Социологи презентуют исследования о разрастании роли веры и церкви в жизни человека и общества. Понимаем ли мы, что такое современный мир веры, готовы ли давать ответы на возникающие перед нами вопросы. Главный редактор православного журнала "Фома", преподаватель МГИМО Владимир Легойда – об опыте такого разговора.
Российская газета
Как сегодня воспринимается православие?
Владимир Легойда
Образованное сообщество до сих пор не воспринимает православие как адекватного переговорщика, с которым можно вести диалог. Задача нашего журнала – разрушение таких стереотипов.
РГ
Первые номера "Фомы" напоминали дневник или переписку с друзьями, знакомыми. Этот журнал – ваш личный авторский проект?
Легойда
Да, это авторский проект. Только авторов было двое: Володя Гурболиков и я.
Я приходил в церковь стандартным для многих людей моего поколения путем – от русской литературы. От Достоевского к Иоанну Златоусту. Но я не понимал, что церковные традиции – это прежде всего живая жизнь. Поразительно, но для меня это открытие церкви произошло в Америке. Я учился в Калифорнийском госуниверситете и столкнулся с общиной, основанной в свое время выдающимся американским православным священником о. Серафимом (Роузом) и потомками русских эмигрантов. В этой общине были молодые ребята, один из которых брат Иустин (Джон Марлер) раньше играл с музыкантами, создавшими впоследствии группу "Нирвана", затем ушел из рок-музыки и стал сначала православным послушником, а потом православным монахом. И вот по благословению тогдашнего игумена Платинского монастыря Германа эти ребята выпускали журнал для панков "Смерть миру", обыгрывая названием и панковскую идею, и монашеское мировоззрение. А я им немножко помогал. А когда уезжал, игумен мне сказал, что нужно издавать современный православный журнал в России. Это была середина 90-х, одному поднять тему нового журнала было не под силу. Но как-то мне друг принес статью с полемикой историка Ильи Смирнова и сотрудника редакции Владимира Гурболикова – она называлась "Место встречи изменить нельзя". Меня поразило дерзновение автора, так назвавшего статью на церковную тему. Мы познакомились, посмотрели друг на друга и поняли, что будем работать вместе. Это при том, что Володя был анархо-синдикалистом, а я в МГИМО учился, я сплю в галстуке, а он не надевал его лет 20... Но мы с ним были оба в ситуации... понимания, что вера не может не определять всю человеческую жизнь.
РГ
Почему журнал назван именем засомневавшегося апостола?
Легойда
Наивные лопухи, не очень понимающие, но очень уверенные, например, в том, что, прочитав журнал, человек сразу изменится, мы даже собирались заканчивать журнал огласительным словом – для тех, кто, перевернув последнюю страницу, решит окреститься. Благо, на нашем пути встретился отец Димитрий Дудко, сказавший Володе: "Не надо быть морем, попытайтесь быть хотя бы волной".
Название же "Фома" приснилось нашей сотруднице Кате. Я позвонил приятелю, филологу православному, он уточнил: "Женщине приснилось? Это "прелесть" (пустой и опасный соблазн. – Прим. авт.)". Потом нас долго отговарили: нельзя делать журнал для сомневающихся, никто не хочет чувствовать себя сомневающимся...
РГ
На чьи деньги вы издаетесь?
Легойда
Медийный проект может жить либо с тиража, либо с рекламы, либо со спонсора, который зачем-то в него вкладывает деньги. И хотя наш тираж растет, без помощи пока не обойтись. Нам многие люди помогают, большинство просят при этом их не называть. Мы в журнале, кстати, пытаемся разрушить стереотипы негативного образа бизнесмена: люди, с которыми мы пересекаемся, не то что десятину отдают церкви, наоборот, в лучшем случае десятину оставляют себе, а остальное раздают.
РГ
Как вы себе представляете своего читателя?
Легойда
Сегментировать аудиторию по признаком пола, возраста, статуса, образования нужно, когда ты создаешь массовый продукт. Но разве можно сказать, что, например, Тарковский снимал свое кино для женщин после сорока? Наш друг Кшиштоф Занусси говорит про свое кино: "У меня свой маленький ресторан, а рядом – столовая, которая кормит 10 тысяч человек, я же больше тысячи накормить не могу. Но я готовлю пищу, которая мне нравится". Нам пеняли: что вы сравниваете свое ремесло с киноискусством Занусси, еще с Чеховым себя сравните. Но это верное сравнение: либо ты изучаешь аудиторию и работаешь на ее ожидания, либо пытаешься говорить о тех ценностях, которые важны тебе и находишь единомышленников. Вот как мы "рисуем" себе своего читателя. Это человек, рожденный в СССР, его образы сформированы "той" интеллектуальной средой, а язык от Шукшина и Высоцкого. Это неравнодушный человек: у нас есть преданный читатель, который говорит, что он атеист, но ему с нами интересно. Мы обращаемся к человеку, который размышляет. У нас в последнем номере журнала было большое интервью с современным философом Николаем Лисовым о замечательном святом XIX века Феофане Затворнике, который, уходя в монастырский затвор, взял с собой и книги, и живопись и даже фисгармонию: такой образ воцерковления культуры. Не в смысле, что по культуре плеточкой, а в смысле прорастания в культуре того, что созидает. Любви. Бог есть любовь. Я думаю, мы пытаемся говорить с человеком, который хочет любить.
РГ
О чем "Фома" принципиально не пишет?
Легойда
Мы для себя определили несколько табу. Не полемизируем с другими религиями. Не боремся с сектами. Взяли девизом слова священника начала XX века о. Валентина Свенцицкого "Показать красоту православия". У нас есть табу на тон: мы не дидактичны. Потому что, если человеческая душа по природе своей христианка – эту фразу все любят цитировать – значит, душа любого общающегося с тобой человека – тоже. Будь он буддистом, мусульманином, неверующим. Нас недавно критиковали за то, что реклама "Фомы" появилась в "Новой газете". А почему нет? И в "Новой..." и в "Российской..." Мы пишем о церкви, в которую могут прийти – и приходят! – и Явлинский, и Исаев, и коммунисты.
РГ
Социологические исследования показывают, что религия уже давно не пережиток...
Легойда
Как-то на пресс-конференции один образованный журналист сказал мне: "Вот вы говорите о религиозной идентичности, но это ведь не единственная идентичность человека? Я согласился: не единственная, но – главная, предельная. Я – сын, отец, преподаватель, водитель, однако отнюдь не эти мои роли определяют мое отношение к жизни и смерти.Зато то, как я отношусь к жизни и смерти, определяет и то, какой я отец, сын, и даже то, какой я зубной техник. Нужно понимать, что религия не может быть загнана в границы: по воскресеньям я верю в Бога, а с понедельника по субботу занимаюсь делами.
27.11.2006
Источник: Российская газета
