей работой голландского периода, – "Едоки картофеля". Выполненная в двух вариантах – в охристой и зелёной гамме, – она представляла крестьян, с почти ритуальной торжественностью вкушающих плоды своего труда. В связи с этим произведением Винсент вспоминал слова, сказанные кем-то по поводу крестьян Милле, "вылепленных из той же земли, которую они возделывают". Однако, несмотря на преемственную связь с Милле и другими живописцами ХIХ в., Ван Гог проявил себя в "Едоках картофеля", как и в других полотнах и рисунках, созданных в Голландии, мастером уже новой эпохи. Новым было сочетание неприкрашенной правдивости и характерности образов с их символическим звучанием. Тем не менее к концу голландского периода художник ощутил в себе пробуждение "особого чувства цвета, более острого и совсем не похожего на то, какое было до сих пор", и, что ещё более важно, "необходимость переворота в творческом методе".
В 1886 г. Ван Гог осуществляет свою давнюю мечту – перебирается в Париж, средоточие всех новаторских живописных течений конца века. Он знакомится с Гогеном, Лотреком, Писсарро, торговцем картинами "папашей Танги" (последний, правда, не слишком преуспел в продаже картин Винсента), восхищается "фигурами Дега и пейзажами Моне". Более углублённо изучает теорию цвета Делакруа, увлекается пастозной живописью Монтичелли и японской гравюрой, изначально лишённой имитации натуры. Отказавшись от предшествующей тёмной палитры, пишет раздельными мазками чистого цвета виды Монмартра и окрестностей Парижа, многочисленные букеты цветов, портреты и автопортреты. Солнечные и красочные, звучащие, как правило, в мажорной тональности, его произведения в целом вписывались в стилистику импрессионистической живописи. Вместе с тем то, что создавал Ван Гог, не походило ни на светозарные видения Клода Моне, ни на проникнутые незамутнённой радостью жизни композиции Ренуара, ни на произведения других импрессионистов. И дело было не только в различии творческих индивидуальностей. В характерном для Ван Гога сквозном динамизме мазков, контрастах цвета, психологизме портретных изображений проявлялась не свойственная импрессионизму экспрессия образов и живописного языка.
В начале 1888 г. художник уезжает в Арль. Его побудили к этому усталость от Парижа, надежда найти в Провансе более насыщенный цвет, стремление вернуться к земле и к тем, кто трудится на ней, вновь ощутить бесконечность природы и выразить в живописи полноту жизни, присущую югу.
В Арле Ван Гог, не порывая связей с предшествующим творчеством, полностью реализует себя и находит свой законченный и неповторимый "постимпрессионистский" стиль. После переезда в Прованс совершается окончательный "переворот" в его методе. Картина понимается уже не как ренессансное "окно в мир", а как "покрытая красками поверхность" (выражение М. Дени), содержащая послание художника. Оставаясь всегда в пределах конкретного мотива, Ван Гог передаёт через частное – общее и через внешние черты – сущность явления. Достигалось это с помощью открытых в парижский период выразительных возможностей живописного языка. Прежде всего языка цвета, эмоциональное и символическое звучание которого Винсент осознал ещё в Голландии (он писал тогда, что "в красках заложены скрытые созвучия и контрасты, которые звучат сами по себе и которые иначе, чем для выражения настроения, нельзя использовать"); но также волевых, упрощающих форму контуров, динамичных штрихов, подчинённых сквозному ритму; пастозной фактуры, передающей вещественность мира. В то время как Сезанн, главный антипод Ван Гога в постимпрессионизме, медленно и углублённо постигал натуру, Винсент проникал в неё в едином, хотя и длящемся во времени порыве вдохновения и на предельном накале чувств. Этим объясняется, в частности, необычайно большое число работ, созданных им на протяжении короткой, длившейся всего десять лет, творческой жизни. (Едва ли не большая их часть – рисунки тушью, представляющие собой графическую параллель живописным образам.)
В Арле благодаря гипнотической, суггестивной силе своих красочных сочетаний Ван Гог умел передать скрытую демоническую сущность заурядного ночного кафе – оно представало как "место, где можно погибнуть или совершить преступление", – или, напротив, чувство абсолютного покоя, которое внушала его собственная спальня. Но главным источником его вдохновения была природа Прованса. Он пишет цветущие плодовые деревья, кипарисы, возносящиеся к небу, подобно факелам, рвущиеся из земли оливковые деревья, осенние красные виноградники, лиловые ирисы на контрастном жёлтом фоне, розы на зелёном, подсолнухи, кажущиеся подобием солнца. Само светило представало в своей подлинно космической мощи, и такое же планетарное звучание приобретала земля со всем, что произрастало на ней. Ритмы, которыми проникнуты арльские пейзажи, – ритмы космоса и одновременно воплощение высшего духовного начала, лежащего в основе материального мира.
Человек оказывался при этом посредником между небом и землёй. Такова замечательная картина "Сеятель" (трансформация мотива Милле). Обобщённая фигура крестьянина, засеивающего пашню, и мощный ствол дерева, пересекающий холст по диагонали, написанные на первом плане в тёмных тонах, чётко выделяются на фоне убегающей к горизонту золотисто-сиреневой земли, зеленовато-лимонного неба и огромного оранжевого круга солнца. Всё в целом становится символом единения человека с природой, созидательного труда и устремлённости в будущее.
В одном из писем того времени Винсент описал свою картину, изображающую Христа в Гефсиманском саду: "Звёздная ночь, фигура Христа синяя, самого интенсивного синего цвета, какой себе можно представить; ангел – лимонно-жёлтый, приглушённого тона, пейзаж – все оттенки фиолетового, от кроваво-пурпурного до пепельного". В другом письме он пишет в связи с этой картиной: "Христос – единственный, кто утверждал как главную истину вечность жизни, бесконечность времени, небытие смерти; ясность духа и самопожертвование – как необходимое условие и оправдание существования. Он прожил честную жизнь и был величайшим из художников, ибо пренебрегал и мрамором, и глиной, и краской и работал с живой плотью. Он сказал: "Твердь небесная и земная прейдёт, а слово Моё пребудет". Эти слова имеют отношение и к живописи. Покровитель художников, св. Лука, врач, художник, евангелист, чей символ, увы, простой вол, на то и существует, чтобы вселять в нас надежду". Говоря о собственном искусстве, художник добавляет: "Мне хотелось бы писать мужчин и женщин, вкладывая в них что-то от вечности, символом которой некогда был нимб, от вечности, которую мы ищем теперь в сиянии и вибрации самого колорита".
Портреты – вторая по значимости, после пейзажа, часть художественного наследия Ван Гога позднего периода. Эпиграфом к ним могли быть слова художника: "Нет ничего более художественного, чем любить людей". Именно любовь позволяла Винсенту отождествлять себя со своими моделями, сострадать им и увековечивать их в бытийственных по характеру образах. Все эти образы были одновременно жизненными и воплощающими собой некую сверхжизнь. Среди них почтальон в синем с золотом мундире – "бородач с грубым лицом Сократа", который предстаёт то печальным, то безмятежно-лучезарным, как на народной картинке. Зуав с "бронзовой от загара кошачьей головой в феске цвета крапплака на фоне зелёной двери и оранжевой кирпичной стены". Вылепленная упругими текучими мазками и сияющими пятнами краски юная "Мусме", которая словно всматривается в будущее, – и олицетворяющий отчаяние и безысходное одиночество старик, закрывший лицо руками. В картине "Колыбельная" немолодая женщина из народа, качающая невидимую колыбель, показана полной неизбывной усталости, в то время как почти лубочные в своей яркости краски и орнаментальный фон выражают радость жизни. В другом знаменитом полотне – "Арлезианка", выделяющемся психологической и цвето-пластической энергией (не случайно оно стоило художнику, по его словам, месяца болезни), создан вневременной образ умудрённой женщины, задумчиво сидящей перед раскрытой книгой. Эрмитажная картина "Прогулка" представляет собой пейзажную композицию, по-японски утончённо-экстравагантную и динамичную, с пространством, как будто вжатым в плоскость холста. Но главное, что волнует Ван Гога, – лица прогуливающихся женщин, являющие собой словно отчеканенные знаки скорби и одиночества. В многочисленных автопортретах художника ощущается его одержимость творчеством.
В Арле Винсент попытался осуществить свою давнюю мечту об ассоциации художников, противостоящей хаосу индивидуалистической цивилизации. Однако попытка реализовать эту мечту в совместной работе с Гогеном кончилась трагически. Она привела к обострению подспудно развивавшейся психической болезни художника (в припадке безумия он отрезал себе мочку уха), обусловленной наследственностью и постоянным перенапряжением духовных и физических сил.
В 1889 г. Ван Гог поступил в лечебницу Сен-Реми, где в промежутках между кризисами сохранял присущие ему ясность ума и творческую активность. Из-за отсутствия моделей "натурой" ему нередко служили воспроизведения работ любимых им мастеров. Он переводит на язык собственной живописи "Воскрешение Лазаря" Рембрандта и "Пьету" Делакруа ("фигуру Христа, как я себе её представляю, – скажет он в одном из писем, – умели писать только Рембрандт и Делакруа"), композиции Милле и Доре. По рисунку Доре была создана картина "Прогулка заключённых", хранящаяся ныне в Пушкинском музее. Хотя Ван Гог находился в Сен-Реми не на положении заключённого, созданный им образ во многом отражает его тогдашнее настроение. Фигурки бредущих по кругу людей напоминают некие автоматы и полны обречённой покорности; стены, замыкающие тюремный двор, закрывают небо, символизируя безысходность.
Между тем именно в Сен-Реми наряду с оливами и кипарисами художник часто пишет пейзажи с ночным звёздным небом. Один из самых впечатляющих – "Звёздная ночь": здесь со всей полнотой проявилась визионерская основа зрелого творчества Ван-Гога. Земля остаётся где-то внизу, большую часть полотна занимает небо, к которому устремляются напоминающие готический собор кипарисы. В небе разворачивается мистерия рождения миров из закрученных спиралью потоков космической энергии. Шары звёзд кажутся ночными солнцами, в них как бы достигает кульминации ключевой для Ван Гога мотив источника света, который впервые прозвучал в керосиновой лампе "Едоков картофеля".
Последние три месяца своей скитальческой жизни художник провёл в деревушке Овер-на-Уазе под Парижем. "Пейзаж в Овере после дождя" из Пушкинского музея кажется промытым – такую чистоту и свежесть он излучает. Почти одновременно Ван Гог пишет глубоко трагичный "Портрет доктора Гаше" и "Стаю ворон над хлебным полем", где чёрные птицы выглядят вестниками смерти. В конце июля 1890 г., в том же месяце, когда была написана "Стая ворон", во время приступа депрессии художник кончает жизнь самоубийством. Через полгода умирает Тео, для которого, по его словам, "Винсент был больше, чем брат"; спустя некоторое время его прах будет захоронен в Овере рядом с могилой Ван Гога.
Ван Гог верил в бессмертие души, но полагал также, как бы предчувствуя свою посмертную славу, что "будущая жизнь художника – в его произведениях". Великий голландец и сегодня продолжает говорить нам языком живописи о вечности жизни, бессилии смерти и могуществе любви... †
