Попробую представить их как диалог двух читателей:
– Наконец-то! Появился настоящий роман-эпопея, дающий развернутую историко-философскую картину всего происшедшего с нами за последние десятилетия! Затронуты все срезы общества, представлены ключевые социально-философские типы.
– Да еще какие! Прямо-таки образцовые герои соцреализма с религиозным уклоном. Тут тебе и честные партаппаратчики, ныне сражающиеся за Россию в деловой сфере, и прочие обновленные борцы за светлое будущее, и "розовые" шестидесятники, прогугукавшие отечество...
– Бросьте, давно уже столь четко не ставился социально-исторический диагноз нашего положения. А чего стоит прямота в постановке русско-еврейского вопроса и его решение – с искренней верой в единство судеб обоих народов!
– Да, только за счет Запада, который настойчиво отрицается как попросту вредоносный для России. Неслучаен джеймс-бондовский заголовочек-то!
– Ну-ну. Во-первых, все это мнения героев-спорщиков, впрочем, дающих и оценку России как исторической части Запада. Во-вторых, как прикажете быть с сюжетом о реализации русской мечты (восстановлении Церкви) благодаря американской поддержке?
– Ах, это вы про сюжетный изворотец с "чудесным" возвращением американского дяди, дарящего миллион баксов своему вновь обретенному русскому сыну? Попахивает мыльной оперой, как и столь же "чудесное" вмешательство в судьбы героев мистического капитана, слепленного в стиле компьютерных фэнтези...
Но стоп. Точка. Вернее, многоточие... Ведь такой спор может длиться до бесконечности, причем каждая из сторон будет по-своему права. В том-то и разгадка этой неожиданной книги, ставшей событием нынешнего литсезона, что это роман-спор, насыщенный бурными диалогами о перестройке и демократии, роли интеллигенции в истории и судьбах отечества, о православии, католичестве и иудаизме, о России, Западе и Израиле... Рождается ли в этих спорах истина? Ответ, надеюсь, подскажет само время. Пока же осмелюсь сосредоточиться на том актуальном и значительном, что несет в себе это смелое произведение.
Во-первых, на поисках героя – носителя идеи – в духе Ф. Достоевского. Здесь и отдавшие дань идеям перестройки и демократии представители научно-технической интеллигенции (Петр Вульф, Литаврин). И бывший первый секретарь обкома, отошедший в перестройку от дел ("Зачем же участвовать в недостойной войне Подлости и Глупости"), а затем пытающийся внести лепту в строительство России (Алексей Аршинин), крутая журналистка с волчьей хваткой (Лариса Волкова), глубоко религиозная жена Вульфа (Вера), простовато-хитроватые сельские жители, священники и мудрые старцы, плутоватые политиканы и известные политфигуры (Горбачев, А. Яковлев, Ельцин и др.), еврейский философ наших дней (Яков Вульф, ставший отцом приемному русскому сыну Петру) и библейские герои. Все они вовлечены в узнаваемые события рубежа веков, из которых и складываются социоисторические пласты повествования, – начиная со смерти Брежнева (конец советской эпохи) через неудавшуюся перестройку к трагедии московского октября 1991-го, дефолту 98-го – с проекцией в судьбоносные... по мысли героя-философа, 2000-е: "Именно в 2002-06 годах наступят для России переломные дни, когда прежние беззакония ее правителей либо умножатся новой подлостью, либо спишутся – и откроется для России благодать".
С этой стороны, "Из России, с любовью", явно вписывается в ряд таких резко критических по отношению к пореформенному периоду произведений, как "Замыслил я побег...", "Небо падших" Ю. Полякова, "Миледи Ротман", "Беглец из рая" В. Личутина, "Реформатор" Ю. Козлова, "Межлизень", "Чужая слезница" В. Казакова. Развивая эту линию, Салуцкий особенно обстоятельно, со знанием дела вскрывает механизмы разрушения страны в 1980-1990-х: государственной и политической системы, идеологии, экономики, культуры и пр. Неслучайно роман посвящен А. Зиновьеву, автору неологизма "катастройка" и афоризма "Целили в советскую власть, а попали в Россию". Важно, что Салуцкому удалось отразить и трудноуловимое: строй российского самосознания, с особой силой проявляющийся в переломные времена. Когда огромное значение обретают интуиция, умение найти потаенный "ключ к пониманию новой жизни". Но главное, когда усиливаются саморефлексия, способность читать знаки и предзнаменования жизни. Когда даже рядовой, казалось бы, человек ощущает связь с некими высшими, непознаваемыми с обыденной точки зрения силами. С Божьим Замыслом, как обозначивают их герои книги.
В сущности, в этом и разгадка ее подзаголовка: "роман о богоизбранности". Свое высшее предназначение остро чувствуют, к примеру, Вера и Петр Вульф, внешне вполне подходящие под известный тип "маленького человека". Реальное течение повествования пересекается христианско-мистическими мотивами, экскурсами в библейскую древность, как оказывается, тесно сопряженную с российским настоящим. Об этом свидетельствуют и эпистолярные вкрапления – четыре философских письма профессора социологии Якова Вульфа, излагающего собственную концепцию истории и религии. В частности, задающегося вопросом, "в чем секрет странного, более чем тысячелетнего переплетения русских и еврейских судеб": "судеб, связанных с какой-то особой инобытийной ипостасью, к которой нечувствительны другие народы земли...". Спорный тезис, наталкивающийся на тот факт, что, по сути, всякий народ втайне считает себя богоизбранным, на этом зиждется и его "я"-концеп-ция, и национальная идея. Признаем, однако, что сами по себе размышления об этой "умонепостигаемой ипостаси" особенно важны в наши иррациональные времена. Закономерно потому, что именно они пронизывают весь роман, стягивая внешне разрозненные его линии к единой, высшей точке, и находят открытое воплощение именно в письмах отца Вульфа, сокровенных для столь же мучительно раздумывающего о судьбах России сына. Как и многим из нас, этим героям-интеллектуалам свойственно искать "какие-то потаенные смыслы за пределами политических и геополитических сдвигов" – сопряженность с некой "умонепостигаемой промыслительностью", помогающей народам "переваривать" социальные перевороты и государственные катастрофы, сохраняя свою особость".
Роман завершается, кажется, на оптимистической ноте: в начале нового века устраиваются судьбы героев, исполняется мечта Веры и Петра о восстановлении церкви в родном селе Христорадово, на освященном веками месте. После дефолта постепенно оправляется страна, наступают новые перемены. Однако... В последнем письме "О переносе богоизбранности", размышляя в духе библейских пророков, автор-отец не только утверждает богоизбранность русского и еврейского народов, но и предрекает постепенный переход высшей миссии к России: "перенос богоизбранности от ветхозаветных избранников на новозаветных". Как же расшифровать это пророчество? И почему, несмотря на уверенность сына в "славном богоизбранном русском будущем", не оставляет его тревога за наш завтрашний день? "А вот завтра... Что будет с Россией завтра, он не знал..."
Очевидно, именно в этих завершающих весь роман о судьбах России словах и заключаются его главный нерв, центральная идея, лучи от которой бьются по всем линиям повествования, прорываясь в напряженных диалогах героев-(про)мыслителей... Речь-то в посвященном богоизбранности романе идет в первую очередь не о том, "быть или не быть России", но о том, в какой ипостаси, возможно, состоится ее будущее. В эсхатологической, когда, подобно новой античности, погрузится она в толщи веков, оставив после себя мир классических образцов и высоких духовных порывов? Или все же в земной, реальной, жизненной?.. Именно этот ключевой вопрос ныне – в извечной, впрочем, для России ситуации выживания – волнует каждого из нас. И в этом острая актуальность полемичного романа А. Салуцкого.
01.11.2006
Источник: Литературная газета
