Прошедшие Рождественские чтения, 16-е по счету, оставили двойственное впечатление. С одной стороны, между государством и православным сообществом вроде бы достигнута договоренность о том, что в новом поколении госстандартов появится направление "Духовно-нравственная культура", куда должен войти вариативный курс "Православная культура", и об этой договоренности на конференции говорили и председательствовавший на пленарных заседаниях митрополит Калужский и Боровский Климент, и министр образования Андрей Фурсенко. С другой – тема ОПК упоминалась как-то вскользь и основной упор представители патриархии делали совсем на другом: церковь хочет больше влиять на школьное образование в целом, хочет наполнить его ценностным содержанием, во многом утраченном за постсоветские годы под натиском идеи информативности.
Новые горизонты обозначил все тот же митрополит Климент, который сказал, что "школа призвана в первую очередь воспитывать в ребенке человека как носителя образа Божьего". И можно было бы не обращать особого внимания на эти слова, поскольку все годы, что обсуждается тема ОПК, представители патриархии вечно путаются с определением предмета: то он культурологический, то вероучительный. Но, очевидно, "культурологичность", предложенная Российской академией образования (РАО), которой переадресована работа с новым поколением стандартов, патриархию совсем не устраивает, поэтому волей-неволей приходится двигаться в сторону большей определенности.
Некоторый абрис будущего курса угадывался из доклада президента РАО Николая Никандрова. Ценности православной культуры в его изложении выглядели так:
во-первых, это ценности честного труда;
во-вторых, не то что равнодушие к богатству, но отсутствие проповеди богатства;
далее традиция широко понимаемой соборности, взаимопомощи, коллективности;
идеал дружной многодетной семьи;
единство и целостность России;
ценности патриотизма, любви к Родине;
еще ценность мира, понимаемого в самом широком смысле.
Вот такой заказ "на православие" поступил, надо понимать, от государства. Неизвестно, что там будет (и будет ли) на выходе, но пока нас ознакомили с чем-то вроде "клятвы юного патриота" с демографическим привкусом. В советские годы тоже были клятвы, но они помещались на задней странице тетрадной обложки и заучивались в течение 15 минут перед вступлением в пионеры – а теперь церковь предлагает мусолить это все годы школьного обучения. Или "это" уже не предлагает? Даже несмотря на то, что после каждого пункта Николай Никандров комплиментарно присовокуплял: "И Церковь всегда отстаивала ценности честного труда, единство России и пр. и пр.", религиозной составляющей это концепции не прибавило. А ведь патриархия всегда билась именно за религиозную составляющую – только она может обеспечить представителям церкви участие в образовательном процессе, что есть немаловажная причина всей многолетней битвы за ОПК. В предложенном прочтении закладывавшийся в предмет миссионерский потенциал остается никак не реализованным.
Пресловутая "культурологичность", которой сторонники ОПК прикрывались многие годы, не сформулировав для себя, какой смысл они вкладывают в это понятие, сыграла с ними злую шутку. Теперь некоторые начинают это понимать. Так, преподаватель МГИМО и главный редактор православного журнала "Фома" Владимир Легойда честно признал, что православная общественность допустила "в деле ОПК" серьезную ошибку: "Мы вышли с идеей вовне, как следует не проговорив ее сами с собой". Встретившая его слова аплодисментами аудитория явно была с ним согласна.
Нельзя, однако, не признать, что обозначенные президентом РАО "православные ценности" вполне соответствуют стихийно сформировавшемуся учительскому запросу на "хорошее и правильное" (во всяком случае, тех учителей, что приезжают на Рождественские чтения). Сколько мне ни приходилось беседовать с ними на этом ежегодном форуме, всегда их описание предмета ОПК являло какой-то компот из нравственных сентенций, патриотических лозунгов и обрывков катехизиса. С другой стороны, нельзя не признать, что стараниями церкви "правильное" все чаще связывается ими с православием.
Дети у нас не знают понятия греха, сетовала в разговоре со мной уже в этом году учительница из Самары Татьяна Яковлевна. "Четыре года назад мне и самой это слово было произнести страшно, потому что нас всех так воспитывали, что греха нету. Теперь-то я пришла к вере, и это понятие мне близко, и я считаю, что многим оно поможет в жизни. Поэтому с младшеклассниками я, например, говорю о грехе непослушания, который совершили Адам и Ева, грехе гордости, когда ребята ссорятся. Наши современные дети иногда попадают в такие сложные ситуации, что если они с самого раннего возраста будут знать про грех, то, может быть, их это как-то остановит. Ведь сейчас распространены такие страшные явления, как наркомания, алкоголизм. А порядочность без Бога может очень скоро притупиться".
Наивная учительская вера, что порядочность "с Богом" работает без сбоев, пока непоколебима. "Дети, которые посещают ОПК, даже на переменах себя иначе ведут. Например, в пост они никогда не позволят себе какого-то крика, шума, в отличие от детей, которые этого не знают", – уверяла меня Татьяна Яковлевна.
Но вернемся к нашим недоумениям. Что же, признав одну ошибку, православная общественность, похоже, тут же спешит сделать другую? Пожалуй, нет, православная общественность тут ни при чем. К очередной ошибке ее подталкивают лидеры церковного общественного мнения, которые, хорошо понимая, что и культурологическая задача-минимум осталась невыполненной, рисуют перед требовательным взором православных широкомасштабное полотно, где церковь уже определяет ценностную мировоззренческую картину всего школьного образования. Между тем, Владимир Легойда, тоже, кстати, сторонник обучения, стоящего на "фундаменте веры, надежды и любви", указал еще на одну причину православных неудач: "У нас нет богословской модели, которая описывает современное общество. Из-за этого у нас нет адекватной реакции на происходящее".
И вот с таким-то багажом патриархия намеревается определять ценности всеобщего образования? Не разумнее ли для начала поднять уровень образования религиозного? Пока что не светская школа подтягивается к духовной, а наоборот. Что, впрочем, не мешает некоторым православным академикам утверждать в предисловии к учебнику по биологии, написанному с креационистских позиций: "Минувший атеистический век крайне пагубно сказался на развитии биологии", – а другим ревнителям православия распространять рекламу этого учебника на чтениях.
Но на что же, как не на невежественную заносчивость работает политика подталкивания православного сообщества к глобальным свершениям, когда в реальности для них нет ни материальных, ни, главное, интеллектуальных сил? А еще такая политика неизбежно рождает в людях разочарование, которое тоже зачастую оборачивается заносчивостью, хорошо если не агрессией. И "феномен епископа Диомида", и "пензенские сидельцы" во многом следствия именно этой политики.
"В свое время разрыв культуры с Церковью совершился во имя свободы, – сказал в своем докладе ректор Российского православного института св. Иоанна Богослова архимандрит Иоанн (Экономцев). – А сегодня мы присутствуем в удивительный момент истории, когда должна состояться их свободная духовная встреча, в которой предрешаются грядущие судьбы человечества". Но, как это ни удивительно, иногда кажется, что руководители Московского патриархата совсем в этом не заинтересованы.
Источник: Ежедневный журнал
