Пение моё – Спасу

Над книгой пророка Аввакума

Не принесёт лоза плода,
умрут от голода стада,
и не созреет рожь,
умолкнут гусли и кимвал,
покроет ржавчина кинжал,
в прах обратится нож.
И радость не вернут пиры,
а буря разнесёт шатры –
дома из сшитых кож:

На обнажившейся земле,
на светлой, как огонь, скале
не уцелеет ложь.

А у яслей – осёл и вол:
Склонись, гора! Наполнись, дол!
Тогда возвысят голос свой
и скажут нищий с сиротой:

"Как хорошо, что Ты пришёл
и больше не уйдёшь".

Покинут дом, опустошён.
Приложит мгла печаль к печали,
земные закрывая дали.
И сон – как смерть,
а смерть – как сон.

В безвременье надежды нет
на избавление от тленья,
надежды на восстановленье.
Сух кокон, потерявший цвет.

Но даль – кристальна и верна.
Крыло и бабочки, и птицы
в безумной дерзости роднится
с надеждой спящего зерна.

До восхождения зари
ночь непонятна и бездонна:
Завета радуга горит
во взмахе крыльев махаона.

На скалистых отрогах,
где безводен песок, –
одинокого Бога
одинокий пророк.

"Стал Израиль богат,
о Тебе позабыл.
Анавим лишь не спят,
плача возле могил.

Им в наследье земли
ни на пядь не дано.
Или нищим Твоим
вечно ждать суждено?..

Средь вааловых рощ –
только ужас и ложь:
Знаю: Ты всемогущ.
Отчего же Ты ждёшь?.."

На скалистых отрогах –
одинокий пророк:
Одиночеству Бога
исполняется срок:

Словно каменный гимн,
возвышается храм.
Анна и Иоаким
привели Мариам.

Иосиф Обручник

"Радости не было в мире такой!
Годы, пролившись, в песок не уйдут!
Вот Он, Иосифе, – рядом с тобой -
Бог, обновляющий юность твою!

Гимна вознёс бы я древнего глас -
но разбудить побоялся Его.
Словно Давид, я пустился бы в пляс -
только пещера тесна без того:"

Снег, как печаль дохристовых времён,
тает в морщинах и складках пелён.
Бодрствует молча в ночи Мариам,
Сына Превечного слушая сон.

Ты на нашу землю шагнул,
чтобы пить человечность до дна,
приобщаясь
страданью и смерти,
и подать нам иное
взамен.
Ты, до врат плачевных сойдя,
их разрушил,
расторгнув запоры,
и двери темниц распахнул,
и к Престолу Отца
уводя за Собой хороводы
узнавших Тебя
и узревших Твоё Воскресенье,
начертал
Человеческий Лик
на Своём полотне
погребальном.

Одинокая планета –
Бога Слова колыбель.
Песен Нового Завета
всё слышней звучит свирель.

Ветхо то, что было прежде.
Нестареющая новь,
исполнение надежды –
победившая любовь.

Пыль взметают в воздух ветры
там, где были города, –
песни Нового Завета
не ветшают никогда.
Для того лишь, кто не алчет,
их напев неуловим,
кто, услышав их, не плачет
и не радуется им.

Едина скорбь у всех людских сердец.
Любая радость на земле – с изъяном.
Уже заря взошла над океаном,
и к ней стремится
дерзостный пловец -

туда, где Жизнь Себя даёт вкушать
как Хлеб простой Трапезы
несказанной,
где может верный дланью осязать
залог своей надежды долгожданной.

Там – для павлинов,
что припали к чаше,
Орфея песнь бессмертная звучит.
Там – рыба, якорь, агнец и петух,
там сердце снова обретает слух,
там Крест сквозь время
навсегда срастит
с Твоей Лозою дивной ветви наши.

В глубь расцветающего сада
на погребенье унесут
Твоё возлюбленное Чадо,
Твою сладчайшую Весну
Иосиф, Никодим – а следом
лишь шелест серафимских крыл.
Об этом Гавриил не ведал,
когда о Царстве говорил.

Твой Сын ушёл тропою тленных –
Он всё решился испытать:
Нет сил у горестной вселенной
над Богом более рыдать,
и по Его единой воле
слагает страшный траур высь.
А Матери осталась доля –
с Ним умереть и спогребстись.

"Пусть ложь с предательством отныне
своё справляют торжество –
Я за Тобой пойду, о Сыне,
и не оставлю одного!"

Так одиночество бездонно,
как тьмы кромешной мерзлота:
Но в адском мраке неуклонно
в прах рассыпаются врата.
Смерть
Моё дыхание уйдёт
и тела теплота,
когда в меня свой клин вобьёт
немая пустота.
И одинокий ужас мой
не разделит никто,
когда склонится надо мной
безликое ничто.
Небытие меня сожмёт,
ломая и грызя:
О, этот страшный переход,
предсмертная стезя!
И от кричащей бездны той
меня укроет лишь
не гроба мертвенный покой –
Твоей Субботы тишь.

Новотвориши земныя, Создателю,
смертен быв.
Из богослужения Великой Cубботы
Сквозь вечер – в утро.
Через ночь – в рассвет.
Не бьётся в берега волна тугая.
Твой Дух расправил крылья, обнимая
морскую глубину, где жизни нет.
Субботы первой наступил покой.
Весь мир, как арфа, под Твоей рукой
звучит, на слово гимном отвечая
в гармонии мелодии простой.

...Сквозь вечер – в утро.
Через ночь – в рассвет.
Разрушен ад, и смерти больше нет.
До йоты всё исполнено Тобой.
Ты, мир собрав, его повёл с Собой
от смерти – в жизнь,
от тьмы – в нетленный свет,
сквозь вечер – в утро,
через ночь – в рассвет.

Субботы дивной наступил покой.
В бессмертье бьёт поток воды живой.

Восстань, спеши, Иерусалим, -
встречать Надежду!
Осушит слёзы анавим
свет дня безбрежный.

Спеши туда, Иерусалим,
где день – без ночи,
и на руках своих неси
сынов и дочек.

Лозы бессмертной пейте плод,
вкусите Хлеба.
Да! Совершился переход
от смерти – к Небу!

Ударит утро по стенам
зарёй нетленья.
Прилично миро мертвецам,
Живому – пенье.

Пение моё – Богу,
от весенних чистых холмов.
Освежили ливни дорогу,
впереди не видно домов.

Пение моё – Спасу,
и трещит кузнечик в кустах.
В эти дни к полночному часу
не темнеет в наших местах.

И легко идти без поклажи
мимо зарастающих рвов:
Пение Тебе, Блаже, –
больше не хочу ничего.

С облетелой веткою вровень
горы наметёт снегопад:
Не покинь меня, Слове,
у сырых бессолнечных врат.

Есть место, где странника ждут, на земле:
в незапертой горнице – хлеб на столе.
Усталый, он сможет за трапезу сесть.
Так было и будет. Так стало и есть.

Здесь рушатся сотни и сотни разлук.
Здесь Чаши касаются тысячи рук.
Здесь Авель, вкусивший надежды своей.
Здесь землю благую обрёл Моисей.
Здесь снова поёт Иеффаева дочь.
Здесь страхи и тени отъемлются прочь.
Здесь каплей воды оросится песок.
Здесь грозда в точиле
живительный сок
приемлет и Павел, и Ной, и Адам.
Здесь каждый – на Сына похож Мариам.
Здесь – нищих отрада,
здесь – кротких земля,
здесь, в горнице, собрана Церковь Твоя.