Значимость конфессиональных отношений в обеспечении региональной стабильности и безопасности Юга России повышается в условиях реполитизации этничности на Северном Кавказе. В отличие от периода начала – середины 1990-х годов сейчас происходит активное включение конфессионального фактора в этнополитические процессы в регионе, что позволяет говорить о формировании устойчивых этноконфессиональных политических идентичностей. Причем конфессиональный фактор будет постепенно замещать этнический в определении вектора регионального политического развития. "Религия станет играть все более важную роль в том, как люди определяют свою идентичность, – отмечают авторы доклада "Контуры мирового будущего". – Во многих обществах границы между религиозными группами и внутри них могут стать не менее важными, чем национальные границы" [1]. Религиозный фактор превращается в один из важнейших инструментов этнополитической и любой иной политической мобилизации на Юге России, что требует своевременного учета новых вызовов. Широкое вовлечение этого фактора в межэтнические и политические процессы – предмет нарастающего исследовательского интереса [2].
Внимание к этноконфессиональной сфере обусловлено также массовым распространением аномалий субъектности (внешних, проявляющихся в ухудшении материальных условий существования, и внутренних – обусловленных утратой смысложизненных ориентации). В условиях непреодоленного кризиса российского социума возникает потребность в реальной или символической компенсации его последствий, нередко принимающей крайние формы – религиозного фанатизма, нетерпимости и агрессии по отношению к неверующим и представителям других конфессий. В области конкретной реализации религиозная реальность предстает чрезвычайно многообразной и зачастую взаимоисключающей. Исследования последнего времени [3] показывают, что обращение к религии становится скорее актом социокультурной идентификации, чем результатом духовных исканий современного россиянина. В таком случае конфессиональный фактор, не выступая в качестве потенциального источника конфликтов сам по себе, может сыграть заметную роль в формировании основы конфликтов идентичностей.
Ставрополье этноконфессионалыюе. Ставропольский край, находясь в геополитическом и этнополитическом центре Северного Кавказа, испытывает мощное влияние разнонаправленных тенденций динамики этноконфессиональной сферы. В ней присутствует определенный уровень конфликтной напряженности, имеющей преимущественно латентный характер. Манифестные проявления этой напряженности, позволяющие идентифицировать их как конфликты с конфессиональным компонентом, – редкое явление в крае. Вместе с тем, конфликтный потенциал религиозной сферы Ставрополья должен учитываться в управленческой деятельности.
В 2004 г. нами было подготовлено и проведено исследование по теме "Конфликтный и деструктивный потенциал религиозной сферы Ставропольского края". Исследовательская программа включала массовый опрос (N = 1600) секулярного населения (стратифицированная трехступенчатая выборка) и представителей религиозных общин различных конфессий (районированная выборка), а также серию глубоких интервью с руководителями различных религиозных общин. Распределение по конфессиональной принадлежности в целом соответствует этноконфессиональной структуре населения края (табл. 1). Данная статья подготовлена на основе, прежде всего, результатов опроса секулярной части выборки нашего исследования.
Дилемма безопасности. Любая религиозная ситуация обладает границами – реальными, установленными в соответствии с географическим положением, или условными; а там, где есть границы, возможны конфликты. Ставропольский край является уникальным регионом, где пересекаются такие границы, причем всех уровней: 1) между христианством и исламом; 2) в исламе – между мазхабами; 3) в христианстве – между конфессиями: Русская православная церковь (РПЦ), Римско-католическая церковь (РКЦ), протестантские общины, Армянская апостольская церковь (ААЦ) и др.; 3) между традиционным исламом и радикальными течениями (ваххабизм); 4) между традиционными конфессиями и новыми религиозными движениями (НРД). Разумеется, разные религии могут сосуществовать вполне мирно, однако это происходит только до тех пор, пока ничто не угрожает целостности или статусу каждой из религий. Любое, даже символическое действие на усиление позиций одной конфессии вызывает достаточно резкую реакцию неприятия со стороны других: дилемма безопасности в религиозной сфере проявляется особенно отчетливо.
Многочисленные этнополитические и этнотерриториальные конфликты на территории Южного федерального округа (ЮФО) продемонстрировали, что религиозный фактор способен значительно затруднить их урегулирование и содействует превращению их в конфликты ценностей, разрешение которых практически невозможно. Подобные конфликты – прежде всего чеченский – характерны и для Ставропольского края. Они способствуют актуализации конфессиональной идентичности населения края и возникновению социальной напряженности в религиозной сфере.
Этноконфессиональная специфика. Вопрос об идентификации себя как верующего или неверующего в последние годы стал для значительной части граждан затруднительным. Многие из тех, кто идентифицировал себя как верующего человека, все чаще задумываются над смыслом этого определения. Если в 2001 г. в ходе исследований [4] по Ставропольскому краю верующими себя заявили около 80% опрошенных, то в 2004 г. таковых оказалось (с учетом ответа "скорее, да") 71%. Неверующими в 2001 г.
назвали себя 12, 5% респондентов, в 2004 г. (с учетом ответа "скорее, нет") их набралось 24, 4%.
По-прежнему среди верующих преобладают женщины: 80, 2% их позитивно ответили на этот вопрос, мужчин – 60, 1%. Неверующих среди женщин всего 15, 8%, среди мужчин – 34, 6%. Верующих больше всего среди граждан старше 60 лет – 75, 8%, хотя во всех возрастных группах считают себя верующими не менее 60%. Примечательно, что среди ответивших на этот вопрос однозначно утвердительно, выделяются самые молодые и самые пожилые граждане, причем количество респондентов по обеим группам сопоставимо – 41, 2% и 49, 2% соответственно. Менее всего определивших себя как верующих находится в возрастной категории от 25 до 30 лет.
По показателю уровня образования наибольшее количество тех, кто уверенно называет себя верующим человеком – это люди, имеющие неполное среднее и среднее специальное образование. Меньше всего таковых среди лиц с высшим образованием – 31, 8%, хотя здесь наибольшее число не до конца уверенных в том, что веруют в Бога – 40, 1%. Ни в одной группе по образованию не фиксируется меньше 60% тех, кто верует или скорее верует, чем не верует.
Что касается этнической принадлежности, то наибольшее количество верующих характерно для народов, традиционно исповедующих ислам. Примечательно, что среди них практически не оказалось тех, кто считает себя неверующим человеком. Больше всего неверующих у русских, украинцев и армян – народов, традиционно исповедующих православное христианство. Русские реже всего уверенно называют себя верующими. Таким образом, именно русская часть населения ощущает себя сегодня наиболее секулярной (табл. 2).
Результаты опроса в целом совпадают со статистикой – двумя основными конфессиями в крае являются христианство (доминирует русское православие) и ислам (доминирует суннизм). Среди православных преобладают женщины, среди мусульман – незначительно больше мужчин.
По возрастным параметрам контраст между двумя основными религиями края очевиднее. Если количество православных увеличивается пропорционально возрасту, то среди мусульман больше относительно молодых людей, особенно в категории от 18 до 24 лет. Выше процент верующих и в тех районах края, где компактно проживают крупные общности народов, традиционно исповедующих ислам, причем там количество славян, относящих себя к верующим людям, также несколько больше. Как и ожидалось, значимость религиозной принадлежности для мусульман заметно выше, чем для христиан (табл. 3).
Примечательно, что если людей с высшим образованием среди православных и мусульман приблизительно равное количество – 31, 5% и 31, 3% соответственно, то лиц с неоконченным высшим образованием (подавляющее большинство – студенчество) среди мусульман гораздо больше – 22, 9% против 6, 9% респондентов.
Для 19, 2% опрошенных крайне важна их религиозная идентичность, еще для 46, 2% – значима. Очень немного тех, для кого конфессиональная принадлежность совсем не значима.
Наиболее существенная разница наблюдается между ответами респондентов, идентифицировавших себя как христиане и мусульмане. Ни один из считающих себя мусульманином не затруднился с ответом на данный вопрос, тогда как христианином – 4, 9%. Среди мусульман минимальное количество (2, 5%) тех, для кого конфессиональная аффилиация вовсе не существенна. Напротив, для кого она крайне значима, – мусульман в 1, 9 раза больше, чем назвавших себя христианами.
Никто из мусульман не указал, что символы и обряды ислама для них непонятны. Они, кроме того, менее всего затрудняются с ответом на поставленный вопрос. Мусульмане более осознанно и определенно относятся к своей религиозной принадлежности, что не в последнюю очередь зависит от особенностей ислама как религии, достаточно доступно регламентирующей как обрядность, так и повседневность своих последователей.
Слова и действия: религиозный дискурс и повседневность. Исследование показало, что среди секулярной части населения края 48, 4% граждан в большей или меньшей степени соотносят свои действия в различных жизненных ситуациях с религиозными убеждениями.
Процесс культурной, этнической и религиозной реидентификации, начавшийся около пятнадцати лет назад, но не завершенный, на наш взгляд, уже сформировал определенные черты идентичности. Некоторые из них, а именно рассматриваемые здесь религиозные убеждения, ощутимо влияют на мотивационную сферу человека. Особенно это касается людей старшего поколения, утративших духовную опору, которую давала им советская идеология и мировоззренческая система, и пытающихся найти сопоставимые по убедительности мировоззренческие основы. Среди тех, кому за 60, число ответивших уверенно-положительно на вопрос: "Соотносите ли Вы Ваши действия в различных жизненных ситуациях с Вашими религиозными убеждениями или заповедями Вашей религии? " явно больше, чем в других возрастных категориях. Надо подчеркнуть: во всех возрастных группах (за исключением категории 31-40 лет) количество ответивших на поставленный вопрос в той или иной степени положительно составляет не менее 40%, в том числе среди молодежи до 25 лет – 45, 3%.
Правда, другая часть молодежного сегмента выборки – 42, 3% не стремится соотносить свои поступки с религиозными убеждениями. В целом, такая поляризация вполне естественна. Идеи почти неограниченной свободы и оправдания сомнительно приобретенного материального благополучия, которые негласно господствовали в обществе в период первичной социализации сегодняшних 18-20-летних, не утеряли своего влияния на них. Они продолжают формировать нравственные представления молодежи, закрывая возможность следования религиозным нормам морали.
В большей степени соотносят свои поступки с религиозными нормами и представлениями люди с неполным средним (77, 1%) и средним образованием (50, 4%), хотя и среди респондентов с неоконченным высшим и высшим образованием их более 40%. С повышением уровня образования эта взаимосвязь снижается. Менее выражена она у христианской части выборки по сравнению с мусульманской. Ислам, как известно, более детальная система регламентации не только духовной, но и мирской жизни индивида по сравнению с христианством. В целом по этой категории 74, 4% респондентов указали, что стараются соотносить повседневные действия с нормами ислама. Среди христиан также немало тех, кто старается сопоставлять свои поступки с религиозными заповедями, однако гораздо больше и тех, кто об этом вообще не заботится – 22, 7% против 4, 9% у мусульман.
Возникает вопрос: насколько в быту граждане обращают внимание на религиозную принадлежность окружающих и насколько она для них важна при принятии решений в повседневной жизни. Иными словами, какую роль играет религиозность во взаимодействии с представителями других конфессий и насколько близко в плане личностного взаимодействия люди готовы контактировать с инаковерующими. В большинстве случаев респонденты демонстрировали индифферентное или позитивное отношение к деловым или личным взаимоотношениям с представителями другой веры или национальности. При деловых контактах вероятность отрицательного отношения выше в случаях, когда инаковерующий или иноэтничный субъект является непосредственным начальником опрошенного, при личном общении – его близким другом. Сложнее – в случае родственных связей с людьми другой веры или национальности. Если при возникновении напряженности в деловой сфере и в личном общении индивид имеет возможность прервать взаимодействие с представителями другого вероисповедания, избегать контактов, не меняя своего привычного образа жизни, то в ситуации родственных отношений с людьми, исповедующими иную веру и имеющими другие обычаи, сделать это будет совсем непросто (табл. 4).
Согласно полученным данным, менее всего респонденты одобряют вступление в брак с иноверцами своих детей (51%), отрицательно относятся и к перспективе соединить собственную судьбу с последователями другой конфессии. Среди тех, кто позитивно оценивает возможность брачно – семейных отношений с иноверцами, преобладают женщины, молодые люди в возрасте от 18 до 30 лет, граждане, имеющие среднее, среднее специальное и незаконченное высшее образование. Но и в указанных группах выборки отрицательное отношение к смешанным бракам превалирует. Даже в самой старшей возрастной группе, социализация которой происходила в условиях господства идеологии интернационализма, оказалось больше всего тех, кто отрицательно относится к браку своих детей с представителями других конфессий и этносов (58, 2%) и немалое количество нежелающих видеть своим супругом иноверца (53%). Таким образом, подавляющая часть опрошенных демонстрирует высокий уровень толерантности к представителям другого вероисповедания в сферах делового и личностного взаимодействия, готовность к сотрудничеству и общению с ними. Однако большинство не готово устанавливать с ними родственные связи.
В плане конфессиональной принадлежности практически все эти тенденции сохраняются. Респонденты-мусульмане даже более позитивно относятся к взаимодействию с иноверцами в деловой и личностной сферах. В то же время последователи ислама демонстрируют более негативное отношение к смешанным бракам. Так, 48, 2% опрошенных христиан отрицательно отнеслись к перспективе вступления в брак с иноверцем или представителем другой национальности, среди мусульман таковых 56, 8%.
Приблизительно такое же соотношение характерно для оценки возможности брака детей с иноверцами – против него выступают 50, 1% христиан и 64, 2% мусульман. Тут, однако, надо учесть особенности ислама – женщинам-мусульманкам (составившим примерно половину выборки по данной конфессиональной группе) согласно исламским законам запрещено выходить замуж за иноверца, брак возможен только при условии принятия партнером ислама. Мужчины-мусульмане, напротив, могут жениться на женщинах-немусульманках, причем принятие ими ислама необязательно, но дети, рожденные в таких браках, считаются мусульманами.
Тезис о незначительной степени экстраполяции религиозных установок на отношения с окружающими подтверждается и ответами на вопрос о распространении своих религиозных воззрений. Подавляющее большинство опрошенных – 72, 3% – не считают обязательным распространение собственных религиозных взглядов. Только 16, 2% положительно ответили на данный вопрос, в том числе всего 4, 2% безусловно уверены в такой необходимости.
Конфликтный религиозный потенциал в сфере Ставропольского края. Конфликты, основанные на неприятии ценностей, установок, обрядов, религиозной идентичности представителей других конфессиий на территории края, на наш взгляд, на сегодня маловероятны. Практически никто из опрошенных нами граждан не имел опыта участия в религиозных конфликтах, так что проективный вопрос, предложенный им, раскрывает лишь возможный при определенном наборе обстоятельств модус поведения людей. Однако эти данные позволяют сделать определенные выводы (табл. 5).
В первую очередь, надо отметить активную позицию большой группы опрошенных (28, 8%), которые готовы лично приложить усилия для прекращения подобного рода столкновений. Люди, наделенные властными полномочиями, отмечали, что им было бы весьма сложно реально повлиять на участников таких событий. Однако, предположили они, даже демонстрацию своей гражданской позиции можно рассматривать как вклад в прекращение беспорядков.
В ответах на вопрос проявляется стремление избежать личного участия в открытых конфликтных действиях. Даже те, кто "при возможности оказал бы поддержку своим единоверцам", считают, что о личном участии в противостоянии речь не идет, а поддержка может оказываться иными, менее рискованными способами. В то же время, у 21, 4% опрошенных их религиозная аффилиация в некоторой степени превалирует над гражданской позицией, "свои" отождествляются со сторонниками их личных и групповых интересов и ценностей.
Степень подобной аффилиации еще не критична в конфликтологическом аспекте, люди не готовы к тому, чтобы лично принять участие в массовых столкновениях на религиозной основе. Как показывают результаты опроса, эта готовность есть всего у 4, 2% опрошенных, хотя среди них немало молодых людей от 18 до 25 лет (8, 7% данного контингента, самый высокий показатель по возрастным группам).
В книге "Ставрополье: этноконфликтологический портрет" приводятся социологические данные относительно возможного участия граждан в открытых межнациональных конфликтах на стороне своей этнической группы. Формулировки вопросов несколько отличаются от содержащихся в нашем исследовании, однако полученные результаты вполне сопоставимы. На вопрос "Вы лично приняли бы участие в открытых столкновениях на стороне людей своей национальности, если бы оказались втянутыми в межнациональный конфликт? " вариант "да, безусловно" выбрали 26, 8% респондентов. Цифры, очевидно, кардинально отличаются от наших данных. Это свидетельствует о том, что проблема религиозной безопасности для населения края на сегодня не является такой острой, как проблема безопасности этнической, а возможность открытых конфликтов на религиозной основе и личного в них участия рассматривается гражданами как весьма маловероятная. Уровень конфликтной готовности в сфере межконфессиональных отношений у населения края можно оценить как низкий, что дает основания говорить о невысокой вероятности конфликтов на религиозной основе в ближайшее время.
1. Россия и мир в 2020 году. М.: Европа, 2005. С. 9.
2. Мчедлов М.П. и др. Сфера политики и межнациональные отношения в восприятии религиозных общностей // Социол. исслед. 2005. N 6. С. 56-69.
3. Православные, неверующие // Известия. 2004.16.01.
4. Авксентьев В.А., Бабкин И.О., Медведев Н.П., Хоц А.Ю., Шнюков В.В. Ставрополье: этноконфликтологический портрет. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2002.
Авксентьев В.А. – д.ф.н., зав. отделом соц.-полит.проблем Кавказа Южного научного центра РАН.
Бабкин И.О. – к.п.н., зам. пред.комитета Ставропольского края по печати, связи и информатики
А.Ю. Хоц –к.ф.н., ст.науч. сотр. Центра конфликт....
26.10.2006
Источник: Социс – социологические исследования
