Реформы девяностых открыли "дорогим россиянам", прежде воинствующим атеистам и мещанам-безбожникам, доступ к религии.
Всевозможные конфессии покинули свои подвалы и катакомбы и вышли на волю, чтобы проповедать Слово, иногда Божье, иногда не очень, простым людям. Людям, в предшествующую эпоху напрочь лишенным веры и жаждущим спасения от безверия, стремившимся бежать как минимум от пропасти атеизма, которая, по мнению одних, не давала достичь великих царств Шамбалы и духовных таинств Востока, а по мнению других – мешала всем миром молится Господу.
Неудивительно, что обилие разнообразных конфессий привело к резкому обострению конкурентной борьбы на религиозном рынке и породило массу вынужденных и добровольных проповедников, стремившихся загнать заблудших овец в соответствующее стадо. Но невидимая рука рынка решила, что готова работать не только на благо экономики, но и душеспасения. Поэтому преимуществ де-факто не получила ни одна из конфессий: накопленные за годы безбожия на символических сберегательных книжках имиджевые копейки – вот и весь их скудный баланс.
Коль скоро ни монополии, ни олигополии не предвиделось, им пришлось вполне реально драться за потенциальных "верующих". Невозможность использовать методы Святой инквизиции и Совета по делам религии принуждала применить метод убеждения. Разумеется, словом и делом. Вскоре, впрочем, выяснилось, что "дело" – вещь затратная и малоприбыльная. Всевозможные дома для сирых и убогих вставали в копеечку, которая не окупалась ни символически, ни материально.
Оставалось слово. К религиозным дебатам многим конфессиям было не привыкать. Вот только очень быстро выяснилось, что на теологические споры народ, мягко говоря, не охоч и выяснение возможности или невозможности соотнесения концепции переселения душ с христианским мировоззрениям воспринимает в лучшем случае как скучный спор сильно грамотных людей, а в худшем – как издевательство. Радикально иное отношение вызывало поливание оппонентов грязью и обвинения в смертных грехах. О мужеложествующем епископе можно было хотя бы в курилке поболтать или на лавочке с соседками посудачить. Для обывателя это куда более актуальная и острая тема, чем Богочеловечество Христа.
Никто не заметил главного – миссионерское пространство притворилось шубой барона Мюнхгаузена, вывернув теологическое на "социологическую" изнанку. Спор о религии как о социальном институте был мгновенно приватизирован всевозможными религиозными деятелями и активистами, которые отказались от обсуждения богословского и метафизического аспекта религии. То есть того самого, за который именно они и должны отвечать в первую очередь.
Другим аспектом проблемы стала ситуация, в которой внебогословское исследование религии потеряло даже малейшую надежду на неангажированность. Малейшая, основанная на фактическом материале похвала в адрес протестантов обеспечивала ярлык сектанта или в лучшем случае атеиста, в равной степени отсутствие критики в адрес православия превращало исследователя в "православного фундаменталиста-черносотенца".
Тем временем свято место теологии долго не пустовало. Светские интеллектуалы, которые были тем или иным образом вовлечены в события, связанные с религией, оказались в парадоксальной ситуации – исследование религии с позиции социологии, психологии, политологии или иной внерелигиозной дисциплины грозило превращением либо в пропагандиста, либо в непризнаваемого и нечитаемого научного маргинала. А вот теологическая или граничащая с ней патрологическая сферы оказались не обязаны принимать сторону какой-либо конфессии. Но небольшой заповедник беспристрастности, существовавший вначале, был быстро разрушен.
Слабо или только условно признанные в научной среде и сильно охочие до политической реализации своих богословских концептов армады теологов рванулась на публицистическое пространство, вытоптав ростки внятной аналитики религии и учредив на ее месте богословское ристалище. В итоге людям, действительно желающим объективно и детально исследовать религию, отказавшимся практиковать лживую религиозную пропаганду и неофитское миссионерство, был перекрыт кислород.
Полагаю, что обосновывать негативный характер случившегося и необходимость преодоления его последствий излишне. Но это не значит, что не надо разъяснять, как можно прервать этот тотально ангажированный дискурс, изобретенный новоиспеченными проповедниками. Он состоит из стекла, готового рассыпаться от камня, брошенного меткой рукой.
Итак, вот камень. Какие методологические установки готовы обеспечить внятность и объективность? В первую очередь важно понять, что религия для подобного анализа начинается не с небесных иерархий, а с людей и процессов, в которых они участвуют. Оставим ангелов и архатов строителям новых "Третьих Римов". Что означают "люди и процессы"? Нам интересен не "уровень святости" и "степень канонизации" того или иного религиозного деятеля, но его социальные качества и стремления, без оценки последних в диспозиции "святой – грешник". Что, впрочем, не означает, что епископ, страдающий педофилией, будет нами оправдан.
Просто наша задача не орать про епископа-грешника – оставим это корреспондентам желтой прессы. Нужно анализировать, как его специфические качества могут повлиять на социальную и политическую ситуацию в епархии, насколько описанный факт достоверен, какие причины лежат в его основании и какие последствия ожидают нас в результате. Аналогичная ситуация и с процессами, в которых задействован церковный народ. Кричать про треклятую РПЦЗ, объединившуюся с гэбистскими попами, равно как и славословить наконец состоявшееся великое воссоединение Церквей может если не каждый, то почти каждый дурак. Отстранимся от дурости, так же как от дэвов и желтых газетчиков.
Прогнозирование изменений в церковной иерархии и в социально-политической роли религии – вот наша цель и задача. Из вышесказанного следует, что религия должна восприниматься как часть общества, а не как неопознанный летающий объект, ниспосланный махатмами. Не нужно выискивать здесь имплицитного атеизма, речь идет о другом: реалии не должны заменяться на мистические переживания и пророчества, факты подменяться цитатами из священных писаний, а научное исследование сводиться к молитвам к Христу или медитациям на очередных Великих Учителей.
Итак, камень брошен, несколько слов о меткой руке в завершение. Чтобы быть трезвым и объективным аналитиком религиозных процессов, нужно всегда быть чуть-чуть верующим. Не нужно видеть в каждом позитивном факте, связанном с религией, очередные тлетворные происки попов, истерически орать, что "патриархия гадит". Но нужно быть и чуть-чуть атеистом. Нельзя оправдывать и объяснять происходящее очередным божьим промыслом, равно как и прозревать события мистическим, а не взвешенным рациональным взором. Ну и, в конце концов, не нужно быть ханжой и не надо забывать, что никакая из конфессий не является сообществом святых, не способных думать об обыденных проблемах и мыслящих только "о духовном".
Итак, остался бросок, отделяющий нас от того, чтобы начать понимать и изучать религию, а не биться в экстазе от очередной "проповеди" малограмотного миссионера или религиозного деятеля.
Источник: Русский журнал
