Жизнь в Церкви

Высокопреосвященство, Вы проходили долгий путь служения Святой Церкви Христовой, исполняя многие ответственные послушания как в России, так и за рубежом. Каким духовным настроением руководствовались Вы в Ваших трудах на благо Матери-Церкви?

– Отвечая на этот вопрос, нужно сказать, что в жизни моей было два этапа. Имея призвание к пастырскому служению, я поступил в Духовную семинарию и, готовясь стать священником, мечтал о деревенском приходе в глубинке России. Именно так начинал свой путь владыка Никодим. Мне даже думалось попасть на тот же приход в Ярославской области.

Когда же я готовился к монашескому постригу, владыка Никодим мне напоминал, что главное – это послушание, о котором святые отцы говорили, что оно "паче поста и молитвы". Я запомнил это на всю жизнь и воспринял всем своим существом. Первым испытанием стало назначение после окончания Духовной академии в Берлин на должность редактора журнала "Голос Православия". И я по-человечески в беседе с митрополитом Никодимом буквально протестовал против этого, приводя, как мне казалось, убедительные доводы. Я ведь готовился к священническому служению, а не к работе журналиста, да и не знал достаточно хорошо немецкий язык. Ответ был суров: это твое первое послушание как монаха. Должен исполнять.

Потом мне было дано новое послушание: Святейший Патриарх Алексий I и Священный Синод назначили меня начальником Русской духовной миссии в Иерусалиме. Приходилось совершать богослужения в пустых храмах, но зато ощущалась близость величайших святынь. Когда мне довелось первый раз поклониться Гробу Господню, я в душе сам себе сказал, что большего счастья на земле уже не смогу испытать.

Отправляя меня в Иерусалим, митрополит Никодим напутствовал, говоря о трех обязанностях, которые мне надлежало свято исполнять: хранить материальное достояние Церкви в Святой Земле, быть молитвенным предстателем за русскую землю и народ, быть послом Русской Православной Церкви при Иерусалимском патриаршем престоле. Благодарю Господа, что вседушевно исполнил это послушание в тот период моей жизни.

С завершением моего постоянного пребывания за границей начался период активного участия в сфере внешнецерковных связей. И как заместитель председателя, и как председатель Отдела внешних церковных сношений, я чувствовал особую ответственность и за родную Церковь, и за Святое Православие. Внутри страны положение Церкви было нелегким, а на международной арене наступил период активного осмысления и дискуссий между братскими Православными Церквами их роли в современном мире. И в эти годы я всегда чувствовал себя, извините за выражение, как на фронте.

В то время внутри России атеистические силы предрекали крах Русской Православной Церкви, говорили, что это "Церковь бабушек". Как-то, оказавшись на собеседовании в одном из американских университетов, я услышал вопрос: что будет с Русской Церковью, когда все бабушки умрут. И я ответил: наши бабушки бессмертны!

Вторым, не менее счастливым периодом моей жизни является время, когда я смог сосредоточиться на внутренних вопросах церковной жизни. В 2007 году исполнилось 35 лет моего постоянного членства в Священном Синоде и 30 лет (это самая дорогая для моего сердца дата) управления Московской епархией в сане митрополита Крутицкого и Коломенского. В эти годы я получил возможность, используя приобретенный опыт, безраздельно отдаться делу церковного возрождения, когда уже для этого не было никаких внешних препятствий.

– Важнейший вопрос для христианина и монаха – об управлении самим собой. Чем Вы здесь можете поделиться из своего опыта?

– Оглядываясь на пройденный жизненный путь, я могу сказать, что продолжаю руководствоваться тем, что мне в сердце заложил духовный отец, митрополит Никодим. Он в моем монашестве поставил главный акцент на послушании и лично мне заповедовал ни к чему не стремиться (в смысле ничего по-человечески не домогаться) и ни от чего не отказываться. Этот завет я пронес через всю жизнь. Когда по немощи человеческой хочется полениться и от чего-то отойти, совесть сжигает, и я не переступаю этот порог.

– Расскажите, пожалуйста, насколько это возможно, о монашеской жизни архиерея.

– В своей жизни многократно задавался этим вопросом и когда в детстве паломничал в Троице-Сергиеву и Киево-Печерскую лавры, где с трепетом получил благословение от схимника, которого, как сейчас помню, звали Кукшей, и когда учился в духовных школах.

По-разному складывается служение разных архиереев, и жизнь каждого из них говорит сама за себя. Я же всегда держу в уме, что архипастырь – это и епископ, и монах. Он должен быть независим и ни в чем не иметь нужды. Не имеет права увлекаться окружающей его обстановкой, пребывая духовно в келии своей души. Нужно, чтобы его личные дни, юбилеи, приемы, по необходимости посещаемые, не нарушали его внутреннего духовного состояния. Всегда помню изречение, что "от каждой пирушки ладаном пахнет"...

Я очень болезненно реагирую на то, когда личные поступки священнослужителя вносят соблазн среди людей. Опасаюсь допустить смущение, помня слова Господа: "Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской" (Мф. 18: 6).

Обладая установленной для епископов церковно-канонической властью над духовенством и мирянами и чувствуя ответственность перед Богом и людьми, стараюсь взвешенно и обдуманно принимать то или иное решение.

– Несколько слов о Вашем обычном распорядке дня.

– В последние годы меня духовно уравновешивает и настраивает, когда я в начале дня после обычных молитвословий повторяю молитву последних Оптинских старцев:

"Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне настоящий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей Святой. На всякий час сего дня во всем наставь и поддержи меня. Какие бы я ни получил известия в течение дня, научи принять их со спокойной душой и твердым убеждением, что на все Святая воля Твоя. Во всех моих делах и словах руководи моими мыслями и чувствами. Во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано Тобой. Научи меня прямо и разумно действовать с каждым членом семьи моей, никого не огорчая, никого не смущая. Господи, дай мне силу перенести утомление наступающего дня и все события в течение его. Руководи моею волею и научи меня молиться, надеяться, верить, любить, терпеть и прощать. Аминь".

В последнее время стал практически с 6 утра начинать свой день (увеличилась деловая нагрузка). С утра молюсь у святынь Новодевичьего монастыря – Смоленского образа Божией Матери и иконы святителя Николая с частицей его святых мощей. Затем рассматриваю новости и текущие дела.

В целом могу сказать, что каждый мой день ритмичен и однообразен. Вряд ли кому-нибудь может он показаться интересным и поучительным. Ведь в наше время люди ищут чего-то необычного, хотя так, наверное, всегда было.

С утра я погружаюсь во все многообразие епархиальной жизни. Завершая рабочий день, стараюсь уже дома рассмотреть непрочитанные деловые бумаги, но порой это оказывается не под силу. Ежедневно стараюсь полностью читать обзоры церковных и светских новостей, чтобы быть в курсе происходящего.

Конечно, особое место занимают богослужения как в Новодевичьем монастыре, так и в храмах и монастырях епархии. В последние годы часто освящаю восстановленные или новосооруженные храмы.

Вечером, когда заканчивается день, я мысленно возвращаюсь к тому, что было сделано мной, и даю сам себе нравственную оценку своих поступков.

В течение года для отдыха не езжу за пределы своей епархии. Святейший Патриарх благословляет, когда я нахожу небольшие "окошки", поддерживать свои силы в подмосковном санатории. Там одновременно с медицинскими процедурами занимаюсь текущими делами, в том числе и творческими. Так готовил вышедшие книги "Человек Церкви", "От сердца к сердцу", "Монастыри и храмы Московской епархии", очередные выпуски "Московских епархиальных ведомостей". Да и это интервью смог закончить тоже на отдыхе.

– На своем жизненном пути Вы встречали многих духовников, людей высокой духовной жизни. Кто Вам особенно запомнился, оставил след в душе?

– Коли так поставлен вопрос, то могу вспомнить очень яркий момент своей жизни, когда я возглавил первое после революции паломничество на Святую гору Афон и к святыням Ближнего Востока. Это было в 1964 году. На меня глубокое впечатление произвел настоятель Свято-Пантелеимонова монастыря схиархимандрит Илиан (Сорокин, † 1971). После всенощного бдения, не сговариваясь с ним, я пришел в его келью и просил принять мою исповедь. Это была незабываемая исповедь, которая не оставила не исповеданным ни одного уголка моей души. А передо мной был немощный, но добрый и святой старец, которому нельзя было не открыть душу!

– Вы приняли монашеский постриг от рук архимандрита Никодима (Ротова) почти полвека тому назад. Затем долгие годы трудились под его началом. Расскажите, пожалуйста, о владыке Никодиме как духовном наставнике.

– Примером своей жизни он зажигал сердца окружающих людей. Многих постригал в монашество, руководил их духовной жизнью и был для них отцом. Отцом суровым, когда люди грешили, и очень милостивым, когда они каялись и исправлялись. И что было характерно, когда человек исправлялся, владыка Никодим восстанавливал к нему теплое, доброе отношение и никогда уже не вспоминал о его падениях. Это созидало высокий уровень доверительности в его взаимоотношениях с духовными чадами.

Несмотря на свое высокое положение и огромную занятость общецерковными вопросами, владыка уделял очень много внимания воспитанию молодежи и возрождению монашества. Тогда не то, что сейчас, нельзя было открывать монастыри. Но ему, тем не менее, удавалось возжигать сердца молодых людей к принятию монашества. Он убеждал их, что в монашеском звании священнослужитель может полнее отдавать себя служению Церкви.

Для многих людей беседы с владыкой Никодимом остались в памяти как незабываемое событие жизни. Он был широко эрудирован и мудр! Очень внимательный к людям, владыка ничего не считал второстепенным в делах церковных.

Один такой случай я запомнил на всю жизнь. Как его заместитель в Отделе внешних церковных сношений, я должен был однажды подписать некое удостоверение и сделал это в его присутствии. Вдруг он меня остановил и обратил внимание на мою неразборчивую и поспешную подпись. В горячности митрополит Никодим высказал мне такое видение ситуации: "Это, может быть, у человека будет первый церковный документ, который он будет хранить всю свою жизнь, а небрежная подпись в таком случае равна личному оскорблению. В Церкви нет ничего малозначимого, все следует делать с усердием и прилежанием", – заключил он.

– Запечатлелись ли в Вашей памяти какие-либо архипастырские напутствия, духовные советы митрополита Никодима, сохранившие в новых исторических условиях жизни Церкви свою значимость для тех, кому вверено управление стадом Христовым?

– Всецелое посвящение себя делу Божию – это самый важный его завет, который актуален и для меня, и для всех, кто служит Святой Церкви сегодня. Действенно то наставление, когда советующий сам его всецело исполняет. Жизнь владыки Никодима, отданная Богу, Церкви и людям, делает его слова святым руководством для нас...

– Какие Ваши любимые святоотеческие авторы? Каково значение святых отцов сегодня? Что из святоотеческой литературы Вы бы могли посоветовать новоначальным?

– В начале своего пастырского пути я прибегал к имевшимся у меня книгам для подготовки к очередной проповеди. Мне всегда хотелось привести что-то авторитетное от святых отцов для своих современников. И тогда я открыл для себя бездонный колодец святоотеческого богатства. Что меня, в частности, буквально потрясло в творениях святителя Иоанна Златоуста, так это простота, доступность, убедительность и, что самое важное, "современность", актуальность. Взять, к примеру, его слово на Богоявление, где он говорит о причащающихся: "Приступают не с трепетом, но с давкой, ударяя других, пылая гневом, крича, злословя, толкая ближних, полные смятения... Не нелепо ли, что там... где призывает к Себе Христос, бывает великий шум?" (Слово в день Богоявления. Творения. Т. 2. С. 412). Ведь это своего рода картина сегодняшнего дня! Сколько ни говорим мы в слове перед тем, как освященная вода будет разбираться верующими, увещевая их с благоговением и спокойствием это делать, мгновенно сразу же после этого назидания поднимается шум, толкотня, слышен звон посуды. Люди, значит, остаются одними и теми же во все времена. Кстати, на богослужении в Сочельник и на Богоявление я перестал в своих проповедях поднимать эту тему, а говорю лишь о значении для нас святой воды. А при ее раздаче блюстители порядка так регулируют потоки людей, что не допускается шум и не создается неблагоговейная обстановка.

В целом надо отметить, что в современных книжных магазинах полки просто ломятся от книг по религиозным вопросам. К сожалению, часто это духовная литературы в кавычках. Люди нечистоплотные подчас пытаются использовать вывеску христианства, Православия для проповеди лжеучений, своих узкокорыстных и тщеславных устремлений, никакого отношения к истинной вере не имеющих. Считаю, что человеку надо начинать с освоения Нового Завета, в первую очередь Святого Евангелия, затем посланий святых апостолов. Далее можно обращаться и к иной сопутствующей литературе, и, в частности, к изучению творений святых отцов. Как я только что сказал, для меня со времени обучения в духовной семинарии настольной книгой остаются творения святителя Иоанна Златоуста.

Если же говорить об изучении Ветхого Завета, для уяснения непонятных мест до сих пор не утратила своего богословско-экзегетического значения Толковая Библия. К счастью, эта книга ныне доступна всем.

Не могу не обратить внимания и на то, что наши предки воспитывались на чтении житий святых. Это ведь живой пример, ответ на то, как можно в повседневной жизни, в любых условиях воплощать заповеди Христовы. А подвиг новомучеников и исповедников Российских! Более жизненного свидетельства о любви ко Христу в наше время трудно представить! Следует почаще читать об их жизни, трудах и страданиях: это придаст силы и уяснит смысл человеческого существования!

– Как Вы оцениваете роль русской литературы в духовном формировании личности? Какие Ваши любимые светские писатели?

– Советское время было периодом беспрецедентного духовного голода. Люди искали любую возможность, чтобы узнать что-нибудь о вере. Парадоксально, но факт, что некоторые пытались что-то узнать даже из журнала "Наука и религия", о котором один профессор Ленинградской духовной академии говорил нам на уроках, что там не найдешь ни науки, ни религии.

Среди ученых и писателей прошлого было очень много верующих людей. В своих произведениях они неизбежно с той или иной стороны затрагивали вопросы, касающиеся религиозного осмысления бытия мира. Их книги в условиях гонений выполняли порой роль педагога, подводящего человека к постижению глубоких истин веры.

Мне повезло, что в школе моя преподавательница русского языка и литературы Валентина Михайловна Забусова, верующий, интеллигентный человек – Царство ей Небесное, – привила мне любовь к своему предмету. Для меня было истинным наслаждением знакомство с творчеством Пушкина и Лермонтова, я всегда восхищался языком Чехова, мне был понятен и близок Федор Михайлович Достоевский.