Гостевая книга

Жду встречи с Уильямсом

Искренне признателен за то, что редакция передала Наталье Леонидовне Трауберг моё предложение написать очерк о жизни и творчестве замечательного английского писателя Чарльза Уильямса, такого же подвижника, как она. Сейчас, когда истинная культура катастрофически убывает, когда макулатурное чтиво, замусоривающее мозги молодёжи и взрослых, теснит христианскую литературу, книги Уильямса особенно ценны. Они пробуждают к духовной жизни. И мне показалось важным, чтобы Н. Л. Трауберг своим авторитетом подсказала читателям "Истины и Жизни" дорогу к этому замечательному христианскому писателю.

Интересно, что два тома его сочинений вышли уже три года назад в серии… "Классика литературы ужасов"! Чистой воды нонсенс – на обложке изображены три вурдалачки, что не имеет никакого отношения к содержанию романов Уильямса. Семитысячный тираж оказался адресован не тем читателям. В аннотации на задней обложке этих двух томов Чарльз Уильямс аттестован как "человек, коему многое было открыто в изощрённых таинствах высокого оккультизма" (!). Писавший эти строки совершенно не понял этого автора, оболгал его. И вместо истинно нуждающихся в чтении такой литературы Уильямс попал в руки другой, более обширной категории читателей – любителей ужасов. Подозреваю, что на последних он не произвёл "впечатления".

Творчество Уильямса далеко не полностью представлено в русских переводах. Он автор не только художественных произведений, но и литературоведческих исследований и богословских сочинений. Хорошо бы в качестве приложения к очерку Натальи Леонидовны добавить страничку-другую выдержек из одной его работы, неизвестной в России, – "Нисхождение Голубя" (трактата о действии Святого Духа в христианской Церкви). Об особом пристрастии Натальи Леонидовны к этому тексту Уильямса я узнал из её небольшой заметки в "Русской мысли". Возможно, найдётся издатель, способный заново выпустить в России точно адресованные сочинения Чарльза Уильямса (включая богословские работы). Заинтересованных в знакомстве с этим "поэтом милостью Божьей" (как начертано на могильной плите Уильямса), поверьте, немало.

Валерий Алексеев, Курган

Мы ещё очень мало христиане

К рассказу А. П. Чехова "Студент"

Как известно, Чехов очень любил этот свой рассказ. В нём он наиболее ярко проявился как писатель-христианин (о чём писалось и в "Истине и Жизни").

…Сын дьячка, студент духовной академии Иван Великопольский в Страстную пятницу вечером возвращался с охоты домой. Стемнело, подул холодный ветер."Кругом было пустынно и как-то особенно мрачно". Ему вспомнилась ночь той самой Страстной пятницы, почти две тысячи лет назад… Студент вышел к огородам, которые держали две крестьянки-вдовы, мать и дочь, и рассказал им, как Пётр, будущий апостол, в ту ночь Страстной пятницы трижды отрёкся от своего Учителя Иисуса Христа, Которого сам прежде провидчески назвал Сыном Божиим.

Крестьянки заплакали. Студент подумал: "Если они заплакали, то, значит, всё, происходившее в ту страшную ночь с Петром, имеет к ним какое-то отношение…"

Они заплакали от того же, от чего заплакал Пётр. Они словно почувствовали себя на месте Петра. Многие из нас, окажись мы на его месте, под страхом избиений и, может быть, смерти, поступили бы так же, как он. Мы часто отрекаемся от Христа своей жизнью, поступками.

Студент уходит от вдов и по дороге домой радостно думает о том, "что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там,

в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня…".

Но разве, размышляю я, можно говорить о "правде и красоте" применительно к той ночи? Предсмертная тоска Иисуса, Его одиночество, непонимание учеников, предательство Иуды – это "правда

и красота"? Плевки в Его лицо, удары, издевательства – "правда и красота"?..

А потому думает студент духовной академии о "правде и красоте", что в его сознании ужас той ночи превзойдён Воскресением. "Христос воскрес из мёртвых, смертию смерть попрал и тем, кто в гробах, жизнь даровал", – радостно поём мы в светлый праздник, отодвигая в тот миг на задний план воспоминание о мучительных предсмертных часах и самой смерти Христа.

Митрополит Сурожский Антоний об этом затемнении нашей памяти говорит ("Континент", № 89, 1996): "…В недрах тайны Христовой нам следует признать большее содержание, чем мы обычно признаём. Видите ли, я думаю, что мы, христиане, ошибаемся, когда думаем, что каждое событие бывает превзойдено следующим. В нашем представлении… Воскресение уничтожило всё, что его предваряло. Мы воображаем, что живём уже в Воскресении. Мы не христиане постхристианского мира. Мы христиане, которые ещё совсем не христиане – или очень мало. В жизни Христа каждое событие не уничтожает предыдущего. Руки и ноги воскресшего Христа всё ещё носят раны от гвоздей. В рёбрах Его рана".

Эти слова заставляют о многом задуматься.

Анатолий Исаакович Лукаш,
Харьков, Украина

Трудный путь мудрой любви

Романушко М. С. Карантин. Повесть. М., Ассоциация "Духовное возрождение", 2004. 160 с. (Библиотека Ассоциации "Духовное Возрождение")

Когда среди моря печатной продукции случается натолкнуться на истинный (не побоюсь этого слова) шедевр, становится почти что не по себе. Где вы, современные макаренки-сухомлинские, могущие и хотящие достучаться до детских сердец, именно воспитать, напитать ребёнка, как необходимой пищей, важными жизненными принципами, верой в себя, в людей, в жизнь?

Как научить мужеству, самоотверженности ребёнка четырёх лет, да ещё больного аутизмом и дифтерией в осложнённой форме? Мать и дочь попадают в обычную городскую инфекционную больницу с необходимым антуражем – от стойкого запаха мочи и хлорки до зычного командного сестринского: "По палаа-там!!!" И маленькая семья выживает. Конечно, с помощью папы, брата, сестры, друзей, которые даже во время чумного карантина умудряются попасть в палату к близким. Откуда такое мужество и последовательность в исповедании христианской веры, такая сплочённость в семье, безграничная любовь ко всем людям – убогим, неполноценным, наконец, просто мошенникам, "друзьям" старшего брата Ксюши, героини повести, от которых девочка заразилась страшной болезнью?

Чудесная, поэтичная (несмотря на больничную экспозицию), чистая, как глоток воды из святого источника, повесть М. С. Романушко "Карантин" – о душевной стойкости, позволяющей превратить больничную палату тюремного типа в рукодельный цветущий сад. Об огромной любви к Богу, творящей чудеса, заставляющей жестоких становиться милосердными (пусть на четверть часа, а там как Бог даст…). О том, как видеть и чувствовать красоту сотворённого мира. О том, как мудрой родительской любовью преодолеть трудный путь к выздоровлению ребёнка, физическому и душевному.

Мир, описанный в двух больничных тетрадях при свече, в холодные осенние ночи в неотапливаемой палате, привлекает именно своей сказочной добротой. Не случайно ясень – единственное дерево перед больничными окнами – заглядывал в эту палату, как кусочек живого мира, сотворённого Создателем, а не больничными работниками. В этой комнате звучали Джо Дассен и Луи Армстронг, в этой комнате шили, вышивали, мастерили, разгадывали лабиринты, рассказывали занимательные истории из жизни – словно творили свой мир, подобно тому, как Творец творил Свой. И радость от сотворённого в совдеповской больнице мира обитатели палаты № 16 щедро несли всем, нуждающимся в ней, в первую очередь – больным детям.

…Однажды Мария Сергеевна проснулась от стонов, доносящихся из реанимации. Она помолилась за страдающего человека. Наверное, ему было необходимо тогда, чтобы кто-нибудь помолился за него, такое "неоперативное" вмешательство.

Читая эту книгу, убеждаешься, что есть верная любовь, есть крепкие супружеские союзы, настоящая дружба и настоящие врачи. Может быть, поэтому мы ещё живы, не стёрты с лица Земли, как Содом с Гоморрой…

Мария Московская,
методист Центральной городской детской библиотеки
имени А. П. Гайдара