В середине марта Министерство образования и науки получило от правительственной комиссии по вопросам религиозных объединений поручение доработать законодательные поправки, дающие духовным учебным заведениям право на государственную аккредитацию. Неужели вопрос все-таки сдвинулся с мертвой точки и выпускники духовных академий при устройстве на работу будут в равных условиях с окончившими пединституты? И не говорит ли это о том, что религия в России скоро станет чуть менее отделена от государства? Проблемам взаимоотношений государства и Церкви в области образования мы и посвятили беседу с председателем Учебного комитета при Священном синоде, ректором Московской духовной академии и семинарии архиепископом Верейским Евгением.
– Ваше Высокопреосвященство, как бы вы могли охарактеризовать отношение государства к религиозному образованию в советское время?
– Только одним словом – как дозволенное со всеми вытекающими из этого понятия последствиями. Государство дозволяло по строго определенной программе под строгим контролем давать образование будущим священникам. Это была единственная форма религиозного образования. При Хрущеве и это окно могли прикрыть. При Горбачеве в оставшиеся три семинарии – Московскую, Санкт-Петербургскую и Одесскую – разрешили набирать "сколько вы хотите", но при этом существовало условие – не открывать новых учебных заведений.
– Так было до самого 1988 года?
– До 1988 года других изменений в религиозной политике государства не произошло. После празднования тысячелетия Крещения Руси вопрос открытия новых учебных заведений, воскресных школ, православных лицеев, богословских институтов из идеологической плоскости был переведен в практическую. А именно: если Церковь хочет православный лицей – это ее проблемы. Помещения, преподаватели – государство в эти вопросы не вмешивается и тем более не дает на их решение никаких средств. Затем в Законе об образовании было сказано, что все учебные заведения религиозных конфессий должны проходить лицензирование, подтверждать свое право на ведение образовательной деятельности в религиозной сфере.
– И на этом государственное вмешательство в учебный процесс заканчивалось?
– Государство лишь контролировало условия, в которых он ведется, – помещения должны отвечать правилам пожарной безопасности, пищеблок должен быть соответственно оборудован и так далее. Невмешательство в учебный процесс чиновники Минобразования мотивировали тем, что религиозные организации отделены от государства. Но вот в 2001 году был принят госстандарт "Теология". Само принятие стандарта было непростым делом, шло на протяжении нескольких лет, и то, что его все-таки приняли, было нашей большой победой. Везде подчеркивалось, что это светский стандарт, и согласно ему могли уже открываться негосударственные учебные заведения, факультеты и кафедры теологии в государственных и негосударственных вузах. Мне вспоминается, что с принятием стандарта вдруг пошел какой-то вал заявок на организацию теологических факультетов и кафедр! Десятки вузов вдруг захотели иметь у себя теологию!
Семинарии и академии, те учебные заведения, что существовали в Церкви в советское время, сегодня зарегистрированы как религиозные организации тире учебные заведения. Мы давно думали выходить на аккредитацию, для того чтобы диплом выпускника академии и семинарии был признан дипломом государственного образца. Минюст нам дал заключение, что никаких препятствий для того, чтобы нам учиться по стандарту "теология", нет. Но государственный диплом нам все равно, как говорится, был заказан, так как против этого выступило Министерство образования РФ – потому что мы религиозная организация и отделены от государства.
– Замкнутый круг...
– Поначалу в Министерстве образования, да и в других инстанциях термин "светское государство" понимали как "атеистическое государство". По инерции старого мышления. А почему атеистическое? Оно именно что светское, ведь в наших учебных заведениях учатся граждане нашего государства. Они хотят получать религиозное образование. Почему государство не может обеспечить им равные условия с учащимися других учебных заведений, государственных и негосударственных? Есть страны, где государство полностью финансирует учебные заведения религиозных организаций, например в Румынии, Греции. В Болгарии при государственных университетах существуют богословские факультеты, где готовят кадры для Болгарской православной церкви. Мы доказывали нашу позицию, пытаясь объяснить, что мы не второсортные граждане нашего государства, мы только просим те конституционные права, которыми обладает каждый его гражданин. А нам говорили, что, поскольку мы отделены, ...ну и так далее. Но в последние годы много что изменилось, и мы надеемся, что, если в ближайшее время не произойдет каких-то катаклизмов, долгожданная аккредитация все-таки состоится.
– Похоже на то, что законодательная база образования в этом его сегменте просто-напросто сдерживала развитие образовательной системы...
– Конечно. Ведь сегодня выпускника академии или семинарии не берут на работу в ту же, например, школу, потому что в глазах государства он сам не более чем выпускник средней школы. А так бы он мог что-то преподавать, в зависимости от того образования, которое получил. Вот смотрите, сколько на только что прошедшем Русском народном соборе говорили о проблемах. Но государство до сих пор не в полной мере использует тот потенциал по работе с молодежью, который имеет Церковь, исходя из многовекового духовного опыта. Но чиновничья точка зрения по сию пору такова, что Церкви не место ни в школе, ни в институте. Как принцип отделенности был провозглашен, так он и продолжает воспроизводиться. Хотя в действующей Конституции слов о том, что Церковь отделена от государства, нет. Там речь идет о религиозных организациях. А это меняет дело. Это значит, что государство не вмешивается в управление Церковью, а Церковь не вмешивается в государственные дела. Но как невозможно в живом человеке отделить душу от тела, так же невозможно и в верующем человеке разделить его светскую и церковную стороны: они взаимопроникают друг в друга и постоянно взаимодействуют. Поэтому вполне правомочен вопрос: на каком основании в обязательном порядке преподается в школах атеистическая теория эволюции? Разве это не ущемление прав тех, кто придерживается альтернативной точки зрения, которую разделяет множество современных ученых?
– А нет ли подспудного желания вернуться к дореволюционному положению вещей?
– Стать государственной Церковью? Наоборот! Святейший Патриарх неоднократно говорил о том, что Церковь не должна становиться государственным ведомством. Мы за гармонию в отношениях с государством, во многом цели и задачи у нас одинаковые, в том же воспитании молодежи, патриотизме. Мне сегодня в некоторых аудиториях приходится говорить о том, что наши академии – это академии духовной безопасности. Ведь никакой заокеанский проповедник патриотизму учить не будет. Церковь на протяжении 1000 лет, что она находится на этой земле, учила патриотизму, поддерживала российскую государственность, и во многом эту государственность – на базе православных ценностей – формировала. Многие законы, изложенные в Евангелии, пересказанные юридическим языком, стали законами Российской империи. Они и сейчас присутствуют в нашем законодательстве.
– Например?
– Ну, скажем, положение об одном браке. Конечно, сейчас все размылось, и человек может с легкостью вступить в брак, а потом отказаться от него. Но Церковь-то всегда говорила, что нормальный брак – это союз двух людей, нерасторжимый и священный.
– 70 лет назад законы Российской империи были легко преодолены – и не без помощи студентов и выпускников духовных школ...
– Да, многие из них с энтузиазмом встречали обе русские революции, семинаристы встречались и на баррикадах. Но огненное колесо истории смяло их. То, что произошла революция, уже говорит о том, что не все общество жило идеалами Евангелия. Иначе таких катаклизмов не случилось бы. Нельзя идеализировать дореволюционную обстановку, а в том, что касается духовных школ, то дореволюционную и послевоенную (когда создавались современные семинария и академия) ситуации просто нельзя сравнивать. Раньше поступающий в семинарию человек уже владел азами религиозного воспитания и образования, за его плечами были церковно-приходская школа или епархиальное училище, сам он чаще всего был из религиозной семьи. А послевоенных абитуриентов приходилось учить с нуля, и семья их взглядов зачастую не разделяла. Как ни парадоксально, в этом большой плюс современной духовной школы. Человек сам сознательно принимает решение, идет получать образование, желая в будущем стать священником. В прошлом это иной раз происходило лишь в силу семейной традиции, и в духовной среде появлялись чуждые ей люди.
Сегодня появились новые формы образования кроме семинарии и академии, которые готовят пастырей и преподавателей, в том числе для самих себя. Взять тот же Свято-Тихоновский университет. В нем есть богословско-пастырский факультет, выполняющий те же задачи, что семинария и академия, но, кроме того, работают исторический, филологический и другие гуманитарные факультеты. С нового учебного года они открывают факультет социологии!
– Могут ли духовные школы чем-то помочь светской системе образования?
– Пока еще существующие юридические препоны не позволяют священнику прийти в класс полноправным участником учебного процесса. Нет, его могут пригласить родители или классные руководители, но не более того. Когда его диплом будет признан официально, возможностей будет больше. До сегодняшнего дня действия государства в этой области были лишены логики. Если деятельность священника направлена на укрепление нравственности, семьи, патриотизма, почему это не используется? По большому счету государство должно сказать нам: "Добро пожаловать!" И какой шум при этом идет по поводу "Основ православной культуры"! Я думаю, этот шум поднят сознательно. Посмотрите на Европу, на ту же Финляндию или Австрию. Там, если в классе есть хотя бы два человека православной или любой другой конфессии, государство обязано обеспечить и оплатить им преподавателя и помещение. А у нас в классе из 30 – 27 человек православных, но еще двое мусульман и один иудей, и все боятся, что мы их обидим! Да никто никого не обидит. Примеры показывают, что если священник приходит в школу, то никаких катаклизмов как раз и не случается. В Сербии, если в классе есть представители разных конфессий, то они точно так же, как группы, изучающие разные языки, расходятся по классам и занимаются отдельно друг от друга. А для атеистов своя программа. Чего бояться, что тут плохого? Если считается, что подобная система посеет рознь, то по этой логике самая рознь посеяна уже тем, что ребята в классе разного исповедания. Ведь и православные, и мусульмане совершенно спокойно живут рядом. В президиуме Русского собора рядом сидят патриарх, митрополит, муфтий, представители других религий, которые сопереживают тем проблемам, что существуют в нашем государстве. А мы все граждане России.
– Ваше Высокопреосвященство, позвольте в завершение беседы затронуть тему, некоторое время назад взволновавшую очень многих. Я имею в виду письмо епископа Диомида "Пора пресечь беззаконие".
– Мне кажется, со стороны владыки присутствует недопонимание каких-то моментов. Одно дело, когда ты свое мнение высказываешь своим собратьям. И совсем другое – делать все достоянием людей, которые не очень хорошо разбираются в проблеме и обладают недостаточной информацией. В этом случае критика срабатывает во вред Церкви. Нет ли здесь желания прослыть героем нашего времени? Но и время, и ситуация явно не те. Мир сегодня настолько хрупок, что неосторожно брошенное слово способно мгновенно поднять накал страстей до нерегулируемого градуса. Особенно если это слово епископа. Можно действовать и законными методами, планомерно отстаивать свою точку зрения, продвигаться в ее выполнении. Когда критикуешь, ты должен чувствовать в себе ответственность перед теми, кого критикуешь, и теми, кто слышит эту критику. И твоя цель должна быть помочь тому, кого критикуешь, или помочь делу, по поводу которого эта критика произносится. В Евангелии говорится: обличи наедине, а потом уже "повеждь" Церкви. Действовать иначе – это, на мой взгляд, нехристианский подход.
Беседовал Андрей ВАСЯНИН
ДОСЬЕ
Евгений, архиепископ Верейский
Родился в 1957 г. в Вятке. После службы в Советской армии окончил Московскую духовную семинарию (1983) и Московскую духовную академию (1987). Кандидат богословия. В 1986 г. пострижен в монашество с именем Евгений и рукоположен в иеромонаха. В 1989 г. возведен в сан архимандрита и назначен заместителем ректора Московской духовной академии и семинарии по административно-хозяйственной работе. Инспектор Московской духовной семинарии (1990), ректор Ставропольской духовной семинарии (1991). Рукоположен в епископский сан с титулом Верейский, викарий Московский (1994). Ректор Московской духовной академии и семинарии (1995). Председатель Учебного комитета при Священном синоде (1998). Архиепископ (2000).
Источник: Политический журнал
