Все, дескать, должны быть одинаковыми, вести однообразную жизнь – поститься, молиться, отстаивать долгие службы. Считается, что в Церкви господствует жесткая казарменная дисциплина, что все должно быть по уставу, а чуть что не так – сразу следуют взыскания. В воображении возникает картинка, сходная с классическими антиутопиями – "Мы" Замятина, "1984" Оруэлла.
Этот карикатурный взгляд на Церковь – не есть порождение последних лет. Так многие думали и в советскую эпоху, и в предреволюционные времена, и в позапрошлом веке. С одной стороны, они цеплялись к тем грехам, которые порой встречаются и среди церковных людей. С другой стороны, этим они сами для себя оправдывали нежелание войти в Церковь, по-настоящему узнать ее. Мол, раз там сплошное темное царство, сплошное закрепощение и косность – значит, нам оно не нужно.
А на самом деле все совсем не так. Именно в Церкви человек становится по-настоящему свободным духовно, и внутрицерковная жизнь гораздо интереснее, глубже и ярче тех плоских стереотипов, которые с ней отождествляются. Но может ли это понять человек, далекий от Церкви? Может – общаясь с людьми церковными и видя, что у них есть чувство юмора. Юмор – это серьезный показатель. Всякий, кто хоть раз сталкивался с членами тоталитарных сект, знает, что сектанты убийственно серьезны. Там же, где есть внутренняя свобода, где дух раскрепощен, где глаза не зашорены – там люди способны шутить, там им присуща ирония. Но это ирония не злая, она не издевается над самым близким и заветным, как то бывает с людьми, предавшими свои идеалы.
Добрая ирония, такое умение посмеяться над своими слабостями и недостатками всегда жили в Церкви и живут сейчас. Это принимало разные формы – от устных баек до использования литературного жанра фацеций*. Надо сказать, что, возникнув во времена Возрождения, жанр фацеций поначалу использовался европейскими гуманистами для нападок на Церковь, и лишь гораздо позднее в этом жанре начали писать сами церковные люди, для которых фацеции (а потом и иные литературные направления) давали возможность в смешной форме поговорить о вещах грустных и серьезных. Можно вспомнить Лескова, можно вспомнить Клайва Льюиса. Посмеяться над своими недостатками, в том числе и над недостатками приходской или монастырской жизни – не зазорно для христианина.
"Копи" священника Иоанна Охлобыстина, выдержки из которых мы предлагаем в этом номере – как раз пример современных православных фацеций. Разумеется, герой Охлобыстина, преподобный Савва – персонаж вымышленный. Но то, что он (благодаря своему автору) говорит – более чем реально. И хотя первая реакция на "бриллианты" отца Иоанна – это улыбка, но за улыбкой следует мысль: а как это относится ко мне? Что, читая про отца Савву, я должен понять в себе и в людях? Что мне мешает идти ко Христу?
Редакция "Фомы"
Однажды к отцу Савве пришел в гости молодой человек и сказал: "Ну, я понимаю, что в начале был Большой Взрыв, из которого произошла вселенная, но что было до этого?"
– До этого, чадо, – ответил отец Савва, – Господь создал твою дурную башку.
– Значит, Большого Взрыва не было, – понял по-своему любознательный посетитель.
– Теперь уже был, – пояснил отец Савва и повел молодого человека пить чай.
Очень боялся отец Савва прилета инопланетян, поскольку в приходских кругах бытовало устойчивое мнение, что их нет.
– Конечно, не дерзаю фантазировать на эту тему, – вздыхал он за чаепитием в монастырском саду, – но представляется мне, что лукавый не творец и сам вряд ли иные миры замыслил.
– Как же так! – восклицал его извечный оппонент отец Георгий. – Совершенно очевидно, маленькие зеленые человечки – суть бесы. Их надо просто осенить крестным знамением, и они немедленно испарятся.
– Дай бы Бог! – кивал отец Савва, но добавлял: – А если нет? Что же мне тогда на старости лет, кроме латыни, еще и марсианский постигать?
Часто спорил отец Савва со своим другом отцом Георгием, настоятелем храма соседствующей с монастырем деревни, о смысле монашеского подвига и семейного обета. Никак не соглашался он со своим старинным другом, что монашеский выбор всегда выше.
– Монашеское дело частное, друг мой, – говорил он, – а венчание – Таинство.
– Но ведь сам апостол! – не соглашался отец Георгий.
– Говорил, – перебивал его отец Савва. – Говорил – "выше", но подразумевал выбор естественный, свыше предначертанный, а если рядом с тобой уж бьется родное сердце, то неприлично за чужой счет ангелоподобиться.
Было дело, приехал к отцу Савве из города историк и поэт Виолентов, много сил отдавший борьбе за чистоту святоотеческих традиций. Требовал подтвердить скорый конец света и вытекающие из этого бескомпромиссные методы борьбы со всемирным масонским заговором. Отец его поил липовым чаем и водил муравейник у просфорной показывать. Поэт скоро успокаивался и после недолгих уговоров соглашался посетить вечернее богослужение. А к концу службы даже креститься правильно научился.
– Вот видите! – радовался отец Савва. – Воистину – "Всякое дыхание да хвалит Господа"!
Как-то, проходя с братией мимо здания, где размещался музей истории Земли, отец Савва раздраженно поинтересовался:
– Что же здесь экспонируется? Земля? – и добавил задумчиво: – Видать, они ее в микроскопы разглядывают! – а братии дополнительно пояснил: – Микроскопы – это приборы, типа, как трубочки, в которые дорожные инспектора заставляют дуть. Братия опасливо перекрестилась.
Однажды отец Савва в монастырском саду имел беседу с прихожанами одного модного столичного храма. По окончании беседы он похвалил гостей за воистину столичное благочестие, но поскорбел, что в разговоре насчитал около сотни упоминаний настоятеля их храма и ни одного намека на Иисуса Христа.
– Но это ведь так очевидно! – не согласились они.
– Очевидна только жизнь, все остальное опытно, – смиренно возразил отец Савва и больше слов не говорил, опасаясь обвинений в обновленчестве.
В канун Святой Пасхи к отцу Савве приехал поэт Виолентов испросить благословения на создание Истинно Христианской Партии, для скоропостижного прорыва в законодательную власть. "Брат мой возлюбленный, – ответил ему отец Савва, – есть только одна истинно христианская партия – она же – Православная Церковь, все остальное повод случайных людей получать зарплату за чужой труд".
– Вы ничего не понимаете! Родина гибнет! – возмутился поэт.
– Моя нет, – крякнул монах, – а твоя давно в руинах, если ей еще одна партия нужна. Устроился бы ты, брат, на работу и в водке ограничился.
– Скажите, – вопросил отца Савву молодой послушник, – можно ли спастись?
– Практически невозможно, – ответил тот. – Но стоит попробовать.
– А Вы вообще-то когда-нибудь говорите абсолютно серьезно?! – спросил молодой иерей из города, отец Борис, сетуя на веселость натуры отца Саввы.
– Чадо, привилегией абсолютности обладает только Господь, всем остальным доступно только относительное, – относительно серьезно объяснял тот.
– Книга – действительно лучший подарок, но только в том случае, если ты ее сам написал, – говорил отец Савва, если его спрашивали, чего подарить ко дню ангела, и советовал: – Будьте проще – дарите деньги. Обещаю сделать себе на них приятно.
Прихожане совету следовали, и преподобный действительно делал приятно – за сорок лет служения он поставил десять храмов, открыл четыре приюта, выдал замуж и женил шестнадцать духовных чад бесприданников, оплатил образование наиболее смышленых из них и купил себе мотоцикл.
На одном отпевании отец Савва невольно запнулся на тропаре, где покойного именовали христолюбцем, поскольку в гробу лежал известный всей округе душегуб, которого застрелили при задержании сотрудники правоохранительных органов. Возвращаясь в монастырь, преподобный вспомнил о запинке и сказал сопровождавшему его послушнику: "Так хорошо о человеке может думать только Святая Церковь!".
Было дело, что просвещенный в области духовной молодой иерей из города отец Борис укорил отца Савву за дружбу с одним атеистом.
– Что тут поделаешь, – развел руками преподобный, – Господь так любит людей, что для тех, кто твердо убежден, будто Его нет, Его действительно нет. Человеческому рассудку это непостижимо, но хотя бы оцените уровень свободы.
Отец Савва постоянно читал про себя Иисусову молитву, отчего со стороны казалось, что он чего-то себе постоянно бормочет под нос.
– Извините, – извинялся он, когда на это обращали внимание братья.
– За что? – понимающе пожимали плечами опытные монахи.
– За слово-сорняк, – пояснял он.
– За какое? – ужасались братья.
– За "извините", – повторял преподобный.
– Кого в раю будет больше, русских или греков? – лукаво поинтересовались у отца Саввы приезжие туристы из Афин.
– Наверное, китайцев, – ответил им преподобный, и мотивировал: – Их в принципе гораздо больше.
До охоты на Слонопотама, или добро пожаловать в мир людей
Уже в наши дни в одном из московских монастырей наместник заметил, что у молодых и не в меру ревностных послушников появляются признаки духовного нездоровья: они все обращались к нему за благословением на чтение литературы о стяжании непрерывной молитвы (исихазме)... Когда в очередной раз послушники попросили у него инструкцию по созерцанию нетварного света, отец наместник вспомнил, что на днях его прихожанка-художница принесла ему книгу, изданную в сопровождении ее рисунков. Книга была про Винни-Пуха. Вот ее-то отец архимандрит взял со своего стола и обязал юных мистиков читать. На их недоуменный вопрос – до каких пор им ее изучать, последовал ответ: "До охоты на Слонопотама! Этого вполне хватит". Через несколько дней ребята стали такими, какими и подобает быть в их возрасте, сбросив с себя маску преждевременного "старчества".
Вообще, прежде чем обожиться, надо попробовать очеловечиться. В попытке перепрыгнуть именно через эту ступеньку святой Ириней Лионский (II век по Р. Х.) видел грех первых людей: "...не став еще людьми, хотели стать богами". Улыбка в церковном мире уместна просто потому, что Церковь – это мир людей. У людей бывают разные представления о том, что остроумно, а что нет. Но это спор о вкусах, а не о догматах.
По правде сказать, я не понимаю, как отец Иоанн собрал эти новеллы. Но среди словесной руды, отсеянной им, есть настоящие самородки. Читайте. И "будьте как голуби": зернышки склевывайте, а камешки оставляйте и на автора не сетуйте. Мир Церкви – мир людей. И отец Иоанн напоминает нам об этом.
Источник: Фома
