В наше время терроризм – явление, ставшее частью повседневной жизни. Со школьной скамьи наших детей учат, что это за зло и как вести себя при угрозе организованного насилия. Однако было время, когда террор не только являлся основой государственной политики, но и был введен в жизнь специальным декретом Совета народных комиссаров. Пожалуй, в мировой истории, за исключением кровавых оргий якобинцев во Франции, нет «правовых» примеров подобного рода.
5 сентября 2003 года в Москве у мемориала жертвам большевистского террора возле храма Всех Святых, что у метро «Сокол», прошла панихида по жертвам красного террора. Затем состоялся крестный ход, который закончился у места, где с 5 сентября 1918 года были расстреляны тысячи людей. О точном количестве погибших там исследователи спорят до сих пор.
Память погибших пришли почтить активисты общественных организаций, прежде всего дворянских и монархических, представители военно-исторических клубов. Цветы, оркестр, почетный карауля
85 лет назад, 5 сентября 1918 года, первые партии обреченных свозили сюда с Лубянки, из Бутырской и Таганской тюрем. Среди них были настоятель храма Василия Блаженного отец Иоанн Восторгов, сенатор Добровольский, бывшие царские министры внутренних дел Протопопов и юстиции Щегловитов. Но большинство погибших здесь так и остались безымянными. Палачам зачастую было некогда возиться с документацией, и они предпочитали обходиться без излишнего «бюрократизма».
Декрет о массовых убийствах
Дата поминовения жертв красного террора выбрана не случайно. 5 сентября 1918 года, после убийства председателя питерской ЧК Моисея Урицкого и покушения на главу СНК Ульянова-Ленина, правительство приняло декрет, в котором было сказано: «Совет народных комиссаров, заслушав доклад председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостьюя»
И далее: «...Необходимо обезопасить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях яподлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам...»
То, по каким принципам следует определять виновность, разъяснил нижестоящим товарищам видный чекист Лацис: «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Советов оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова у него профессия, все эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл красного террора».
Ему вторил Лев Троцкий: «Устрашение есть могущественное средство политики и международной, и внутренней. Война, как и революция, основана на устрашении. Победоносная война истребляет по общему правилу лишь незначительную часть побежденной армии, устрашая остальных, сламывая их волю; так же действует революция: она убивает единицы, устрашает тысячи. В этом смысле красный террор принципиально отличается от вооруженного восстания, прямым продолжением которого он является».
Подписанный Петровским, Бонч-Бруевичем и наркомом юстиции Курским декрет подтвердил право ВЧК применять высшую меру без суда и следствия. Кроме указаний о массовых расстрелах в декрете, в частности, говорилось: «яобезопасить советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях». Так был найден и утвержден этот термин – «концлагеря», – один из главных терминов ХХ века, которому предстояло международное будущее.
Классовая принадлежность, профессия и образование стали основанием для расстрела. По подсчетам комиссии, созданной по приказу генерала Деникина, только за 1918–1919 годы были уничтожены 1 766 118 россиян, из них 28 епископов, 1215 священнослужителей, 6775 профессоров и учителей, 8800 докторов, 54 650 офицеров, 260 000 солдат, 10 500 полицейских, 48 650 полицейских агентов, 12 950 помещиков, 355 250 представителей интеллигенции, 193 350 рабочих, 815 000 крестьян.
Валерий Величко, президент Клуба ветеранов КГБ:
– Когда нам сегодня рассказывают об ужасах красного террора, то я всегда отвечаю: «Давайте не будем выдергивать это событие из общего контекста той ситуации, которая сложилась в раздираемой смутой стране».
Не большевики начали первыми террор. Думаю, этот факт трудно будет оспорить. Жертвами террористов летом 1918 года стали председатель питерской ЧК Урицкий и комиссар печати Володарский. Затем в Москве прозвучали выстрелы на заводе Михельсона, где в тот момент на митинге выступал Ленин.
После 1991 года в прессе периодически появляются «расследования» о тайных пружинах, приведших к покушению на Ленина. Утверждается, что случившееся – результат борьбы в руководстве партии, а непосредственно за покушением стоял Дзержинский. Так можно «исследовать» что угодно.
Понятно, что любой террор, будь он красный, белый или зеленый, вещь кровавая, беспощадная и в обстановке существования государства – абсолютно недопустимая. Но то состояние российского общества, в котором оно пребывало в 1918 году, никак нельзя назвать нормальным. Страна погибла, под ее обломками оказались миллионы людей. Повсюду бандитизм, анархия, хаос. Только суровые меры могли вылепить из этого конгломерата территорий и враждующих социальных групп новую страну.
Так что с этой точки зрения красный террор был исторически оправдан, поскольку, во-первых, он носил ответный характер и, во-вторых, был призван защитить вождей революции от пуль и бомб политических оппонентов.
Николай Лукьянов, председатель правления Всероссийского монархического центра:
– Отношение к операции «Красный террор» может быть только одно: это была политика геноцида, направленная против лучших представителей российского общества. Выбивали тех, кто имел вес в обществе, кто чего-то достиг в жизни, но при этом не разделял воззрений новоявленных комиссаров «в пыльных шлемах».
Был ли красный террор ответом на белый террор? Нет, не был. Хорошо известно, что организаторами покушения на Ленина, Урицкого и Володарского были эсеры – партия, причем с богатым террористическим прошлым, оказавшаяся отодвинутой большевиками от власти в октябре 17-го. Одни социалисты выяснили отношения с другими, более радикальными и кровожадными.
Но тогда почему, спрашивается, жертвами расстрелов повсеместно становились представители царской России? Промышленники, военные, чиновники, купцы, инженеры, врачи, профессора, духовенство. Они разве устраивали все эти покушения? Конечно, нет. Однако их брали в заложники и уничтожали в первую очередь. Был бы повод.
Я вовсе не поклонник Учредительного собрания, но хочу напомнить: именно большевики первыми пролили кровь, хладнокровно расстреляв в Питере мирную демонстрацию. Тогда, в январе 18-го, десятки тысяч людей вышли на улицы города, чтобы поддержать разогнанное левыми радикалами Учредительное собрание, и в ответ получили «свинцовую демократию». И если говорить о начале красного террора, то он начался не в сентябре 1918 года, а восемью месяцами раньше.
"Россiя", 9 сентября 2003 г.
[оригинал статьи]
