Сто лет назад Рогожский поселок находился за чертой Москвы, за Рогожской и Покровской заставами. Подъехать к нему можно было по Владимирской или Рязанской дороге. На протяжении минувшего столетия город наступал, а поселок ужимался и в конце концов исчез, оставшись только в нелепом топониме "улица Рогожский поселок". Как теперь найти неискушенному человеку духовный центр Русской Православной Старообрядческой Церкви за транспортными эстакадами и высотными домами? Есть один надежный ориентир, издалека видный всякому, кто подъезжает к Рогожскому, – колокольня. Иди на нее – и выйдешь куда надо.
Прав был В. В. Сенатов, назвавший этот уголок земли старообрядческим народным Кремлем.
И над всем этим – храм-колокольня. В самые глухие годы советской власти каждый старообрядец знал, что воздвигнута она в память распечатания алтарей храмов Рогожского кладбища при последнем российском императоре. Эта колокольня и крестный ход, совершаемый ежегодно в Неделю святых Жен-Мироносиц, были той памятью о Николае II, которую древлеправославные христиане пронесли через все ХХ столетие и на открытое выражение которой долгое время не отваживались представители патриаршей Церкви. Теперь они говорят о последнем императоре не иначе как с придыханием – в противовес советскому "Николаю Кровавому". Но допустимы ли в исторических оценках подобные односторонности?
При Николае II он пошел на сотни тысяч и миллионы. Человеческая жизнь начисто потеряла свою цену еще до 1917 года. Разве не предчувствуются в адском дыхании Ходынки (тысячи людей, намертво прижатых друг к другу, в мареве колышущихся испарений под солнечным пеклом ждут – чего? – кружки с вензелем императора!) набитые до отказа теплушки с заключенными и ссыльнопоселенцами, похороны Сталина (недаром названные "второй Ходынкой")?
Разве в Кровавом воскресении не угадываются массовые расстрелы или Новочеркасские события 1962 года? Разве русско-японская война – не прообраз афганской, ставшей началом конца СССР?
Канонизация Николая II – внутреннее дело новообрядцев. Но позволим себе спросить: а что, жертвы 9 января 1905 года не достойны канонизации?
Разве они не невинно пострадали? За что их расстреляли? Ведь Николай II жаждал "народной монархии", при которой монарх и его народ говорят друг с другом напрямую. 27 апреля 1906 года, в речи при открытии Первой Государственной Думы, он смог высказать думцам это сокровенное желание: "Пусть установится, как было встарь, единение между Царем и Русью, общение между Мною и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам". Вот и пошел к нему, к "Верховному Вождю Земли Русской", этот самый народ – в праздничных одеждах, с детьми, с иконами и хоругвями, с пением молитв.
Неважно, что возглавил это шествие авантюрист Георгий Гапон – в конце концов, он же был священником господствующей Церкви, пользовался покровительством Департамента полиции.
Важно, что "Вождь" удалился в Царское Село, а народ получил свинцовый ответ. После этого июль 1918 года в Ипатьевском доме был предопределен.
Так что не "беспоповец-федосеевец А. И. Гучков вместе с подельникамимасонами вынудил Государя, ненавистного всем раскольникам Романова, подписать отречение от престола" [1], затем отправив его на верную смерть, как пишет зубодробительная публицистка из круга "Радонежа" (тем более что ни Гучков не был федосеевцем, ни Романов не был ненавистен старообрядцам). Нет, семью Николая II убили пули, выпущенные его же солдатами перед Зимним дворцом 9 января 1905 года. Это было самоубийство русской монархии.
И вот в момент отречения, рядом с "масоном-федосеевцем" Гучковым, который должен был бы привести монарха в негодование, царь, по воспоминаниям генерала Рузского, вдруг произносит неожиданную фразу: "Мне не простят старообрядцы, что я изменил своей клятве в день священного коронования" [2]. Это его почти последний довод, который ставит ему в вину историк из противоположного "Радонежу" лагеря: "...О Церкви в такой судьбоносный для нее момент, как отречение, царь забыл, но вспомнил о старообрядцах. Не потому ли, что старообрядцы были независимы от государства, а на государственную Церковь царь смотрел как на послушное орудие власти без самостоятельного голоса и поэтому о ее судьбе и не подумал?" [3]
Короче говоря, Николая II лишили власти староверы, а он в благодарность за это так дорожил их мнением о нем. Такая вот получается абсурдная картина, если разбираться в ней с чужих слов.
Были у последнего императора серьезные грехи, но были и великие заслуги. Среди них – Указ "Об укреплении начал веротерпимости" от 17 апреля и Манифест "Об усовершенствовании государственного порядка" от 17 октября 1905 года. Свобода вероисповедания и свобода политической деятельности. Одно связано с другим, одно неполно без другого.
Здесь мы вступаем в сложнейшую область взаимоотношений властей – духовной и светской. Не углубляясь в эту неисчерпаемую тему, отметим: на наш взгляд, характер этих отношений во многом зависит от характера вероисповедания, от того, как в нем определяется земное и небесное. В христианстве это проявляется в толковании Символа веры, в христологии вообще и в понимании двух природ и двух воль Христа в частности. По всей видимости, не случайно в дела Византийской Церкви особенно активно вмешивались те императоры, которые придерживались монофизитских или иконоборческих воззрений, то есть в той или иной степени отрицали полноту Боговоплощения, Его вочеловечения.
Церковь является обществом избранных ко спасению. Что немаловажно, добровольно избранных. Она совершенно не обязательно совпадает с конкретным этносом или народом конкретной территории. Более того, при такой обязательности охвата исчезает само понятие Церкви: если, например, все население России автоматически зачислять в паству РПЦ (как делали до 1905 года и как пытаются делать сейчас), то в чем же избранность Церкви? В таком подходе видится умаление воли самих верующих, то есть рецидив монофелитства со всеми вытекающими последствиями, и православным его признать никак нельзя, сколь бы богатая историческая традиция за ним ни стояла.
Именно признание свободы воли и осуществил Николай II Указом "Об укреплении начал веротерпимости":
"В постоянном по заветам предков общении со Святою Православною Церковью, неизменно почерпая для себя отраду обновления сил душевных, Мы всегда имели сердечное стремление обеспечить каждому из Наших подданных свободу верования и молитв по велениям его совести..." [4]
Указ этот был издан на Пасху 1905 года, 17 апреля, а днем раньше, символически предвещая его, государь распорядился распечатать алтари храмов Рогожского кладбища. Месяцем раньше, 17 марта 1905 года, в "Церковном вестнике" было напечатано письмо 32 петербургских священников, требовавших восстановления канонического строя в господствующей Церкви: соборности, выборности епископата и развитой приходской жизни. Среди них был и архимандрит Михаил (Семенов), ставший впоследствии старообрядческим епископом.
"Как вселенские, так и поместные соборы были не коллегиями иерархов-епископов, а собранием всех лучших сил церкви – как клира, так и мирян..." [5]
Было бы наивностью полагать, будто Витте сам додумался до этой, по сути, старообрядческой программы возрождения господствующей Церкви. Нет, ему активно помогали древлеправославные христиане, о чем свидетельствует один из них, Ф. Е. Мельников, в статье "Граф Витте как церковный деятель", напечатанной после смерти политика:
"С. Ю. Витте, задумав преобразовать господствующую церковь, обратил свое внимание на Церковь старообрядческую. Последнюю он ставил идеалом, к которому должна стремиться господствующая церковь"...
"В период разработки начал веротерпимости, представители старообрядчества усиленно посещали правительственных лиц и излагали перед ними церковно-религиозные нужды старообрядцев. Чаще, чем у других, они бывали у гр. Витте. Он чутко прислушивался к ходатайствам старообрядцев, охотно принимал от них докладные записки и положил последние в основу трудов комитета министров, вырабатывавшего положения "об усилении начал веротерпимости". С представителями старообрядцев Витте любил побеседовать, что называется, по душам". [М., "Церковь", 1915, № 13, с. 308].
О том же самом говорили и синодальные архиереи в известных отзывах по вопросу о церковной реформе. Так, епископ Антоний (Храповицкий) рисовал некий идеал православной общины-прихода, основанной на соблюдении всех канонических правил, и напоминал: "В общинах единоверческих и раскольнических приведенные правила стараются соблюдать в точности, потому что в тех общинах есть подходящий к тому контингент" [6].
О том же думал и Николай II. По всей видимости, он понял, что корни внутрирусского раскола уходят глубже петровских реформ. В последние годы много пишут о его церковной программе, упуская, на наш взгляд, главное в ней: стремление восстановить единство Русской Церкви, не забыв ничего ценного из того, что сохранило старообрядчество. Это проявилось во всех сферах церковной жизни.
В 1901 году император повелел образовать Комитет попечительства о русской иконописи. Его основные задачи формулировались так: сохранить в иконописании плодотворное влияние образцов византийской древности и русской старины; установить "деятельные связи" между официальной церковной и народной иконописью, которая ведь в значительной степени контролировалась староверами. Собирались издавать пособия для иконописцев, в Палехе, Мстере и Холуе открыть иконописные школы, устраивать специальные выставки икон, иконные музеи и собрания. Вся эта концепция сложилась в узком придворном кругу. Помимо императора и некоторых членов императорской фамилии, в него входили председатель Общества любителей древней письменности граф С. Д. Шереметев, известный византинист академик Н. П. Кондаков, вице-президент Академии художеств И. И. Толстой, А. Н. Бенуа. На одном из первых заседаний академик Кондаков прямо заявил: "Только старообрядчество удержало древние стили, иначе они давно исчезли бы в иконописи". Создавался огромный официальный иконописный подлинник (собрание иконных образцов), в который хотели включить и памятники старообрядческих храмов. В это же время, в 1903 году, С. Т. Большаков выпустил иконописный подлинник, составленный на основе собрания своего отца – известного коллекционера Т. Ф. Большакова. Интересно, кому он посвятил это издание: "Принятие Государем Императором под свое державное покровительство русского иконописания возбуждает верноподданнические чувства благодарности Его Императорскому Величеству во всех, кому дороги заветы священной русской старины и древнерусского искусства. Мы все надеемся видеть поворот в современном русском иконописании к древним, освященным веками образцам. Вот почему мы посвящаем настоящее издание памятному и знаменательному для нас событию – принятию Государем Императором отеческих забот о развитии нашей иконографии". А в 1913 году в Москве одним из главных организаторов выставки русской иконы, посвященной 300-летию дома Романовых, стал С. П. Рябушинский.
То же и в церковной архитектуре. Строились и завершались постройки в русском стиле, начатые в предыдущее царствование. Так, в 1907 году в Петербурге был освящен Храм Воскресения Христова ("Спас на Крови") с ярким, красочным, мозаичным убранством, во многом повторяющий стиль Покровского собора (Василия Блаженного) в Москве. Достаточно поставить рядом с ними собор Успения Пресвятыя Богородицы в Белокриницком женском монастыре, начатый строительством в 1900 году на средства московского купца Глеба Степановича Овсянникова и освященный через восемь лет, чтобы понять, как близко шла архитектурная мысль царского двора и староверов.
Однако в основном архитекторы, строившие для староверов, проектировали и храмы, и гражданские постройки в стиле модерн с древнерусскими элементами. И вот при Николае II начали строить новую императорскую резиденцию в Царском Селе, или, как ее называли в официальных документах в подражание языку XVII столетия, "Государеву вотчину". Центром этой вотчины должен был стать Государев собор, посвященный Феодоровской иконе Божией Матери – покровительнице Дома Романовых. Проект архитектора А. Н. Померанцева опирался на образцы официальной народности середины XIX века, прежде всего на московский Храм Христа Спасителя. Его уже начали претворять в жизнь, однако ктитор собора остановил строительство, причем не без ведома императора. Пойти на этот беспрецедентный шаг заставил его начатый А. В. Щусевым для московской Марфо-Мариинской обители храм Покрова Пресвятыя Богородицы. Стиль модерн, в котором по новгородско-псковским образцам строилась эта церковь, как и многие старообрядческие храмы, воспринимался как выражение идеи народной монархии. В итоге право на строительство Феодоровского собора было передано придворному архитектору В. А. Покровскому, чей проект также ориентировался на новгородско-псковское зодчество дораскольного XV века. А в 1913 году Покровского позвали строить комплекс зданий старообрядческого кладбища в Нижнем Новгороде. Или взять церковь при санатории Морского ведомства в Массандре (1916 г.). За ее сооружением следила императрица Александра Федоровна. Архитектору В. Н. Максимову она высказала пожелание, чтобы этот храм был в духе новгородской архитектуры XIV века, а его иконы были не моложе XVII столетия. Требования чисто старообрядческие!
То же и в церковном пении. Распечатание алтарей стало и распечатанием для широкой публики древнего знаменного распева. 25 марта 1908 года в Большом зале Московской консерватории прошло первое публичное выступление Морозовского хора любителей церковного крюкового пения при фабрике Богородско-Глуховской мануфактуры в составе 130 человек под управлением П. В. Цветкова. Мнения о концерте разделились: слишком непривычно было слышать знаменное пение в консерватории, но большинство обозревателей сходилось в том, что "успех был полнейший и всеобщий". Аналогичный концерт был дан в том же году в Большом зале Петербургской консерватории. С тех пор подобные выступления стали регулярными. Что немаловажно, несколько раз Морозовский хор выступал с Придворной капеллой в Царском Селе, выполняя не только просветительскую, но и важную политическую функцию.
Печать обеих столиц также оценила старообрядческое пение. Им заинтересовались придворные круги, и Морозовский хор был приглашен в Петербург, где пел вперемежку с дворцовой капеллой. "Одушевленно, могуче лилась древняя, как само христианство, церковная мелодия, перечувствованная и переработанная верующей русской душой, недаром же ученые наши композиторы видели в нашей старой церковной музыке близость с народной песней. Чувствовался в пении широкий простор полей русской родины, элегический, но могучий", – так писала столичная пресса.
Наконец, не случайно Николай II заботился о почитании святых, объединяющих, как ему представлялось, в равной мере и старо-, и новообрядцев. Восстановил почитание преподобной Анны Кашинской, "разжалованной" из святых еще в XVII веке при патриархе Иоакиме за благословляющее двоеперстие. При нем прославили патриарха Ермогена, замученного интервентами в 1612 году.
Прославление Ермогена показало, насколько различно старо – и новообрядцы понимали древнерусские святыни.
Синодалы подходили к этому прославлению с политических, государственнических, говоря сегодняшним языком, позиций. Монархисты из духовенства и мирян проводили недвусмысленные параллели между начатыми в 1905 году реформам и Смутным временем, обращаясь к Ермогену как заступнику от Смуты. При этом они не скрывали своей ненависти к веротерпимости и старообрядчеству. Протоиерей Иоанн Восторгов говорил, что от гробницы и нетленных мощей Ермогена нетрудно мысленно перейти, с одной стороны, к раке с мощами святителя Филиппа, а с другой, – "посетить молитвою и вздохом любви и участия уединенное место покоя и Святейшего Патриарха Никона" [7]. В отличие от Ермогена, говорил он, "мы прежде всего стараемся уступить из вечного и небесного, из того именно, из чего никто не смеет ничего отдать и уступить, – объявляем веротерпимость, уступку из прав Святой Церкви" [8].
Епископ Никон (Рождественский), известный гонитель древнерусского христианства, предупреждал: "Мы переживаем крайне опасное для Отечества нашего время, когда темные силы вражьи стремятся отравить и убить нашу русскую православную душу, исказив или, по крайней мере, подменив все наше народное православно-русское миросозерцание". Он ставил в заслугу Патриарху Ермогену, что тот "не пускался в рассуждения о какой-то свободе совести: он веровал, что истина православия превыше всех сокровищ на земле и ограждал ее всею силою своей святительской власти. И ни в какие сделки со своею совестью он не входил и грехом почел бы допускать совращения из православия в какую бы то ни было иную веру. Вот урок нашим законосоставителям!" [9].
В оценке тех же самых событий старообрядцы подчеркивали их церковное содержание. По их мнению, Россия смогла выстоять в Смутное время потому, что Русская Церковь одушевлялась решениями Стоглавого Собора. В статье "Стоглавый собор как спаситель государства и Церкви", вышедшей в феврале 1913 года с подзаголовком "К 300-летнему юбилею Царствующего Дома Романовых", говорилось о том, что в шуме юбилейных торжеств забывают фундамент, на котором созидалось и держалось спасение государства от Смуты, – "церковность того времени. Именно она главным образом спасла Россию от великой разрухи. Спас ее Стоглавый собор, в постановления которого воплотились дух и жизнь современной ему русской Церкви – дух народа и его вера, его благочестие и надежды". "Спасти государство – это значило спасти и сохранить в неприкосновенной чистоте Церковь. И в этом желании все русские люди были объединены, как один человек. Они восстали не просто за государство, а за веру, за Церковь, и во всех своих действиях они опирались на Церковь, на церковные уставы и предания".
Если идеологи официального православия стремились направить патриотические чувства русских людей против инородцев и инакомыслящих, то старообрядцы старались подчеркнуть положительное содержание событий. "Церковь сохранилась в полной чистоте. <...> Эта церковная сохранность имеет только одно объяснение. Тогда, так сказать, вовсю действовали правила Стоглавого собора. <...> Правила именно этого собора были господствующим узаконением, беспрекословным и всесильным. <...> Основанная на этих правилах церковная жизнь, несмотря на все народные и государственные беды, не только текла своим правильным путем, но и осталась совершенно нетронутой всей смутой".
"В признании и оценке <...> государственно-национальной заслуги патриарха Гермогена без всяких разномыслий сойдутся все русские люди, – и принадлежащие к господствующему исповеданию, и к Церкви старообрядческой. Никаких разногласий между ними в данном случае быть не может". Однако "синодальная церковь, готовясь к прославлению святителя, имеет в виду главным и исключительным образом его государственно-национальную заслугу. Уже самая мысль об его прославлении естественно и неразрывно соединена с политическим праздником, с приготовлением к юбилейному торжеству трехсотлетнего царствования дома Романовых". Старообрядцы же считали, что "политическое торжество должно быть усугублено торжеством церковным": "Если господствующая церковь признает на себе долг прославить патриарха Гермогена как государственно-национального подвижника, ибо она по-иному отнестись к нему не может, если весь русский народ согласен на это прославление, то на Церкви старообрядческой лежит сугубый долг к прославлению памяти сего святителя. Он для нее не только государственный деятель, но и страдалец за ее веру в собственном смысле, первый страстотерпец за ее предания" [10].
Полноценная церковная соборность не может существовать без полноценной государственной соборности, которая именуется народоправством. "Такая общепризнанная ценность современной цивилизации, как демократия, является во многом синонимом древнейшего церковного термина – "соборность", – говорил недавно Митрополит Московский и всея Руси Андриан. – Отличие лишь одно: соборность в качестве своей главной задачи стремится к достижению духовно значимых целей. И поэтому ее воплощение именно в строго консервативном духе сулит нам наибольшие надежды на личную и общественную гармонию и благолепие" [11]. В начале ХХ столетия это быстро поняли активные в гражданском отношении старообрядцы – попечители общин, промышленники, публицисты.
Наиболее дальновидные из них, например Рябушинские, поняли и другое: только представительный государственный строй позволит древлеправославию расцвести, показать свою силу, освободившись от пут чиновничьей опеки – как светской, так и духовной. Это с особой силой проявилось во время рассмотрения в Государственной Думе законопроектов о старообрядческих общинах. Правые партии – те самые, которые всячески дискредитировали сам институт парламентаризма, требуя возврата к абсолютной монархии, те самые, которые, аплодируя Столыпину, плели против него интриги, – выступили резко против прав старообрядцев. Один только факт: в 1908 году в Киеве одновременно проходили миссионерский съезд и съезд Союза русского народа, причем ораторы перебегали с одной трибуны на другую.
Правая пресса выступала против примирительной церковной политики императора. Известно, что Николай II каждую Пасху христосовался с древлеправославными христианами. И вот в 1914 году в газете "Русское знамя" появляется статья, в которой старообрядческое христосование сравнивалось с Иудиным лобзанием: "Возможно ли, чтобы преданные в удел сатане сии мятежные люди христосовались с верными, да еще с первым Сыном Церкви?" – вопрошал автор, требуя не допускать староверов к императору. При этом древлеправославных христиан не переставали упрекать в недостаточной лояльности, в недостаточном консерватизме, который им должен быть свойствен. По этому поводу в "Смоленском вестнике" (№ 8 за 1914 год) появилась статья за подписью "Старовер":
"Принято считать старообрядцев, да и сами они зачастую считают себя, в политическом отношении консерваторами. И так как консерваторами же именуют себя сторонники наших правых партий, то на этой почве возникает весьма существенное недоразумение, позволяющее отождествить старообрядчество с черносотенным мракобесием. Между тем, говоря о консерватизме и национализме старообрядцев, надо иметь в виду, что этот консерватизм носит совершенно особый характер <...> Идея мертвенного, государственного механизма и того "зоологического" национализма, которому служат ныне правые организации, всегда была чужда и противна всему духу свободной христианской общественности, которым живет в существе своем старообрядчество <...> Ясно становится, что до тех пор, пока правые будут против свободы совести, им не уловить ни одного сознательно верующего старообрядца..." [12].
Это не означало, что православные христиане должны вступить все в одну партию. Но у христианства есть богатый опыт, который должен быть востребован в критические моменты истории. Поэтому на XIV Всероссийском съезде старообрядцев, проходившем в августе 1915 года в Москве, единогласно была принята следующая резолюция:
"Коренные русские люди, старообрядцы, в течение столетий боровшиеся за русские национальные начала, признают, что только победоносное окончание войны спасительно для России. Много пострадавшие в своей церковно-общественной жизни от нестроения власти, старообрядцы убежденно заявляют, что Россию может спасти только обновленное правительство из лиц, облеченных доверием общественных сил. Без веры в правительственную власть сопротивление врагу будет малоуспешным" [13].
Что немаловажно: в древлеправославии не возникало никаких непримиримых противоречий между богатыми фабрикантами и скромными сельскими учителями. Передовая буржуазия была общественным острием старообрядчества.
Распечатание алтарей явилось смелым, почти революционным шагом Николая II – не случайно же старообрядческая печать сравнивала его самого с Константином Великим, а указ о веротерпимости – с Миланским эдиктом. Так он распрощался не только с наследием предыдущих трех царствований. Нет, этим шагом император фактически объявлял о пересмотре одной из важнейших политических линий чуть ли не всей династии Романовых – борьбы с древнерусским церковным строем. Он чувствовал, что петербургский вектор имперской политики практически исчерпан, что надо восстанавливать связи с утраченным. Однако отказ от романовского курса привел к падению династии: утратив прежнее содержание, она не обрела нового. И то, что для Николая было мечтами (Старая Русь), стилизацией, к которой надо было как-нибудь перепрыгнуть из петербургского сегодня, для древлеправославных христиан начала прошлого века являлось реальностью. Они жили в реальной, живой, корневой цивилизации, а не в сконструированной утопии.
Эта реальность является верным ориентиром и сегодня. Подлинная, а не выхолощенная соборность. Подлинное, а не формальное народоправство.
Из Указа "Об укреплении начал веротерпимости"
"Присвоить наименование старообрядцев, взамен ныне употребляемого названия раскольников, всем последователям толков и согласий, которые приемлют основные догматы Церкви православной, но не признают некоторых принятых ею обрядов и отправляют свое богослужение по старопечатным книгам". "Разрешить тем же духовным лицам свободное отправление духовных треб как в частных и молитвенных домах, так и в иных потребных случаях, с воспрещением лишь надевать священнослужительское облачение, когда сие будет возбранено законом". "Уравнять в правах старообрядцев и сектантов с лицами инославных исповеданий в отношении заключения ими с православными смешанных браков. Распечатать молитвенные дома". "Признать, что сооружение молитвенных старообрядческих и сектантских домов, точно так же, как разрешение ремонта их и закрытие, должны происходить применительно к основаниям, которые существуют или будут постановлены для храмов инославных исповеданий". "Присвоить духовным лицам, избираемым общинами старообрядцев... для отправления духовных треб, наименование "настоятелей и наставников", причем лица эти, по утверждении их в должностях надлежащею правительственною властию, ... подлежат ... освобождению от призыва на действительную военную службу". |
Журнал "Церковь", выпуск 7, 2005
| [1] | Михайлова Н. Исторические очерки о старообрядчестве // Благодатный огонь. № 4. М., 2000. С. 91. |
| [2] | Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. М., 1990. С. 160. |
| [3] | Поспеловский Д. В. Вопрос о канонизации Николая II и Александры Федоровны// Вестник Русского христианского движения. Вып. 176. Париж–Нью-Йорк–Москва. С. 253. |
| [4] | Цит. по: Старообрядческий Вестник. Климовцы. 1905, № 4. С. 235–237. |
| [5] | Церковная реформа. Сборник статей духовной и светской периодической печати по вопросу о реформе. Сост. И. В. Преображенский. СПб., 1905. Сс. 128, 132. |
| [6] | Мнения епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе. Преосвященного Антония, Епископа Волынского// Прибавления к "Церковным Ведомостям". СПб., 1906, № 6. С. 271. |
| [7] | Прот. Иоанн Восторгов. Слово похвальное Гермогену, Святейшему Патриарху Всероссийскому // Патриарх Ермоген. Жизнеописание, творения, исторические предания, чудеса и прославление. М., 1997. С. 166–167. |
| [8] | Прот. Иоанн Восторгов. Служение вечному // Там же. С. 174. |
| [9] | Епископ Никон (Рождественский). Памяти великого священномученика за Отечество // Там же. С. 176–177. |
| [10] | Стоглавый собор как спаситель государства и Церкви // Церковь. М., 1913, № 2. С. 33–34. |
| [11] | Бремя первосвятительства // НГ-Религии. № 3 (133). М., 2004. С. 1. |
| [12] | Цит. по: Церковь. М., 1914, № 5. С. 110–111. |
| [13] | Четырнадцатый всероссийский съезд старообрядцев // Слово Церкви. М., 1915, № 39. С. 899. |
По материалам источников: Журнал "Церковь"
