Наука, технология и магия

В издательстве ЭКСМО выходит сборник эссе Умберто Эко "Полный назад!". Выход книги намечен на 15 сентября.

Перевод и примечания Е.Костюкович. Переводы цитат, если в сноске не указано иное имя, выполнены Е.Костюкович.

В сборнике "Полный назад!" собраны журнальные и газетные статьи Эко последних лет, а также его выступления на конференциях и конгрессах. Название "Полный назад" (дословно Al passo di gambero – "Шагая раком") восходит к идее, высказанной Эко в недавнем эссе "Торжество облегченной технологии", которое, как многие вошедшие в данный сборник тексты, относится к серии так называемых "Картонок Минервы". Под этим названием на последней странице журнала "Эспрессо" Эко прежде публиковал еженедельно (1985–1998), а ныне публикует дважды в месяц (с 1998 по настоящее время) заметки о нравах, вопросах культуры и этики, философские зарисовки. Название восходит к уже не существующим спичкам "Минерва", которые наклеивались на широкие полоски картона. На картонках Эко на заседаниях или в поездках составлял конспекты будущих очерков. Сборник этих очерков (Eco U. La Bustina di Minerva. Milano: Bompiani, 2000) в русском переводе готовится к выходу в издательстве "Симпозиум" под названием "Записки на спичечных коробках".

"Это была пародийная рецензия на вымышленную книгу вымышленного Краба Ракоходса (Crabe Backwards. Pan Galaxy. Loop Press, 1996), – так поясняет Эко происхождение фразы, давшей название сборнику. – Там я писал, что в последнее время отмечаю немало технологических новшеств, представляющих собой настоящие шаги назад. Так, тяжелые виды коммуникации с 70-х годов начали легчать. Вначале преобладающим видом коммуникации был цветной телевизор – здоровый ящик, он загромождал помещение, зловеще пыхал в темноте и урчал на устрашение жильцам других квартир. Первый шаг к облегченной коммуникации сделали, когда изобрели дистанционное управление. Можно стало не только по желанию понижать или же вовсе устранять звук, но и убивать цвет и менять канал. Прыгая с дискуссии на дискуссию, глядя на черно-белый беззвучный экран, телезритель получает новую творческую свободу: начинается жизнь под аккомпанемент заппинга..."

От бытовых примет регрессивной тенденции развития современного мира Эко переходит к глобальным темам широкого политического и философского масштаба. В этом притягательность новой публицистической книги Умберто Эко – вероятно, самого авторитетного из живущих мыслителя современности.

Выбран очерк 2002 года "Наука, технология и магия[i]" (из части I. "Война, мир и ни то ни се").

Мы считаем, будто живем в эпоху, которую, отождествляя весь период с его началом, Исайя Берлин[ii] нарек Веком Просвещения. Рассеялась средневековая тьма, явилась возрожденческая критическая мысль и с нею само понятие научной мысли, и всем нам свойственно думать, будто ныне у нас тут наступила эра, когда наука стала главною силой и царит повсеместно.

Честно сказать, эту идею абсолютной всезначности научного подхода, идею, которую в простоте душевной провозгласил Кардуччи[iii] в "Гимне Сатане", ту же, что – в заостренном виде – была основой "Коммунистического манифеста" 1848 года, – эту идею проповедуют, в большинстве, реакционеры, спиритуалы[iv], laudatores temporis acti[v], а не ученые.

Реакционеры, а не ученые развертывают перед нами устрашающие картины, похожие на научную фантастику: картины мира, который, отринув все остальные ценности, предался и поклонился вере в научные истины, в мощь технологии. Модель эпохи, подчиненной науке, в глазах противников – именно та, триумф которой изображал Джозуэ Кардуччи в "Гимне Сатане":

Оставь свой ладан, поп, упрячь кадило!

Нет, не отступит дьявольская сила!

Восславься, Сатана, врагов сразив –

Ты, Разума великомощный взрыв! <...>

Внимай, Сатан, молитвенному зову –

Ты победил поповского Иегову!

Те, кто внимательно читает этот текст 1863 года, видят, что там приведены в качестве сатанинских героев, поборающих засилие религии, ведьмы и алхимики, великие еретики и реформаторы, от Гуса до Савонаролы и до Мартина Лютера[vi], но нет ни одного ученого, нет даже нашего соотечественника Галилея, которому полагалось бы просто очаровать антиклерикальную и республиканскую душу Кардуччи. У Кардуччи на месте Галилея иной идеальный герой, иное воплощение победы разума над верой – этот герой паровоз:

Дивновидно, страхолюдно, чудище играет,

Рассекает океаны, землю обегает,

Вихри, дымы изрыгая, подобно вулкану,

Преодолевает горы, равнину пространну;

Пропасти перелетает – и внезапно в горы

Утекает, проницая их тайные норы,

И опять, пройдя глубины, людям и природе

Зычным зовом возвещает о своем приходе.

То есть даже Джозуэ Кардуччи, ценивший классику, но подверженный страстям в духе свежей романтической моды, видел торжество разума в технике, а не в научной идее. Это интересно, и отсюда мы поведем мысль о противопоставлении между наукой и технологией.

Люди сегодняшнего дня не только ожидают от технологии непомерных достижений, но прямо требуют их, при этом – не отграничивая разрушительную технологию от технологии созидательной. Дети воспитываются компьютерными играми, полагают наушники природным отростком евстахиевых труб[vii] и дружат по Интернету. Они живут в технологии, они не в состоянии представить себе, как мог бы существовать иной мир, мир без компьютеров и даже без телефонов.

Но с наукой такой близости не выходит. Средства массовой информации сами путают науку с технологией и, к сожалению, запутывают публику, та начинает считать наукой все, что имеет отношение к технологии, и при этом не ведает, в чем содержание науки, и не знает, что технология – только придаток, только следствие, но никак не первостепенность.

Технология – это когда предлагается все и сразу. А наука движется постепенно.

Поль Вирильо[viii] так описал нашу эпоху: всех захватила (я бы выразился – загипнотизировала) скорость. Главный знак нашего мира – скорость, это угадали с опережением футуристы. Мы желаем тратить не больше четырех часов на перелеты из Старого Света в Новый. Головная боль от "джет-лэга" ликвидируется лекарствами с мелатонином. Это мелкие погрешности нашей чудной жизни в скорый век. Мы так привыкли к быстроте, что досадуем, когда медленно грузится электронное письмо или запаздывает самолет.

Однако эта технологичность жизни нисколько не эквивалентна научности. Она тождественна, если угодно, магичности.

Что же такое магия, чем она была на протяжении столетий и чем является сегодня, пускай в закамуфлированном виде?

Магия означает веру, будто можно перескочить в быстром темпе с причины на результат, опустив промежуточный процесс. Ткнуть булавкой в изображение врага – и враг погибнет. Произнести заветную формулу – железо станет золотом. Воззвать к ангелам и через ангелов направить важную информацию. Бенедиктинский аббат Тритемий (XV век) выступил провозвестником современных шифровальных машин, разрабатывая системы секретного кодирования для передачи посланий от правителей военачальникам. Все схемы Тритемия в наше время запросто взламываются на компьютере, но для его собственного времени они были достаточно гениальны. Так вот, чтобы схемы смотрелись поаппетитнее, автор изображал свою технику как волхвование, включающее в себя созыв ангелов, которые озаботятся перенести подальше и поконфиденциальнее нашу зашифрованную информацию.

Магия – это когда не показывают длинную цепь следствий и причин и в особенности когда не пытаются проверить эту цепь методом повторяемых экспериментов. Чудо совершается сразу, в том-то красота магии. От первобытных культур до просветленного Возрождения и далее до сегодняшнего дня, до мириадов оккультных сект и групп, кишащих в Интернете – вера в магию, надежда на магию отнюдь не угасла по воцарении опытной науки.

Страсть к стремительным перескокам от причин к результатам олицетворилась в технологии, которая воспринимается как дочь науки. А сколько пришлось попыхтеть, чтобы от первых компьютеров Пентагона, от "Элеа" фирмы "Оливетти" размером с целую комнату (помнится, потребовались месяцы программистам из Ивреи[ix], чтобы заставить своего мастодонта сыграть марш из фильма "Мост через реку Квай"[x], к неимоверному их счастью и гордости) дойти до нашего с вами "лэптопа", где имеется все и сразу? Технология из кожи вон лезет, чтоб затушевать порядок причин и следствий, сделать вид, что причин не существует, что все вершится само собой, волшебно.

Первые компьютерщики писали программы на Бейсике, который был не машинным языком, а языком почти мистическим (мы – первые компьютерные пользователи – не знали язык машины, но понимали, что дабы вынудить машинные чипы связаться в определенную цепочку, им обязательно следует дать мучительно сложные инструкции на хитром бинарном языке). Впоследствии система Windows заоккультировала это программирование на языке Бейсик, потребитель нажимает на кнопку и переворачивает перспективу, связывается с заморским корреспондентом, получает результат астрономического расчета; потребитель остается в полном неведении, каким же путем он дошел до этого (а путь-то был). Компьютерный пользователь воспринимает компьютерную технологию как магию.

Наверное, покажется странным, что эта магическая ментальность живуча в наше время, но стоит посмотреть вокруг, и мы убедимся, что магия популярна повсеместно. Повсюду правят бал сатанинские секты, под боком у нас исполняются синкретические обряды – те самые, за которыми совсем недавно антропологи ездили в далекую Бразилию, а сегодня монсиньор Милинго устраивает свои радения в Риме, хотя Рим – отнюдь не Баия.

И даже традиционные религии все чаще отступают, дрожа, под натиском многообразных чужих ритуалов и дабы подманить публику, ныне перестают обсуждать публично и такую тематику, как таинство Троицы (хотя вообще-то богословские диспуты, хоть и подчинены особым критериям, все-таки методологически ближе к науке, нежели к магии, уж хотя бы по одному тому, что они развиваются поэтапно, ступень за ступенью, шаг за шагом), – и предпочитают преподносить сошествие Святого Духа как мгновенное чудо.

Разбирая проблему Троицы, богословская мысль продвигалась по правилам логики, поэтапным методом, выкладывая аргумент за аргументом для доказательства, что эта тайна постижна (или что она непостижима). А мысль магическая выводит на первый план сакральность, таинственность, трансцендентность, которая исходит от харизматической инстанции, и именно этой таинственной харизматичностью (отнюдь не трудными богословскими силлогизмами) завораживает широкие массы.

СМИ при первой возможности живописуют нам науку как магию, а эта первая возможность представляется как только наука начинает обещать какую-то потрясающую технологичность.

Сам собою возникает "низкий сговор" (pactum sceleris) между ученым и масс-медиа, потому что ученый не способен устоять перед соблазном, он даже считает своим долгом рассказывать о своем исследовании. Иногда это полезно для привлечения спонсоров (fundraising), иногда исследование просто приятнее предъявить миру в качестве открытия еще до неизбежно грядущего разочарования, до того когда обнаружится, что обещанного результата вовсе нету на золотом блюдечке.

Мы все помним подобные эпизоды, от явно преждевременно разрекламированного "секрета холодного термоядерного синтеза" до постоянно обещаемого лекарства от рака. Это триумф веры в магию, в мгновенность. Трудно объяснить публике, что научная работа – это гипотезы, опыты, ошибки и разборы ошибок. Когда спорят, что достовернее – официальная медицина или знахарство, вопрос по сути стоит так: к чему ждать три года обещанного наукой, если можно получить моментальный результат от альтернативной медицины?

Недавно Гараттини в журнале CICAP[xi] снова написал, что если больной принял лекарство и вскорости выздоровел, это еще не доказательство, что именно лекарство сработало. Существуют, по крайней мере, еще два объяснения: во-первых, могла иметь место природная ремиссия и лекарство подействовало только как плацебо; или, во-вторых, природная ремиссия могла быть уже на подступах и раньше, а лекарство только отдалило ее. Но вы только попробуйте предъявить широкой публике два этих последних рассуждения. Не будет вам ни малейшей веры, поскольку для магической ментальности всего важнее быстрый процесс, победный механизм связи между предполагаемой причиной и желанным результатом.

В связи с этим может произойти, да и действительно происходит странная вещь: урезаются средства, отводимые на науку, а общественность совершенно не возмущается урезанием. Общественность возмутилась бы, если бы закрыли больницу или повысили цены на лекарства, однако она остается невозмутимой, когда прикрывают долгие и медленные научные исследования. Ну самое большее, возникает неуютное чувство, что какие-нибудь ядерщики того и жди эмигрируют в Америку (хотя что скажешь, атомная бомба-то все равно у американцев). Никто не сознает, что именно этот срыв долгого исследования ставит под вопрос новое лекарство от гриппа или ввод в эксплуатацию нового автомобиля на электрическом ходу. Никто не связывает научные эксперименты, с одной стороны, и лечение полиомиелитного мальчика, с другой, потому что цепь последствий и причин в этом случае длинная, опосредованная, не "раз-два-три", как полагается по правилам волшебства.

Все мы помним выпуск сериала "Скорая помощь", в котором доктор Грин оглашает перед длинной очередью пациентов великую научную новость: тем, кто заболел гриппом, не будут прописывать антибиотики, потому что при гриппе антибиотики не помогают. Этот эпизод довел публику до такого накала, что зазвучали даже упреки в расовой дискриминации. Пациенты верили в волшебную связь антибиотиков с выздоровлением. Все СМИ убеждали их, что антибиотики спасают. В этой коротенькой цепочке главнейшая истина. Таблетка антибиотика – техногенный продукт и опознается как таковой. А разбор причин и способов борьбы с эпидемией гриппа – забота всяких НИИ.

Я изобразил тут неприятную и разочаровывающую картину еще и потому, что в довершение всех зол даже некоторые правители (которые, если верить официальным сообщениям Белого дома, советуются с магами и астрологами) иногда в своих позициях ближе к человеку с улицы, чем к человеку из лаборатории. Я изобразил эту картину, но не могу порекомендовать, что же с ней делать. Нельзя уговорить масс-медиа отменить мистический подход. Масс-медиа обречены на мистицизм не только в погоне за "аудиторией", но и потому, что их обязанность – каждый день простраивать связи между причинами и следствиями, и связи эти описываются сплошь и рядом как магические. Существуют и всегда существовали, я согласен, серьезные популяризаторы – упомяну хотя бы моего друга Джованни Мария Паче[xii], совсем недавно умершего. Но и для его серьезных статей газеты обычно находили такие крикливые, такие скандальные заголовки, что эти заголовки обычно искажали содержание статьи. Осторожный рассказ о том, что начинает разрабатываться вакцина против гриппа, неизбежно становился фанфарным провозвестием: грипп на земле скоро исчезнет без следа. (Думаете, благодаря науке? Нет, благодаря триумфу технологии, сумевшей внедрить в ассортимент новую пилюлю.)

Как должен реагировать ученый на назойливый запрос газетчиков, которые ждут от него ежедневных волшебных обещаний? Ученый должен реагировать осторожно. Но и осторожность порою, как только что мы наблюдали, не помогает. Ученому не пристало, с другой стороны, и покрывать завесой тайны всякую научную новость, поскольку наука по естеству своему – принадлежит общественности.

Думаю, нам следует вернуться за парты начальной школы. Именно школа и все учебные центры наряду со школой – включая наиболее серьезные интернетсайты – должны постепенно приучать молодых людей к правильному представлению о научных процессах. Это самая нелегкая часть обучения, потому что и школе очень свойственно впихивать в память учащихся отрывочные данные, связь между которыми непостижима и магична. Мадам Кюри[xiii] приходит вечером домой, глядит – на бумаге пятно, и открывает радиоактивность. Доктор Флеминг[xiv] кидает задум чивый взор на плесень и понимает: пенициллин. Галилей по колебанию пламени в лампе осознает, что земля-то обращается. Мы настолько прекрасно помнили, какую трепку получил Галилей за свою научную смелость, что забыли: Галилей понятия не имел, по какой орбите земля обращается.

Как можно ожидать от школы корректной научной информации, когда еще до сих пор во многих учебниках и во многих хрестоматиях можно прочесть, что до Христофора Колумба люди считали землю плоской? Ведь это извращение истории. Уже древним грекам прекрасно было известно, что земля круглая, и это знали и саламанкские мудрецы, тормозившие экспедицию Колумба именно потому, что они точнее, чем Колумб, все рассчитали и хорошо представляли себе настоящий масштаб нашей с вами планеты.

И все же одно из назначений интеллигента – кроме жесткой и суровой критики – это просвещенная популяризация. Все мы превосходно понимаем, что в Италии более чем где бы то ни было научный работник считает занятие популяризацией делом компрометирующим. Между тем великими популяризаторами были и Эйнштейн, и Гейзенберг, и мой покойный друг Стивен Джей Гулд[xv]. И если все0таки ждать откуда-то неволшебного описания ситуации в науке, то его ждать можно отнюдь не от журналов и газет, а от самих исследователей и ученых. Именно они должны потихоньку трансформировать общественное сознание, влияя на молодых.

Полемическое резюме этого моего выступления: пиетет в отношении науки в наше время основан на ошибочных предпосылках и, как бы то ни было, извращен совместным влиянием двух магических подходов – веры в волшебное колдовство и веры в колдовство технологическое. Эти подходы до сих пор царят и в душах наших слушателей, и в их головах, и в их сердцах.

Если не стремиться выйти из порочного круга лжеобещаний и обманутых мечт, науке – несдобровать.

В пору раннего средневековья Исидор Севильский[xvi] (между нами, зарекомендовавший себя перед лицом истории в качестве простяги и легковера, способного всерьез полагать, будто lucus происходит от non lucendo, а cadaver – от caro data vermibus[xvii]), все же сумел – хоть и на основании неверных сведений, восходивших к незапамятным временам, к Эратосфену[xviii], почти что правильно и в любом случае без всякого волшебства вычислить длину экватора. Но по экватору гуляли единороги и лесные чуды-юды, и хотя ученые не сомневались, что земля сферична, художники по своим уважительным причинам представляли ее не только плебеям, но даже господам в качестве плоского диска с Иерусалимом в середине, или расплющивали шар для пущей символичности и для удобства демонстрации (как до сих пор Землю расплющивают в школьном атласе). Расплющивали не очень сильно, но все-таки достаточно, чтоб все кругом переставали понимать, какая же форма на самом деле у земного шара.

Вот так, пройдя через три века Просвещения, мы все еще похожи на Исидора: когда газеты повествуют о наших научных симпозиумах, симпозиумы неотвратимо выглядят волхвованием.

Чему тут удивляться? Мы и сейчас, как в Средние века, деремся и пышем неудержимым фундаментализмом, упрямым фанатизмом. Ратуем за крестовые походы, целые континенты вымирают от голода и СПИДа, а телевидение при этом показывает (волшебно преображая) нас с вами в качестве блаженных богатейших людей, привлекая на наши побережья баркасы, нагруженные нелегалами из Африки и Албании. Эмигранты хотят попасть к нам, как в старину все хотели попасть на Эльдорадо. Как не понять, что простакам до сих пор неизвестно, что есть наука, и они склонны принимать за науку даже ренессансную магию? И что для них волшебство – возможность послать сообщение в Австралию по цене внутригородского звонка и со скоростью молнии?

Чтоб успешно продолжать работу, каждый из нас в своей области должен хорошо сознавать, в каком мире он живет, делать выводы, быть хитроумным как змея и если не чистым как голубка, то хотя бы великодушным как пеликан[xix], и всегда стараться преподнести от себя нечто людям, которые о нас никакого понятия не имеют.

Как бы то ни было, следовало бы ученым остеречься тех, кто чересчур их боготворит и считает, будто ученые – это жрецы истины в последней инстанции. Ученого легко возвышают до статуса мага. Но стоит ученому замешкаться с выдачей проверяемого результата, он будет объявлен шарлатаном, в то время как колдуньи, выдавая результаты не проверяемые, но эффектные, получают приглашения на ток-шоу. Так что ученым на ток-шоу ходить не надо, чтоб их не перепутывали с колдуньями.

ПРИМЕЧАНИЯ

[i] "Scienza, tecnologia e magia". Выступление на международной конференции по вопросам научной информации под председательством Умберто Веронези, Рим, ноябрь 2002 г. Впервые напечатано тогда же в газете "Репубблика".

[ii] 2 Исайя Берлин (1909–1997) – английский политолог и писатель российского происхождения.

[iii] Джозуэ Кардуччи (1835–1907) – лирик, первый итальянский лауреат Нобелевской премии, автор исторических и гражданских од, "поэт нации".

[iv] Спиритуалы – философское течение 2-й половины XIX в. во Франции и Италии, противопоставлявшее преобладающим направлениям мысли – материализму и позитивизму – свою метафизику, выросшую из традиционного католицизма.

[v] Laudatores temporis acti (лат.) – хвалебщики прошлого.

[vi] Ян Гу с (1371–1415) – чешский религиозный деятель, идеолог чешской Реформации. Джироламо Савонарола (1452– 1498) – итальянский монах, проповедник, попытавшийся превратить Флоренцию в "Град Божий". Казнен по приговору Папского суда. Мартин Лютер (1483–1546) – немецкий религиозный деятель, основоположник Реформации, автор первого перевода Священного Писания на новые европейские языки (на немецкий: 1533).

[vii] Перекличка со словами Ж. Бодрийяра в его эссе "Ксерокс и бесконечность": "Видео, телевидение, компьютер, "минитель" – эти контактные линзы общения, эти прозрачные протезы – составляют единое целое с телом, вплоть до того, что становятся генетически его частью" (М.: Добросвет, 2000. С. 144. Пер. Л. Любарской, Е. Марковской).

[viii] Поль Вирильо (р. 1932) – французский архитектурный критик и философ, основоположник дромологии (науки о скорости, с 1980 года).

[ix] В городе И в р е я (близ Турина) инженер Камилло Оливетти в 1908 г. основал легендарную компанию "Оливетти", производившую печатные машинки, а позднее – калькуляторы и компьютеры. Фирма внедрила в свой быт многие виды социальных забот о работниках и гордилась почти нулевой текучестью кадров. В 1950-е гг. компания "Оливетти" начинает разработки вычислительной техники вместе с некоторыми лабораториями США (Коннектикут) и создает "Elea 9003" – первый компьютер итальянской конструкции.

[x] Удостоенный "Оскара" саундтрек Малколма Арнолда (1921– 2005) из фильма английского режиссера Дэвида Лина "The Вridge on the River Kwai" (1957).

[xi] Сильвио Гараттини (р. 1928) – итальянский фармаколог, с 1963 г. – основатель и директор Института фармакологических исследований "Марио Негри" в Милане. CICAP (Comitato Italiano per il Controllo delle Affermazioni sul Paranormale, Итальянский комитет по проверке сигналов о паранормальном) существует с 1989 г. и объединяет интеллектуалов, телевизионных журналистов и даже несколько нобелевских лауреатов. Гараттини – активный член рабочей группы и сотрудник выпускаемого Комитетом раз в два месяца журнала.

[xii] Джованни Мария Паче (1938–2002) – итальянский журналист и писатель, штатный сотрудник сперва журнала "Эспрессо", впоследствии газеты "Репубблика", автор статей о генетических манипуляциях с продуктами питания, здравоохранении, экспедициях в Антарктику, военных корреспонденций (Балканы, Афганистан, война в Персидском заливе), статей о роботах, созданных для разминирования минных полей, работ на темы философии и биоэтики (эвтаназия).

[xiii] Мария Склодовская Кюри (1867–1934) – французский физик, дважды лауреат Нобелевской премии, исследовала явление радиоактивности и открыла радий и полоний.

[xiv] Александер Флеминг (1881–1955) – английский бактериолог, лауреат Нобелевской премии, обнаружил способность содержашегося в плесени пенициллина уничтожать патогенные микроорганизмы.

[xv] Вернер Карл Гейзенберг (1901–1976) – немецкий физик, создатель квантовой механики, лауреат Нобелевской премии 1932 г., автор принципа неопределенности. Его популярные лекции собраны в сборнике "Физика и философия" (1958) и в книге "Часть и целое" (1969), посвященной жизни автора, дружбе с Нильсом Бором, многим проблемам науки. Стивен Джей Гулд (1941–2002) – американский палеонтолог и зоолог, автор теории "прерывистого равновесия" (punctuated equilibrium), предполагающей, что некоторые виды в силу чисто случайных причин совершали скачки в биологическом развитии.

[xvi] Исидор Севильский (570 – 636) – испанский епископ и доктор католической церкви, составитель компендиума "Etymologiae" в двадцати книгах.

[xvii] Lucus (лат.) – густой лес. Non lucendo (лат.) – без света. Cadaver (лат.) – труп. Caro data vermibus (лат.) – мясо, данное червям.

[xviii] Эратосфен Киренский (ок. 276 – ок. 194 гг. до н. э.) – греческий математик, астроном, географ, первым рассчитавший с большой точностью окружность земного шара.

[xix] Пеликан, отрывающий собственное мясо с груди, чтобы накормить детей (так интерпретировали издалека зрелище раздачи птенцам полупережеванной отрыгнутой пищи) – воплощение милосердия и Христовой жертвы, изображался в церквах и на эмблемах в качестве символа Христа. Имя пеликана носят масонские ложи и благотворительные учреждения (в особенности по призрению детей).