Кто виноват?

– Я пришла рассказать свою историю, но прежде хочу задать вам два вопроса. Это очень важно для меня, – такими словами начался разговор с моей новой пациенткой.

Для психолога вопрос собеседника – настоящий подарок. Характер человека, его ментальность, приоритеты, суть проблемы, ставшей поводом к визиту, – всё это заложено в вопросах больше, чем в ответах.

– Скажите, вы верите в судьбу? То есть во что-то или в Кого-то, Кто, исследуя каждый шаг нашей жизни и оценивая его, неотступно ведёт нас?

– Верю, – серьёзно ответила я.

– Тогда ещё. В психологических тестах встречается вопрос: случалось ли, что вы сочувствовали преступникам, которых преследуют в фильмах? Хотелось ли им помочь? Как ответили бы вы, только честно?

– Случалось, сочувствовала, хотела помочь.

История этой женщины обещала быть интересной, как и она сама. Умная, интеллигентная, ищущая и сомневающаяся, много пережившая, уставшая от чувства вины, уже не раз посещавшая психологов – вот о чём рассказали мне лишь два её вопроса.

– Спасибо. Теперь выслушайте меня, прошу.

Она начала свой рассказ, который я попытаюсь воспроизвести максимально точно.

"Это было много лет назад. Я возвращалась из Пушкинского музея со своим пятилетним сынишкой. По воскресеньям мы ходили туда, мне нравилось рассказывать, а ему слушать увлекательные сюжеты знаменитых полотен. Каждый поход – новый зал. Это было замечательно. В метро на платформе у первого вагона я обратила внимание на очень уверенную, энергичную, привлекательную особу. Что-то неуловимо знакомое было в её облике, но что – не могла понять. Мы встретились глазами и обе встрепенулись, одновременно вспомнив друг друга. Когда-то мы учились в одном классе, потом жизнь развела нас, мы долго не виделись. В школе она была тихой троечницей, "серой мышкой". Тогда мне порядком надоело навязанное учителями "шефство" над ней (часами я тщетно пыталась объяснять ей, казалось бы, простые вещи, но она была необучаемой, вызывала жалость, что-то у неё всегда не ладилось, болело – голова, живот, зубы... и часто мне приходилось делать за неё всю работу, даже ненавистные шпаргалки). Мы не были подругами, но школьные годы для меня прочно связаны с ней, всегда рядом присутствующей, в чём-то нуждающейся, чего-то недополучившей. И – такая метаморфоза!

Нам с сыном нужен был последний вагон, но мы остановились – неожиданная встреча с человеком из детства кольнула тоской по ушедшим счастливым годам. На фоне абсолютного благополучия одноклассницы мой облик был по-сиротски бледен. Неудавшийся брак, безденежье, хроническая усталость – всё угадывалось легко и сразу. Лишь чудесный малыш, милый и умный, был моей гордостью и украшением.

– Вот уж не ожидала встретить тебя в метро, – сказала одноклассница после первых радостных приветствий. – Ты, такая успешная, "отличница – комсомолка – спортсменка – красавица", надежда и опора 10-го "Б" – да что там, школы, района! Потом, я слышала, престижный вуз, красный диплом. Думала, ты разъезжаешь в лимузине, стала лауреатом всяких там премий, вышла замуж за министра или иностранца какого-нибудь, миллионера. Я-то вообще в метро не езжу, – сказала она, словно застигнутая в чём-то постыдном. – Здесь я со своими помощниками встречаю одного человечка. Но как хорошо, однако, что мы встретились именно сейчас!

Тут только я заметила двух упитанных парней, стеной выросших за её спиной и с недоверием на меня и всех вокруг поглядывающих. Охрана, ну и ну. Начало девяностых было временем "чудес".

– У меня нет лимузинов и премий, я езжу в метро, но посмотри, с каким сокровищем! – показала я на сына, который тотчас отозвался:

– Мамочка, сокровища в Пушкинском музее, а я просто твой любимый сыночек.

– Какая прелесть! Весь в маму! – Моя знакомая только сейчас заметила присутствие ребёнка. – Но нехорошо, мальчик, быть умником с таких-то лет. Никому это не нужно, поверь. – Затем, демонстративно оглядев меня с ног до головы, заявила: – Ты и сама наверняка в этом убедилась. Обманула тебя жизнь. А вот я сама обвела её вокруг пальца. И всех вас, умников. У меня даже злость пропала. А знаешь, как я ненавидела тебя когда-то?

– Нет, как странно, – искренне удивилась я, мне это и в голову не приходило. – Вроде и причин не было.

– Ещё сколько! Ты – кошмар моего детства. Ты – коренная москвичка, я – дитя лимиты. В твоём доме – картины, книги. У нас – плюшевый ковёр с русалками и лебедями, пьяные скандалы. Но даже мои "предки" и, уж конечно, учителя, одноклассники – все сравнивали нас. Это было невыносимо. Ты как живой укор. Мальчишки бегали за тобой, я была пустым местом. А каким унижением были наши занятия после школы! Ну не "рубила" я геометрию и историю, а от Толстого мутило, если сразу не засыпала. Я понимала, что раздражаю тебя, что ты устаёшь от моей тупости. Ты бы выгнала меня, или наорала, или по лбу стукнула, так нет, цирлих-манирлих, интеллигенция, ты нудила снова и снова, а главное, тихим таким, ангельским голоском, на фоне книжных гор – меня трясло от твоей зауми. Ух, не поверишь, лет пять я мечтала об одном – убить тебя!

– Пожалуйста, прости, если так мучила тебя. Я этого не хотела.

– Хочу домой, уйдём от этой древнегреческой тёти, – захныкал сын: он был всерьёз напуган странным желанием незнакомки убить его маму, у него дрожали губы, на глазах появились слёзы.

– Ладно, что там о старом. Лучше пойдём ко мне в гости, я тут рядом живу, на Арбате. А в древней Греции, мальчик, я только отдыхаю. – У ребёнка от удивления округлились глаза. – Или, может, сходим в ресторанчик? Я приглашаю.

В этот момент она заметила кого-то, переглянулась с охраной, неожиданно схватила моего вконец растерявшегося малыша на руки, стала неуклюже гладить его по головке.

– А вот и мой знакомый.

Быстрым шагом, озираясь по сторонам, к нам подошёл странного вида человек (надвинутая на нос кепка, тёмные очки), быстро взял из рук Надиного охранника чёрный пакет, резко развернулся и мигом вскочил в уже закрывающуюся дверь поезда.

"Шпионские страсти, бред какой-то". Я будто стала персонажем плохого детектива. Забрала сына, он крепко обвил мою шею руками. Один из охранников сделал Наде какой-то знак, она кивнула ему, нежно обняла меня с малышом, ослепительно улыбнулась, и он сфотографировал всех нас, не дав мне опомниться. Я предчувствовала начало дурной истории.

– Фото на память. Пригодится. Ну что, идём? Не то передумаю. – Она явно торопилась. – И не думай о деньгах, я вижу, у тебя с ними проблемы. С этого дня буду выплачивать долг за твоё репетиторство – что было, то было.

"Проблемы у меня не с деньгами, а без них, – подумала я. – Но какими проблемами обернётся это смутное время для новых хозяев жизни?"

– Как-нибудь в другой раз, спасибо, мы спешим.

– А как тебя найти?

– Телефон прежний.

– Что? Ты до сих пор живёшь в той хрущобе?

– Да, после смерти родителей я снова живу там.

Она никак не отреагировала на известие о смерти моих родных, которых знала с детства.

– Значит, муж оставил тебя с носом? А хочешь, мы накажем его как следует? Мало не покажется.

– Ну, уж нет, пусть живёт как хочет.

– Тогда, может, я подарю тебе нормальную квартиру? Или особнячок? Что-то ты разочаровала меня окончательно.

– Не беспокойся, у меня всё в порядке.

– Гордая. Как знаешь. Я позвоню. Но не приеду, не жди. Пришлю за тобой шофёра. Дала себе слово, и я буду не я, если не сдержу его: в прошлое – ни ногой. А ты должна увидеть мой дом и что значит "быть в порядке".

– Я очень рада за тебя. Нам пора. Пока.

В вагоне метро (мы сели в ближайший, первый) старалась забыть эту встречу, благо, была не одна. Рассказывала сынишке смешные истории, потом мы играли "в музей": один называл полотно, другой – имя художника. Мне хотелось, чтобы малыш не вспоминал о Наде. Ехали мы долго, ребёнок постепенно успокоился. Меня же не покидала тревога. Почему-то казалось, что кто-то за нами неотступно следит. По мере удаления от центра вагон пустел, а неприятное ощущение только усиливалось. "Надины верзилы или паранойя?" – думала я, стараясь подавить волнение. Преодолев страх, я наконец обернулась. Молодой мужчина, полная противоположность недавно увиденным типам, настоящий чеховский герой (бородка, очки, милая улыбка), смотрел на меня. Всё перевернулось внутри – такого со мной ещё не было. Любовь с первого взгляда? Разве это возможно со мной? Он подошёл к нам и заговорил, как со старыми знакомыми.

– Лучший способ вызвать к себе симпатию женщины – это похвалить её ребёнка. – Голос его показался необыкновенным. – Но у вас действительно чудесный малыш. Я наблюдаю с восторгом за вами полчаса. Более гармоничного союза мамы и сына не видел никогда.

– Спасибо, – промямлила я, не в силах придумать что-либо более оригинальное. Я вдруг забыла все слова.

– У меня тоже замечательный сын, вот только мамы у него такой нет. Малыш, тебе повезло, – обратился он к моему ребёнку. В его голосе были грустные нотки.

– Вашему сыночку тоже повезло, – не растерялся мой умница, – у него папа такой... хороший. – Мы дружно рассмеялись.

– Моя остановка. Обычно эта дорога кажется бесконечной, но сегодня я не заметил её. Вы едете дальше? Можно, я провожу вас? Не прощу себе, если мы потеряемся. Мне кажется, я всегда ждал этой встречи.

Я чувствовала то же, но, живо представив рядом с ним жену и ребёнка, сказала "нет".

– Если суждено встретиться ещё, это случится. Метро – мой транспорт. У нас одна ветка, ваш вагон первый, мой последний. Для начала немало информации. Удачи!

– Как жаль. Но я уверен, мы обязательно увидимся.

Дверь вагона за ним захлопнулась, мысленно я отчаянно ругала себя. Мой мальчик вряд ли понял, но почувствовал моё смятение:

– Мамочка, не расстраивайся. Теперь мы всегда будем ездить в первом вагоне и обязательно встретим этого хорошего дядю, подружимся с ним и с его мальчиком. А тётя Надя будет ездить на своей машине, её мы больше не увидим.

Устами младенца... Он угадал оба мои желания.

Каждое утро, спеша на работу, я всё же мчалась к первому вагону в надежде встретить того, кто вызвал волнующее прекрасное чувство, но так ни разу и не встретила. Постоянно ловила себя на том, что думаю о нём, ищу в многолюдной толпе даже на улице и расстраиваюсь, не находя.

Зато Надя, о которой почти забыла, явилась ко мне сама дней через десять после той встречи. Она позвонила ночью: "Еду к тебе. У меня беда". Конечно, я приняла её. В "Новостях", которые всегда смотрела мельком за готовкой или уборкой, слышала о серии покушений, убийств – в те годы они становились чем-то обычным. Оказалось, одно из них было связано с ней. Она чудом уцелела, а её шофёр и один из охранников были убиты. Единственным местом в огромной Москве, где она могла чувствовать себя в безопасности, оказался мой дом. Она спала (верней, проводила бессонные ночи) на старой раскладушке, мы делили с ней свой незатейливый стол – без деликатесов и разносолов. Я отводила сына в сад, шла на работу, а Надя целые дни проводила у телевизора, следя за криминальной хроникой. Она не могла пользоваться телефоном, боясь, что её вычислят. У неё не было вещей и денег – пойти за ними или обратиться к кому-то было опасно. Она пользовалась моим скудным гардеробом. Недавние амбиции сменились депрессией. "Обычная конкуренция, – коротко объясняла она происходящее. – Закон джунглей: либо мы их, либо они нас". Не в моих правилах лезть кому-то в душу, но я должна была знать, что происходит – возможно, я подвергала опасности своего ребёнка. "Помалкивай и живи как жила. И мальчишке своему запрети болтать, он вроде умный, послушает тебя". От всего этого я чувствовала себя ужасно. И малыш, не испытывавший тёплых чувств к Наде, с нетерпением ждал, когда она наконец оставит нас, чтобы мы зажили как прежде – с книжками и музыкой по вечерам, красочными альбомами любимых художников, рассказами о Древней Греции. Но, кажется, я действительно неплохо воспитала сына, который мужественно сносил присутствие в доме чуждого ему человека. Глупейшее положение! Выгнать её я не могла, заявить в милицию – тем более. Понимала, что все детские комплексы Нади, обиды и неудачи, виновницей которых, как выяснилось, была и я, реализовались в чём-то страшном, криминальном. Она ничего не рассказывала о себе, своё занятие называла новым для нас словом "бизнес". Я даже не знала, была ли она замужем, есть ли у неё дети. По полному равнодушию к моему ребёнку догадывалась, что мамой она не была.

Вся эта ситуация выбила меня окончательно – постоянное ощущение опасности, непонимание не только перспектив, но даже происходящего сию минуту. Я впервые посетила психолога, и он посоветовал мне пойти в милицию. Не смогла. О встрече с "чеховским" героем вспоминала, как о чём-то давнем или приснившемся. По крайней мере, уже не бежала сломя голову к первому вагону, ездила в своём. Изредка посматривала на пассажиров, но не понимала, его ли ищу или возможных Надиных преследователей. Устала смертельно. Но однажды, придя домой с ребёнком, я увидела пустую квартиру: Нади не было. Признаюсь, в этот момент меня не волновала её судьба. Я ощутила бесконечное счастье вместе с сыном – как мало, оказывается, для этого нужно. Я не стыдилась своего эгоизма, мне было хорошо, хотя в доме был чудовищный бедлам. Веник, тряпка, ведро – давно с таким наслаждением я не бралась за уборку. Поставила чайник, приготовилась лепить любимые сырники. Сынишку посадила в ванну с пахучей пеной и игрушками (теперь никто не тормошил его, он снова ощутил радость дома). Пока хлопотала, включила "Новости" – может, услышу что-то о Наде? Первым, что увидела на экране, был снимок, сделанный в памятный день в метро: сияющая Надя обнимает меня и ребёнка. Я остолбенела. Что это значит? В какую историю я была втянута? "Всех, кому известны эти люди, просим звонить по телефону..." Присущее до встречи с Надей законопослушание или желание навсегда покончить с этой историей толкнули меня к аппарату:

– Только что по телевизору показали моё фото с бывшей одноклассницей. Что случилось?

– Спасибо за звонок. Срочно приезжайте на опознание. Найден труп расстрелянной женщины без документов. При ней была лишь эта фотография. За вами выезжает машина из ближайшего отделения милиции. Ваш адрес уже установлен. – Голос в трубке назвал моё имя и адрес.

Сына оставлять одного страшно. Везти с собой в милицейской машине в какое-то ужасное место было невозможно – он что-то мурлыкал в ванне, размякший, счастливый, в предвкушении ужина и долгожданного вечера с мамой. Известие о гибели Нади потрясло меня. Мысли путались, меня мутило, ноги подкашивались. Я вытащила сына из воды, закутала в полотенце, схватила его чистую одежду и, ничего не объясняя, выскочила на лестничную площадку. Позвонила в соседнюю дверь. Новых соседей я не знала – старые жильцы, с которыми дружила наша семья, разъехались, кого-то, как моих родителей, уже не было в живых. Многие квартиры сдавались приезжим. Дверь открыла дама в ярком халате и бигудях. Увидев меня, она запричитала: "Люды добри, бандыты з тэлэвизору в хату лизуть! Милиция!" – и закрыла передо мной дверь. Что ж, милиция уже на подходе, такая оперативность утешит даму. Мне было не до эмоций, я позвонила в другую дверь. "Кто там?" – отозвались из-за неё. "Я ваша соседка, мне нужна помощь". Дверь приоткрылась на мгновение и тут же с треском захлопнулась. И, снова прогнав эмоции, я позвонила в третью дверь. Открыла незнакомая старушка. На мою просьбу посидеть недолго с ребёнком она возмущённо сказала: "Знаем мы вас, нынешних мамаш, оставляете детей, а потом ищи-свищи. Была охота кормить подкидышей". Что с людьми? Что за время такое? Как жить? Я влетела в свою квартиру, дрожащими руками одела малыша – придётся ехать вместе. "Мамочка, если тебе нужно уйти по делам, оставь меня с подругой нашей бабушки на третьем этаже. Она приглашала нас в гости". "Чудо моё, где ты её видел?" Мой ребёнок не переставал изумлять меня. – "В универсаме. Ты поставила меня в очередь за молоком, а сама побежала в очередь за картошкой. Когда ты пришла, она уже всё купила, поцеловала меня и ушла". Слава Богу, я успела отвести сына к милой доброй соседке до того, как ко мне поднялась милиция.

...Это была Надя. Я заплакала: на столе в мрачном, холодном помещении лежала та, прежняя девочка, несчастная, обиженная, удивлённая, ничего не понимающая. Жгучий приступ вины снова обрушился на меня. Наверное, я давала ей понять, что она мешает нам, что никогда я не стану её подругой. Надя ушла и погибла из-за меня.

В беседе со следователем рассказала всё, что было, начиная с той злополучной встречи в метро. Теперь, когда её уже не было в живых, мне казалось, я не наврежу ей.

– Она была очень несчастна. Жизнь не сложилась, и время жестокое... – что-то такое лепетала я.

– Не время, а люди. Знаете, сколько за ней преступлений? А зачем было сделано фото? Это и алиби на случай встречи с нами, и возможность шантажировать вас или взять в заложники при необходимости. Она занималась "заказами" – её молодчики убивали конкурирующих бизнесменов. Вы присутствовали при передаче денег киллеру. Она тоже была чьим-то конкурентом, её тоже заказали.

– Возможно, вы ошибаетесь? Ничего такого она нам не сделала. Ушла, чтобы избавить нас от опасности.

– Не вас, а себя. Мы уже вышли на её след. К сожалению, тележурналисты часто подводят нас, много горяченького болтают ради рейтингов. У них своя агентура. Из новостей она поняла, что надо искать новое лежбище. Не успела. Бандиты опередили нас – их агентура ещё серьёзней. Многие наши бывшие милицейские теперь подались к ним. Те платят щедро.

Вернулась домой разбитая. Взяла сына, он был накормлен и доволен – мамина подруга читала ему сказки, дала игрушки своих внуков. Как я была ей благодарна!

Лишь только я уложила ребёнка в постель, раздался звонок в дверь. Какие ещё сюрпризы ждут меня сегодня? Не было сил даже бояться, но в глазок всё же заглянула. За моей дверью стоял... – кто бы вы думали? – мой чеховский герой, тот, которого я искала в метро и на улицах, тот, о котором я думала теперь как о нереальном видении. Я открыла дверь, он вошёл молча. Я почувствовала то же, что и в первую встречу. Мир качнулся под ногами, вспыхнул свет: он, единственный мой человек, предназначенный судьбой, не мог не найти меня. То же происходило и с ним – он рассказывал мне потом. А знаете, почему мы не могли встретиться так долго? Десять дней, разыскивая друг друга в метро, мы ездили – я в его первом, а он в моём последнем вагоне. Смешно, невероятно. Потом у него болел сын, и он сидел с ним дома. Но и это не всё.

Ни один самый надуманный сериал не вместил бы эту историю в свой сюжет. Нашёл он меня из-за Нади. Нет, он не увидел по телевизору, как мои новые соседи, нашу фотографию. После того как прошло опознание, выяснили место её прописки. Квартира на Арбате формально принадлежала не ей. У неё были законный муж и сын, которых Надя оставила, ничего не объясняя, через месяц после родов. Просто собрала чемодан, сказала, что семья и материнство не для неё, что не испытывает никаких чувств к младенцу, а нищего мужа-учёного презирает, что хочет жить, а не прозябать среди пелёнок. Мальчика воспитывал отец – ни разу за все годы она не поинтересовалась их жизнью. Она не разводилась официально и не выписывалась из квартиры мужа. Так он попал к следователю, от которого я только что вернулась. Вы уже поняли, что мужем Нади был тот, кого я так искала и ждала. Он увидел у следователя фотографию, узнал мой адрес и примчался ко мне.

Смерть Нади потрясла его так же, как и меня. Рассказывая о браке с Надей, он мучительно подыскивал слова: "Я до сих пор не понимаю, как это могло произойти. Мы такие разные, ничего общего. Познакомились в переходе – она продавала книгу, которую давно искал. Сказала, что есть ещё много интересного. Думал, девушка разбирается в хорошей литературе, мы обменялись телефонами, стали встречаться. Она казалась очень несчастной, обиженной. Я думал, что могу ей помочь, и это делало меня сильней. Родители её третировали, она не хотела идти домой. Так мы остались вместе. Постепенно выяснилось, насколько мы чужие. У неё были странные наклонности. Однажды я увидел, как она положила за пазуху книгу в магазине – ненужную и непонятную ей. Я заставил вернуть её на место и понял, какие книги покупал у неё. И откуда время от времени у неё появлялась новая одежда – она говорила, что дарили родственники. Мне было невыносимо стыдно, а Надя плакала от обиды: хотела помочь мне, а я не оценил. Она надеялась, что я стану большим учёным, разбогатею. Но наука у нас уже разваливалась. Многие коллеги занялись другой профессией, а я не мог. Упрёки, слёзы, обиды, а потом и скандалы стали основой нашей жизни. Я понимал, что допустил страшную ошибку, что нет любви, нет элементарного понимания и уважения. Только хотел заговорить о разводе, она сообщила о беременности. Хотела избавиться от ребёнка, но я не позволил и счастлив этим. У меня есть сын".

История его брака напоминала мою историю. Судьба. С тех пор мы вместе. Мой муж стал большим учёным, я помогаю ему. Кроме наших сыновей у нас десятилетняя дочь. Я была бы абсолютно счастлива, если бы не мысли о Наде. Я понимаю, она сама выбрала свой путь, но почему мне так больно, когда думаю о ней? Почему постоянно испытываю чувство вины? Выходит, и в личной жизни я досадила ей, уже неживой. Я посещала психологов, слышала правильные, умные слова, но успокоиться не могу. Хожу в церковь, ухаживаю за её могилкой – ведь она мама моего второго сына. Прошу у неё и у Бога прощения за своё счастье. Но, как видите, я у вас".

– Вы испытываете вину за счастье? – рассказ моей пациентки взволновал меня.

– Да, это мешает мне, думаю, и мужу тоже.

– Вы с ним часто говорите о своей вине?

– Редко, но он знает меня и чувствует мои страдания, ему больно. Скажите мне что-то, чего я ещё не слышала. Не о том, что сделала счастливым мужа и его с Надей сына. Не о том, что у нас дружная семья и я не украла её у подруги. Не о том, что мы с мужем честно заслужили своё счастье...

– Вам говорили правильные вещи, вы и сами это знаете. Но скажите, помогло ли в жизни Нади – в детстве, юности, в семье – её вечное чувство обиды? Муж пожалел, но не полюбил её. В вашем браке есть огромная любовь. Чувство вины сродни чувству обиды, от него устают. Судьба подарила вам счастье, будьте благодарны ей за это и не омрачайте жизнь. Семья, профессия, культура, нравственность – всё, что ценно для вас, для Нади не имело ни малейшей ценности. О какой вине мы тогда говорим? Чего вы её лишили?

– Её комплексы появились из-за меня.

– А ваши – из-за неё. Но вы-то не стали убивать, красть, предавать. Вы не бросили новорождённого, никому не мстили, не завидовали и не желали зла. Она жила как хотела, и вы жили как хотели. Только желания были противоположными. Человек выбирает жизнь, а судьба выбирает человека. Судьба мудрее нас, не гневите и не испытывайте её.

– Вы действительно полагаете, что моя неизбывная вина способна повлиять на наши с мужем отношения?

– Ваш муж не сделал Наде ничего плохого. Но благодаря вам он тоже чувствует вину – перед ней и особенно перед вами. Вы здесь, потому что знаете, каково с этим жить. Ложные чувства оскорбляют судьбу и любящих людей недоверием и неблагодарностью.

– Как сложно и как просто... Спасибо.

– А что, в Пушкинский музей вы теперь ходите всем семейством? Я слышала, завтра там открывается интересная выставка... †