Про Митю
Вопросы стали возникать у меня где-то в середине 60-х. В правление Брежнева. Следовательно, не поощрялись. Хотя и возникали у многих и всё более настойчиво. Я работала тогда в одной из московских газет. С близкой моей приятельницей (она и теперь ещё работает там) мы раз-другой в неделю хаживали обедать в Дом журналиста на Арбате. И однажды за обедом она поделилась со мной впечатлениями предыдущего вечера. Была, по заданию редакции, в некоем "серьёзном собрании" и там познакомилась с видным тогдашним деятелем Московской Патриархии. Случилось так, что владыка удостоил журналистку долгой беседы. На духовную тему.
– Столько интересного рассказал, так убедительно говорил... Поневоле задумаешься всерьёз над тем, в чём дед с бабкой стояли твёрдо, а родители исповедовали тайно, – заметила она.
Помню, я по-хорошему позавидовала ей. Ведь я вполне могла оказаться на её месте и, возможно, получить ответы на свои вопросы. Не пойдёшь же с ними (с нашим-то высшим образованием!) к какому-нибудь простому батюшке...
Несколько дней спустя мы с мужем пили чай (и не только) у наших друзей, диссидентов-шестидесятников, вели, как водится, антисоветские разговоры. Раздался звонок в дверь, и появился новенький – некий Митя, биолог с интеллигентным лицом и лучистыми глазами. Ему суждено было стать нашим близким другом на двенадцать лет. Удивительной эрудиции был этот человек, ставший, как поняла я позже – в ответ на мою неосознанную молитву, нашим водителем ко Христу. От Мити, владевшего богатейшей родительской библиотекой – об отце его была статья в Большой Советской Энциклопедии, – я получила в подарок на день рождения первый в моей жизни Новый Завет.
Советская власть Митю преследовала, поставив ему модный тогда диагноз "вялотекущая шизофрения". Он был женат, имел троих детей, жили они совсем не богато, но как бы в озарении светом Христовым.
Года за два до нашего отъезда из России у Дины, Митиной жены, обнаружили рак. Именно в те дни приняли тайное крещение на дому Дина и дети: Ольга, Ваня и Маша. Месяца через два крестилась и я (муж был крещён в детстве), крёстным моим отцом стал Митя. А ещё через несколько месяцев он крестил нашу внучку Верочку.
В январе 79-го умерла Дина. И Митя остался со своими сиротами. Летом ему предстояла научная экспедиция в горы, в Туву. Мы ждали разрешения на выезд в США. В последний раз он навестил нас 11 июня, в день рождения моего мужа Сени. На прощанье сказал:
– Как получите разрешение, немедленно телеграфируйте. Я постараюсь вырваться, проводить вас.
Разрешение пришло через полтора месяца, за это время от Мити было одно, но длинное письмо. Умное, доброе, исполненное тоски по трём его сиротам.
На сборы нам дали менее месяца. Я посылала телеграмму за телеграммой. Ответа не было. Дети жили в это время в Питере, у бабушки с дедушкой, и адреса их у нас не было. Телефон в Митиной квартире, естественно, молчал. Лишь за два дня до нашего отъезда он ответил голосом женщины, о которой я знала от Мити как о старинной их приятельнице из "бывших", оставшихся в стране и выживших русских аристократов. Мы узнали друг друга, хотя лично знакомы не были. От И.Н. я и услышала, едва не потеряв сознание от боли и ужаса, о гибели Мити. На лагерь биологов пошёл грязевой сель. А в долине играли дети сотрудников. Спасать детей первым побежал Митя, отец троих сирот. Никто не погиб, кроме него. Тело Мити найдено не было...
– Как же Бог, если Он добрый, – рыдала я в трубку, – мог так поступить? Ведь дети только что мать похоронили?!
– Дмитрий Николаевич очень устал, – прозвучало в ответ, – Господь дал ему покой... А о детях мы позаботимся.
Накануне отъезда мы приехали в дом, с которым столько было связано. Все были в сборе: Ольга, Ваня, Миша, И.Н., мы. Только Мити и Дины не было. Ваня подарил нам маленькую фотокарточку отца: теперь его милое, родное лицо всегда будет передо мной. В Австрии, Италии и первые месяцы в Америке я всегда носила фотографию Мити в сумке, чтоб была под рукой. Работая на Уолл-Стрит, в Британском офисе близ скорбно знаменитых башен-близнецов, доставала её и ставила на рабочий стол – поговорить, посоветоваться с Митей, просто отдохнуть, глядя на него...
Как-то вечером, дома уже, стала вдруг испытывать какое-то тревожное чувство по поводу... Митиной карточки. Словно голос внутри зазвучал:
– Вынь фотографию из сумки и поставь на книжную полку.
– Да как же я без неё, она мне днём на работе нужна, – объясняю кому-то.
А тот всё настойчивей:
– Вынь и поставь на полку.
– Да не могу я без неё!
– Вынь и поставь на полку.
Долго мы так препирались, и "он" одолел. Поставила я Митю на полку. А на следующий день, по дороге с работы, застряла во вращающемся турникете метро, и тут уличный мальчишка рванул у меня из руки сумку и был таков. Пропали с ней два доллара и ключ от квартиры. А могла бы пропасть и Митина фотография, которая с тех пор уже 26 лет стоит на моей книжной полке.
Ангел-хранитель
Кто он? Невидимый и неосязаемый доброхот по нашим земным делам? Или, может быть, родственник, друг, живущий рядом с нами? Мы знаем, что при нужде он всегда придёт на помощь, и сами порой зовём такого человека (в переносном смысле, конечно) "ангелом-хранителем".
Иногда я, наверное, так и думала о покойном своём муже Семёне, с которым – слепым на один глаз фронтовиком – познакомилась на танцах в студенческом клубе МГУ. А если б не пришла тогда на танцы, если б не заметил он меня? Поверьте, я-то уж обстоятельства собственной жизни знаю как никто – скверно, очень скверно пришлось бы мне, и до сегодняшнего дня, уверена, не дожила бы!
Однако нищая девчонка, о которой родители, имевшие другие семьи, практически не заботились, попала-таки "в нужное время в нужное место", в тот клуб, на те танцы. И тот парень пригласил её. Фокстрот мы танцевали под навсегда запомнившуюся песенку:
В жизни очень часто так случается,
По весне, когда растает снег,
На пути на жизненном встречается
Человеку человек.
Он хорошим парнем называется,
Ей такого не сыскать вовек...
Именно так всё и получилось. Сыграли студенческую свадьбу – вскладчину. Наряды на женихе и невесте были с чужого плеча. И коляску родившемуся через два года сыну купили "ребята с нашего двора".
Он был юристом. В тогдашнем Советском Союзе им платили гроши. Я филолог, работала от случая к случаю, на постоянную работу очень долго не могла устроиться. Но это всё пустяки. У многих случается. Однако и драматические складывались обстоятельства, опасные, не раз и не два. И, не будь его рядом, не выбралась бы я ни из одного из них.
Минули десятилетия. Семья оказалась в эмиграции. Меня Господь удостоил дружбы с замечательным служителем Своим – о. Иоанном Сан-Францисским (Шаховским) и его духовной дочерью – монахиней Галиной. О семье моей о. Иоанн знал только то, что она есть. Не уверена, что он помнил имя моего мужа, хотя приветы ему неизменно передавал. О "личном", семейном мы ни с владыкой, ни даже с Галиной не говорили.
И вот как-то, незадолго до его смерти, беседуем мы с о. Иоанном по телефону. Долгая получилась беседа, и я с беспокойством подумала, что пора бы старику лечь отдохнуть. Намекнула на это. Он:
– Да, вы правы.
И потом как-то взволнованно произносит:
– Мужу вашему передайте сердечный привет, Ирина!
– Передам, отец Иоанн. Спасибо.
– Подождите минуточку, – слышу, – мне вам что-то сказать надо.
– Cлушаю.
В трубке молчание. И снова:
– Подождите, пожалуйста...
Да что там происходит? С кем-то ещё говорит? Не слышно... Наконец медленно: слово – короткая остановка, слово – остановка – звучит голос владыки:
– Мне надо сказать вам, Ирина, и вы запомните это: ваш муж – ваш ангел-хранитель!
Меня в жар бросило... Во мгновение ока вся жизнь передо мною пролетела. Всё, что я знала о себе и о нём. Но ведь владыка-то не знал этого, не мог знать!
– Откуда, – не спросила – крикнула я в трубку, – откуда вы это знаете?!.
– Знаю? – раздался добрый старческий смешок. – Да уж знаю, поверьте, Ирина, знаю.
После кончины о. Иоанна я рассказала об этом разговоре Галине.
– Так владыка ясновидящим был, – ответила она. – А вот почему, зная тебя не год и не два, только теперь эту информацию принял и тебе передал, – усмехнулась в трубку Галина, – сказать не могу. Может, потому, что недолго уже оставалось ему прозябать на земле, вот и приоткрыл тебе тайну твоей жизни. Чуть-чуть...
Так что же такое ангел-хранитель? Невидимый – понятно, если верим в него. А если видимый, который всегда рядом? Он что – сотрудник тому, небесному? И сам этого не знает? Знают ли за него?
Вспомнилось, что в войну, пройдя от Бреста до Берлина, муж не раз попадал в такие ситуации, когда вокруг не оставалось в живых никого – кроме него.
Запомнила его рассказ про погибших в блиндаже. Там, воспользовавшись передышкой, отдыхали солдаты. Вошёл и Семён – подремать, если удастся. Врезался ему в память паренёк, чем-то похожий на брата Ивана, погибшего под Москвой. С таким же прямым носом и большими глазами. Приткнувшись у окошечка, парень писал письмо. Сеня устроился позади него, в конце блиндажа. И сразу же оглушён был страшным взрывом: в блиндаж попал снаряд. Последнее, что он увидел, – ползущие бревна, которые накат за накатом накрывают ребят и того, что на Ивана был похож. Все там погибли, кроме Сени, который был только контужен...
А за неделю до окончания войны был сбит самолёт, в хвосте которого сидел мой муж – стрелок-радист. Объятый пламенем, самолёт рухнул на землю. Лётчик и ещё четыре человека сгорели. В госпитале муж узнал, что и его, сильно обгоревшего, сочли мёртвым... Тогда и лишился он правого глаза...
Так что же – его хранили для меня?
Мысль, настолько ошеломляющая – особенно если всем существом осознаёшь свою незначительность и задумаешься о тех, у кого сложилось иначе, – что лучше в неё и не вникать.
На поминках по мужу батюшка сказал: "Теперь он станет помогать вам оттуда".
И всё прошедшее с тех пор время я, необъяснимо чувствуя это, с радостью думаю: "Как же иначе: ведь он – мой ангел-хранитель!" †
