Плен Зазеркалья

Последние несколько лет два-три раза в неделю, ближе к полуночи, меня будит телефонный звонок:

– Добрый вечер, как вы? Не болеете? Не спите?

Это Алиса, бывшая одноклассница моего сына и его первая любовь. Я помню её милой первоклашкой с косичками, с большими и всегда удивлёнными глазами в пол-лица и смешными ямочками на щеках.

Но сейчас – голос обречённый, сдавленный. Вопросы риторические, ответы не нужны, а ночь пропала: от разговора отмахнуться нельзя – чувствую, как несчастна и напряжена Алиса.

– У меня опять всё ужасно, помогите, – умоляет она, уже не в силах сдерживать слёзы. Текст всегда один и тот же, но я верю ей, зная, в какой хаос превратилась её жизнь. Затем она держит долгую паузу – то ли справляется с собой, то ли вспоминает уроки первого курса театрального училища, где освоила умение выразительно молчать. На втором курсе она внезапно вышла замуж за немолодого человека и уехала с ним в Петербург. Родила дочку, пару лет посидела дома, узнала силу мужского кулака и ненависть свекрови, затем развелась и вернулась с ребёнком в Москву, снова стала моей соседкой. Её мама и отчим переехали в новый дом, и Алиса зажила "самостоятельно".

...Тем временем затянувшаяся пауза почти усыпила меня, но плач в трубке вернул к реальности.

– Отчим беспробудно пьёт. Мама замучила упрёками. Нет денег. Ребёнок не слушается. Снова выгнали с работы. Мужчины предатели. Подруги злорадствуют. Появился парень, но через два дня исчез.

Алисе известно, что я психолог, а мои сыновья успешны в карьере.

– Вы поможете мне справиться с депрессией? Вы скажете своему сыну, что я была не права – может, он и сейчас меня любит? Не могли бы вы дать мне немного денег, я совсем на нуле? – И ещё десяток судорожных, часто бестактных (сын женат) вопросов. В сущности, сигнал SOS.

Тихим и спокойным голосом я сбиваю накал – денег немного дам, сына тревожить не буду, помочь как врач смогу, если она готова изменить свою жизнь... Время – четверть второго. Слышу голос пятилетней Маши. Капризничает, просит конфет, жалуется, что болит живот. Мама не реагирует.

– Алиса, уже ночь, – возмущаюсь я, – ребёнок давно должен спать.

– Бери свои конфеты и убирайся, – кричит Алиса, – дай поговорить с человеком пять минут!

– Ты на телефоне около двух часов. Маша чувствует, что не нужна тебе. Ты её, малышку, погружаешь в тяжёлые проблемы и заодно учишь врать.

Родители часто не понимают, почему их дети говорят неправду, хотя все эти "пять минут" и критика "за глаза" близких людей – первая и лучшая школа лжи и лицемерия.

– Ерунда, у меня в детстве было и не такое. Ничего, выросла.

Действительно, я помню, как поздними вечерами мне звонила Надя, мама Алисы, – безденежье, неприятности на работе, неудачи в семье. И почти всегда в разговоре пробивался голос маленькой Алисы: "Мама, ну хватит говорить, мне страшно одной, побудь со мной". Всё повторяется.

Утром вялую, хлюпающую носом Машу мама тащит в сад. Освободившись от ребёнка, размышляет, идти ли на очередное собеседование в фирму или вернуться домой, в постель. Идёт домой, находя для этого любые причины: наверное, опоздаю; меня, скорей всего, не возьмут; зря потрачу деньги на метро; хочу спать; боюсь. Спит Алиса весь день, забирает Машу из сада и "улетает" в Интернет. Здесь ничего не страшно. Поиски работы, жениха, спонсора, друзей – в общем, активная, полноценная жизнь.

Интернет часто откликается на Алисины нужды, но и работа, и свидания, и надежды приводят к быстрым и неизбежным разочарованиям. Снова ночные звонки, слёзы, просьбы.

Эта беспорядочная и нелепая жизнь Алисы и малышки тревожила меня. Я совсем не понимала Надю, изредка появлявшуюся у дочери лишь для скандалов, унизительных упрёков и поучений: "Молодая баба с квартирой в Москве, не можешь найти обеспеченного провинциала? Кому ты будешь нужна через пару лет, ты выглядишь старше меня. Подавай в суд на бывшего и отсуди побольше имущества..."

Когда-то именно так Надя и поступала. Было несколько неудачных браков, и после каждого из них появлялись квартира, машина, дача. Потом – апофеоз счастья: Сергей. В те застойные годы он был завидным женихом – партократ, выдвинутый в Москву откуда-то из Украины и сделавший блестящую карьеру. Но нагрянула "перестройка", он стал не нужен – выяснилось, что, кроме болтовни, он ни на что не способен. Начал спиваться, стал злобным, но ещё более лживым и амбициозным, чем раньше. В 80-е годы он успел, пользуясь положением, купить несколько квартир, машин, загородный дом. Уволил Надю с работы, и они превратились в рантье. Денег Алисе не дают, считают, что квартиры достаточно.

Лет шесть назад я встретила их у дома. Они с трудом выходили из машины – оба постаревшие, тучные, с недобрыми серыми лицами. Я не могла поверить себе – ведь мы ровесники. Алиса тогда жила в Петербурге, а в наш дом они заехали за квартплатой – квартира была сдана, как и все остальные.

Ничто не связывало меня с этими людьми, и я быстро забыла об этой встрече.

И теперь, когда Алиса с дочерью в Москве, их нет рядом с ней. Будит меня по ночам, плачет, ждёт помощи. О маме вспоминает лишь в связи со ссорами и абортами, которые та устраивает ей после активных поисков женихов.

Я пригласила Алису к себе, хотя понимала, что её семья не простит этого ни мне, ни ей. Моя работа предполагает доверительные беседы, абсолютно открытые и честные. Я видела страх в её глазах. Поняла, что есть что-то, о чём она не может говорить именно со мной. Решила помочь иначе. Попросила свою приятельницу взять Алису к себе на работу, в турагентство. Та согласилась.

В первый же день Алиса опоздала на час. В этот же день нарушила данное мне обещание не использовать рабочий компьютер для знакомств и не болтать по служебному телефону – причины всех её прежних увольнений. Поссорилась с сотрудницей, сделавшей ей замечание, потеряла паспорт клиента, закрутила роман с охранником. Так прошло несколько дней, приятельница поняла, что оставлять Алису в агентстве – всех лишить работы, но увольнять её не решалась, боясь обидеть меня. Я предложила сделать то, что важно для компании. Коллектив вздохнул с облегчением. Но для Нади, мамы Алисы, я стала злейшим врагом. Оправдываться мне было не в чем, а вот помочь действительно хотелось – не только деньгами и бессонными ночами, но и врачебным опытом и знаниями. Что происходило с этой молодой женщиной? В тридцать два года – полная безответственность, безволие и страх перед любым действием и решением. Страх, от которого она пряталась в сон, виртуальное общение, случайные, недолгие связи. А ведь в школе она была всеобщей любимицей, умницей, заводилой.

Я начала с ней работать. Боль выливалась из неё потоками слёз. Начать говорить было трудно и ей, и мне – мешало давнее знакомство. И всё же мы решили: правда и только правда поможет разобраться в её беде.

– Мой кошмар начался ещё в школе, в седьмом классе. Ваш сын мне очень нравился, он был влюблён в меня, – начала Алиса свой рассказ.

– Что? Неужели он обидел тебя? Что он сделал? – Я была абсолютно не готова к такому признанию.

– Нет-нет, всё не так. Это я его мучила, за это меня Бог и наказывает. Он был такой трогательный, робкий, дарил мне цветочки, писал стихи... Какая я была глупая! Вечерами бродил под моими окнами, а я бросала ему его цветы и тетрадки, кричала какие-то гадости...

– Почему, Алиса? Можно было просто объясниться с ним. Он так страдал, нам всем было трудно тогда.

– Я не знаю, как говорить об этом. Только мама всё знает, но прозвучало это в нашей жизни всего раз. В то время она уже три года была замужем за Сергеем. Я называла его папой – она так хотела. Мама была счастливая, красивая, со светящимися глазами, всегда модно и дорого одетая. Отчим был богатым и важным. Тогда почти никто не ездил за границу, а он возил нас на Мальту, в Грецию, Италию. Мы объездили всю Европу. Он купил новую мебель, технику, квартиру бабушке, ящиками привозил деликатесы – мы даже не знали, что так бывает. Меня любил...

Тут Алиса снова зарыдала.

– Тётя Галя, – совсем как ребёнок, по-детски прошептала она, – он насиловал меня каждое утро... Мама уходила на работу рано... Он будил меня... – Алиса всё это произносила скороговоркой, боясь, что, если остановится, не сможет продолжать. – Он, такой огромный, сильный, закрывал мне рот рукой, наваливался своей тушей... говорил, что так надо, что он любит нас и всё для нас делает, без него мы пропадём, а я должна молчать... Как я не сошла с ума? Вся жизнь перевернулась. Я не могла смотреть в глаза маме, подругам, вашему сыну. Мне было больно и стыдно. Страшно было просыпаться. Засыпая вечером, я хотела умереть, чтобы только не было утра. А он, довольный и добрый "папа", поиздевавшись надо мной, кормил меня завтраком, подвозил к школе и уезжал на работу.

– Почему ты ничего не сказала маме?

– Как? Она только и повторяла: "Судьба выбрала меня из миллионов. Я и не мечтала о таком мужчине. Дай Бог тебе такого". И потом – я его так боялась! Когда я пыталась сопротивляться, он угрожал мне, шантажировал: "Скажешь матери – все втроём погибнем в машине, сброшу всех с моста". Когда вечерами он возил нас в рестораны, театры, в магазины за подарками, я с ужасом смотрела в окно, и всякий раз, на каждом мосту, он, смеясь, оборачивался ко мне: "Ну что, искупаемся?" Мама смеялась каждой его шутке, но что творилось со мной! Я и сейчас не могу по Москве ездить.

– Но сейчас, сегодня, Алиса, ты понимаешь, что должна была рассказать всё маме? Не бывает счастья на лжи. В вашем доме происходило преступление.

– Поймите, она была во всём за него. Несколько раз она видела на мне синяки, и её вполне устраивали его объяснения: "Она стала плохо учиться, в дневнике полно замечаний, хамит. Кто-то должен заняться её воспитанием, настоящим, мужским, не бабкиным". Мама, как всегда, кивала. А вот бабушка догадывалась, что что-то не так. Я действительно очень изменилась, плохо училась, прогуливала, курила. Я мечтала уехать к ней, но он не пускал. Бабушка называла его "волком в овечьей шкуре", жалела меня.

Страх стал главным моим чувством. Боялась, что мама узнает, и мы погибнем. Боялась, что не узнает, и этот кошмар будет вечным. Боялась просыпаться, потому что начнётся насилие. Боялась жить и боялась умереть... Боялась, что все знакомые и чужие люди догадываются о моей жизни.

Алиса плакала, носовых салфеток уже не хватало, она выбегала в ванную комнату мыть лицо, а я сама пыталась взять себя в руки, чтобы девочка не ощутила моей слабости: я должна быть сильной, чтобы помочь найти решение.

– Алиса, мы уже кое-что поняли с тобой, и это хорошо, успокойся.

– А что мы поняли? – удивилась Алиса.

– Твоя неуверенность в себе, низкая самооценка идут из детства. Тебе передался мамин страх быть одной – и ты идёшь на любые знакомства. Твои избранники случайны, но все они грубой силой и невежеством напоминают Сергея, а он был представлен тебе как идеал. Ты боишься работать, потому что в очень важном для тебя переходном возрасте тебя критиковали, во всех людях, кроме бабушки, ты видела врагов. Ты стыдилась своей жизни и боялась быть разоблачённой. То есть работать с людьми тебе нелегко. Проснуться утром для тебя – по привычке – труд и страх. Добраться до работы – тоже: улицы Москвы напоминают ваши поездки. Думаю, твоё раннее замужество, отъезд в Петербург во многом связаны с этим.

– Да, как я этого не понимала?
И знаете, Алексей, мой муж, он ведь так похож на Сергея во всём, даже внешне. И все мои остальные ухажёры – как близнецы-братья. Я ведь даже не смотрю на ровесников или людей образованных, интересных... Как странно.

– Может быть, ты расскажешь, что было потом?

Алиса как-то успокоилась, собралась, было видно, что она вдруг поверила: такая беседа действительно может помочь ей.

– Всё это длилось три года, до десятого класса. Учиться я стала совсем плохо, особенно точные науки для меня были пыткой. Из депрессии я не выходила, даже однажды хотела покончить с собой. Он стащил меня с подоконника, избил, а матери сказал, что я довела его тупостью, когда он занимался со мной математикой. И снова мама была на его стороне. Я не видела никакого выхода. Сергей уехал в командировку, и я всё рассказала маме. Сначала она не поверила мне. Потом начала обвинять – во всём виновата я. Сергей здоровый нормальный мужчина, а я, дрянь, его соблазнила. Потом было столько грязи вылито на меня... Утром мама собрала мои вещи и отправила к бабушке, быстро, до возвращения Сергея. Она даже не просила не говорить ничего бабушке, понимала, что пожалею её.

Бабушка жила на Арбате, рядом со Щукинским. То, что я вырвалась из ужасного плена, была с бабушкой, которая любила и верила мне, а может, все мои страдания, одиночество, двойная жизнь так изменили меня, что мне вдруг пришла мысль стать актрисой. Я легко поступила в Щуку, снова училась жить, радоваться, а ещё был восторг от того, что больше нет Сергея, нет математики, физики и всякого такого. "Профессия для куртизанки, – сказала мама. – А Серёжа просто хохочет, когда слышит, что ты, толстая и неуклюжая, можешь стать артисткой".

– Погоди, Алиса, я не пойму, как мама после того, как всё узнала о своём муже и тебе, решила эту проблему? Как складывались их отношения?

– Никак. Прошло пятнадцать лет, а они до сих пор об этом и не говорили. Я к ним, естественно, не приезжала. Мама привозила мне и бабушке продукты из его распределителя, говорила, как дорого это стоит, "не всем так везёт", и, не посидев и минуты, уезжала. Она предала меня. Выбрала его, комфорт, имущество, деньги. До сих пор длится эта молчанка. Вскоре умерла бабушка, я осталась в квартире одна. Как-то ночью он явился пьяный, избил и изнасиловал меня. Я поняла, что нужно всё бросать и бежать из Москвы. Как только зажили раны, сошли синяки, я познакомилась на Арбате с мужчиной. Что-то привлекло меня к нему, теперь понимаю что. В общем, я уехала с двойником Сергея
в Питер. Мама сдала и эту квартиру, Сергей поинтересовался, что за урод мог жениться на такой, как я. О замужестве и разводе вы знаете, вот у меня есть Машка...

В те годы в стране всё поменялось. Сергей потерял своё тёплое место. Целыми днями они сидят дома у телевизора, всех критикуют. Лишь в определённые дни вместе разъезжают по адресам, собирают со своих жильцов плату. Ни друзей, ни радости. Сергей сильно запил, и мама теперь "пасёт" его целыми днями, чтобы не "перебрал". Она сама покупает ему спиртное, установленную дозу. Однажды он напился до нечеловеческого состояния и с ненавистью выкрикнул: "А ведь ты, стерва, всё знала, знаешь и молчишь! Думаешь, это я животное? Нет, это ты! Ты хуже меня в тыщу раз". Он избил её, сломал руку.

– Как ты узнала об этом?

– Она позвонила мне в Питер. Наверное, ей тогда было очень плохо. Но и это ничего не изменило. Всё по-прежнему. "Поздно что-то менять. Я не хочу быть одна и не хочу быть нищей". Мне её жалко. Она была неплохим архитектором, красивой женщиной. Были друзья, подруги, в доме бывали люди, хотя и жили мы небогато. Она всё променяла на этого зверя. Она его шофёр, нянька, уборщица, ходит по пятам, выслушивает гадости о себе, обо мне, о моём ребёнке, о покойной бабушке... Ой, а знаете, я сейчас подумала, что ни он, ни она никогда ни о ком не сказали хорошего слова. Вокруг одни монстры. Всех ругают и этим живут.

Разговоры с Алисой, хоть и были тяжелы для нас обеих, освобождали её от многолетних пут. Она успешно прошла собеседование в хорошей фирме. Ею были довольны. Утром легко просыпалась ("Это такое счастье!" – делилась со мной она), вовремя отводила малышку в сад и не опаздывала на работу. Личная жизнь не складывалась. Её неосознанно тянуло к грубым и циничным "самцам" с деньгами. Образ Сергея глубоко впечатался в её сознание и руководил её выбором. Как бы странно это ни звучало, часто в сочетании "жертва – палач" жертва накрепко привязывается к своему мучителю и эмоционально зависит от него больше, чем от неё палач. Это известный в психологии феномен, требующий долгой коррекции, тщательного анализа.

Алиса нуждалась в постоянной психологической помощи и получала её от меня. Но и в моей жизни есть обстоятельства, которым я вынуждена подчиняться. Год назад я уехала из Москвы по неотложным делам. Найти квалифицированного врача, да ещё бесплатного, которому бы Алиса доверяла, как мне, не удалось. Я волновалась за неё, звонила. Как-то я снова услышала слёзы. По возвращении узнала, что Алиса беременна. Мать и Сергей устроили настоящую травлю, заставляя сделать аборт. Алиса не соглашалась: "Я не желаю больше убивать детей, это грех, можете убить меня", – твердила она. Они обвиняли меня: "Это от неё ты наслушалась всяких поповских штучек, она всё делает назло нам, пусть и кормит тебя и твоих ублюдков..."

Мы с Алисой победили в этой войне. Поддержали соседи, бывшие одноклассники. Церковь благословила её на роды, подарила новых друзей. "Бог дал ребёнка – даст и на ребёнка", – уже спокойно повторяла она. Отец ребёнка так и не появился, но Алиса, уже поняв многое, его не ждала. Когда болела Маша – а Алиса продолжала работать почти до родов, – с ней оставались поочерёдно все мы. Мама не появилась ни разу. Коляску, детские вещи, игрушки, всё необходимое для младенца тоже собрали сообща. Лишь перед самыми родами позвонила Надя и предложила взять Машу на дачу. Алиса согласилась, решила: что-то растаяло в душе мамы, она понимает, как тяжело поначалу будет с двумя детьми.

Родилась чудесная здоровая девочка. Алиса сама не может объяснить, почему сразу же после родов, мучений и радости, уже в палате, она первым делом взяла сотовый телефон и набрала номер службы знакомств. Инерция? Рефлекс? Послеродовой рецидив суженного сознания? Отправила SMS незнакомому Саше, свою фотографию. "Только что я родила и очень счастлива. Папы у нас нет. Хочешь со мной дружить?" Странно, странно всё в поступках Алисы. Но Саша ответил, завязалась переписка. Это новое знакомство, смешные эсэмэски, рассказы о себе и Сашино желание помогать очень поддерживали Алису. А ещё были фрукты, соки, подарки ребёнку. Через неделю Саша встретил Алису с дочкой у роддома с цветами и машиной, отвёз их домой. С этого дня каждый вечер после работы он приходил к ним, принося всё необходимое, а главное – тепло, любовь и уважение к Алисе за решение оставить ребёнка. "Когда я увидел тебя у роддома, подумал: вот Мадонна. Выходи за меня замуж". Сказка? Нет, правда, реальные люди, живущие рядом. Саша надёжный, красивый, умный человек. Девочку он записал на себя: Елизавета Александровна Сергеева.

Сергей и Надя тем временем вершили судьбу Алисы по-своему. Решив, что с двумя детьми ей будет тяжело, они отдали Машу её отцу и бабушке. Как вещь, даже не спросив у матери и держа это в тайне всё лето, пока были на даче. Вернувшись в Москву, они приятно удивились: "Нашёлся сумасшедший, будет вас кормить. Кто же знал, что так произойдёт, может, Машку бы не отдали. Хотя с двумя бы даже такой чокнутый тебя не взял".

Сейчас Саша и Алиса готовятся к суду, делают всё, чтобы вернуть девочку. Маленькая Лиза окружена заботой и любовью. У них всё получится.

Сергей и Надя так и не видели внучку, которой уже почти полгода. Они живут, по-прежнему не веря ни во что хорошее, обвиняя и осуждая всех. Но наши дети – это зеркало, увеличительное зеркало наших собственных пороков и ошибок. Алиса оказалась в Зазеркалье этих ошибок, как многие из нас. Есть примета: разбитое зеркало не к добру. В этом случае она не верна.

Иногда Алиса звонит мне, у неё много по-настоящему важных вопросов, интересных мыслей. Но если Лизонька заплачет, она тихонько просит: "Можно, я потом перезвоню? Я сейчас нужна дочке". †