Кто любит и перечитывает русскую классику, несомненно, заметил: у Достоевского, пристально вглядывавшегося в тёмные, болезненные закоулки человеческой души, мир, где обитают его герои, крайне неуютен и даже враждебен: всё камень да камень, да гнилой петербургский ветер, да свинцовая вода. Холодно…
Совсем не то у Чехова. Если Фёдор Михайлович жил близ мрачных Пяти углов, то Антон Павлович — на просторной Садово-Кудринской, где в его пору закипали по весне черёмухой, кудрявились сиренью московские весёлые сады. Он и сам развёл чудесный сад у себя в Мелихове, а позже — в Ялте, на Аутке.
Кажется, всё самое светлое, высокое и счастливое в судьбах чеховских героев связано с садом. Об этом — о потере корней, о крушении прежней счастливой жизни, пущенной с молотка, — грустная комедия "Вишнёвый сад". В "Чёрном монахе" отец и дочь Песоцкие заняты "красивым, милым и здоровым" делом: они ухаживают за огромным садом; там прошло детство Коврина и зародилась любовь Тани. Для главного героя разрыв с семьёй и этим садом равносилен утрате рая — и себя. Именно поэтому в предсмертные минуты он "звал Таню, звал большой сад с роскошными цветами, обрызганными росой, звал (…) свою молодость, смелость, радость, звал жизнь, которая была так прекрасна".
Измученная жизненными тяготами и ещё более — испепелявшими её страстями, бездомная и нищая Цветаева молила дать ей в старости не крышу над головой, не угол, чтоб было где "главу приклонить", а сад. Возможно, подобно булгаковскому Мастеру и его подруге, она и не сподобилась быть взятой во свет, но калитку в зябкий утренний сад с цветущими вишнями, с тёмной от росы дорожкой, с ничем не нарушаемой тишиной Бог ей, наверное, отворил. Не "за этот ад, за этот бред" — их мы устраиваем себе и друг другу по собственной воле, — но из великого сострадания и любви.
Чем безжалостнее давит на современного человека мегаполис, превращая его в ничтожную, безымянную и безликую молекулу нескончаемого броуновского движения, тем яростней накидывается дачник на чудом доставшийся ему в собственность клочок пригородной земли. И движет им, как правило, вовсе не желание поесть бесплатных огурцов с помидорами: при нынешних ценах на бензин и на проезд в электричке выращивать их невыгодно.
"В городе, — объясняет мой друг-физик, — выходишь на улицу — и ты уже не дома, а на даче — всё равно дома". Да и может ли быть иначе, если каждая пядь заболоченной пустоши многолетними твоими трудами превращена в великолепный, с ранней весны до поздней осени цветущий сад? Возделанная, облагороженная земля становится домом, и стен у него нет, и кровлей ему — небо, о котором забывают вынужденные опасливо смотреть себе под ноги вечно спешащие горожане. Между тем Господь от сотворения мира доверил нам обладать землёй и трудиться на ней, о чём сказано в самом начале Библии, в 1-й главе книги Бытие.
"Поскольку Христос ступил на землю Своими ногами, — выстраивал цепь рассуждений о. Александр Мень, — постольку Он освятил землю; поскольку Он Человек и наш Брат, постольку Он освятил человеческий род; поскольку Он любит цветы и каждую тварь, постольку Он любит всё творение". Таким образом, "для человека нашей цивилизации очень важно, чтобы он понял свою ответственность за природу, как это понимал апостол Павел, сказавший, что вся природа “стенает и мучится доныне”. В этом заключено глубокое христианское видение и ощущение мира и своей ответственности перед ним" [1].
Сказанное не стоит понимать как призыв ко всем и каждому хвататься за лопату и грабли. Многим не по сердцу да и не по силам труд земледельца. Но, взглянув на обезображенный стеклотарой, жестянками из-под пива и россыпью окурков городской газончик, поневоле вздохнёшь: и впрямь, стенает и мучится… Решение даже самой простой экологической проблемы лежит в нравственной сфере. Ни дома, ни в школе не учат теперь уважительно относиться к земле, по которой ходишь, от которой берёшь пищу свою, не оскорблять её сором и тем более — плевками…
Размышления о. Александра шли гораздо дальше призывов ответственно относиться к природе. Убеждённый эволюционист, он часто говорил о нашем родстве со всем творением: "Окажитесь весной за городом, возьмитесь рукой за ветку, подумайте, что вы держите за руку вашу сестру или брата. Что это живое существо и у вас общие предки. Что у нас одна ДНК лежит в основании наследственности. Это значит, что мы кровные родственники. Это существо может быть более слабым, мы можем его уничтожить, можем принести вред его существованию. Тогда мы каждого муравья, который ползёт по земле, увидим как собственного брата… Конечно, это нелегко представить, но… если мы несём в себе это понятие, то мы проникаемся чувством священного родства со всей природой, со всем живущим".
И подводил к пониманию тайны творения, к осмыслению красоты и величия замысла Божия о единстве тварного мира: "Если мы смотрим на процесс развития Вселенной как на процесс эволюционный, мы себя не ощущаем независимыми от природы. Мы знаем, что у нас одни корни… что состав нашей крови близок мировому океану. Но главное, что чувство эволюции и близости к природе сначала рождает в человеке благоговейное отношение, потом человек получает силу от окружающего мира… которой он был давно лишён, когда оказался оторванным от природы. Происходит обмен: человек не только осознаёт нравственный закон, но и получает силу для его исполнения. Это чувство родства со всем живущим — не просто эмоция, это так и есть. Почему это важно? Потому что Бог запечатлён в каждом из живых существ, потому что в каждом из них Его тайна, Его мысль".
Общение с природой, "жизнь в саду" и о. Александр, и многие религиозные мыслители и мистики разных времён осознавали как один из путей, ведущих к собиранию души, к стяжанию Духа, к Богообщению.
"Кто хочет узнать волю Божию, ищите тишины. Кто хочет собрать свои мысли и чувства, ищите тишины, потому что наши мысли и чувства разбегаются, не подчиняются нам… Но истинно духовная жизнь происходит только в собранности, внутреннем уединении…"
Трудно себе представить современного образованного, в значительной степени отравленного скепсисом человека, который пришёл бы к Богу "в обход интеллекта", что называется — по наитию. Но есть в рациональной вере определённая ущербность. Именно к верующим "от ума" о. Александр обращался с совсем простым, на первый взгляд, советом:
"Вы встаёте утром рано. Часто многие люди встают нехорошо. Мир кажется им противным. И вот в это время на одну минуту (если вы находитесь за городом) надо выйти в сад. И в молчании побыть наедине с природой.
Над нами — небо, мы его часто не замечаем. Восходящее солнце, гаснущие звёзды, бледнеющий серп луны. Пение птиц, звон кузнечиков. Тишина мира.
Побыть перед этой тишиной хотя бы несколько мгновений целительно для души. Потому что в этом молчании присутствует Творец. Человек неверующий всё равно может Его ощущать.
И если человек будет каждый день… искать минуты внутреннего безмолвия, он обретёт нечто, предваряющее молитву. Это будет источником силы. Вы потом будете скучать по этим минутам. Этому надо научиться, и этому можно научиться…"
Созерцаешь ли ты в покое или рыхлишь грядку — ум и душа у тебя свободны. Трудись и молись, как говорят монахи. Послужи творению, и оно послужит тебе.
В твоём саду, моя душа,
Я постигаю жизнь иную.
До самой глубины дыша,
О белизне твоей ревную,
О ветках за твоим окном,
О занесённой снегом ели
И что пора кормить пшеном
Сорок, синиц и свиристелей.
Здесь каждый взгляд и каждый шаг
Земную отдалят тревогу.
В твоём саду, моя душа,
Мне так легко молиться Богу
И так легко Господень Дух
Ловить ожившими губами
И утолять голодный слух
Любви забытыми словами.
Скрути покрепче эту нить,
Стрелок мой нежный и отважный.
В твоём саду так сладко жить,
Что даже умереть не страшно.
Но, удостоены венца,
В конце пути, в преддверье рая,
В твоём саду — у ног Отца —
Светиться будем, не сгорая.
"…И отдашь голодному душу твою, — сказал пророк Исайя, — и напитаешь душу страдальца: тогда свет твой взойдёт во тьме… и ты будешь, как напоённый водою сад и как источник, которого воды никогда не иссякают" (Ис 58. 10–11).
Но не нам, а имени Твоему воздай славу за этот дар и за Твой сад, Господи.
| [1] | Цит. по кн.: А. Ерёмин. О. Александр Мень. Пастырь на рубеже веков. М., 2001. |
