Великий Пост – это вскрытие истоков собственной нравственности. Весной вся природа очищается – очищаются газоны, появляется молодая травка, подснежники. Точно так же в пост организм очищается от шлаков, а вместе с тем в душе открываются особые рецепторы, способные чутко сострадать Страстям Христовым в Великую Пятницу, а потом с восторгом встретить Светлое Христово Воскресение.
Перед Пасхой, как водится, прежде всего, мыли окна. Я всегда с ужасом смотрел, как в высоком доме, где-нибудь на пятом-шестом этаже хозяйка, стоя на подоконнике и высунувшись из окна, вовсю намывает стекла. Дома перемывали посуду, вытирали всю пыль и грязь, – все, что за зиму накопилось. В Великий Четверг непременно брали огонь от "Двенадцати евангелий", приносили домой и старались сохранить весь год. Для этого в доме горело несколько лампад, – если в одной масло иссякнет или ветер огонек задует, то в других он сохранится.
Причащаться на Пасху в наше время было не принято. Разумеется, в том, чтобы приобщиться Святых Тайн в праздник, нет ничего плохого, но надо реально смотреть на вещи: все – и в том числе священнослужители – уже утомлены и думают в основном о том, как бы поскорей разговеться и отдохнуть. Для нас высшим благоговением было причаститься в Великий Четверг – вместе с учениками Христовыми. Слýжащие, те, кто в этот день никак не мог, причащались в Великую Субботу. Была даже особая постоянная "субботняя" публика: профессора и другие видные люди.
Конечно, есть люди, которые и в церковь-то заглядывают только на Пасху. Для таких это – единственная возможность. Такие были и до революции. Патриарх рассказывал, как одна чопорная петербургская дама говорила – с особым галликанским акцентом: "В церкви так скучно! Бог знает, что: как ни придешь, все – "Христос воскресе!"" Он же вспоминал, что в Петербурге в пасхальную ночь людей по домам развозили лодочники – по каналам. Были они в основном эстонцы или чухонцы, и вот, один из них жаловался: "В церкви отень плëхо! Больше не пойду! Я зашоль, а там поп дымом машет и кричит: "Крестовский остров!" А я вожу на Васильевский. Так я и крикнуль. Он опять: "Крестовский остров!" – а я: "Васильевский остров!" Дали по шеям и выгнали. Больше не пойду!"
Был еще обычай: на Пасху все ходили другу в гости, пробовали пасхи и запоминали. Пасху начинали готовить в Великий Четверг, а в Великую Пятницу пекли куличи. Печь куличи – технически очень сложный процесс, потому что настоящий кулич по-русски – это очень крутое сдобное тесто, которое обязательно должно быть выдержано по определенной технологии. Печь тоже сложно: берут металлическую форму, внутрь кладут бумагу, смазанную маслом; когда кулич испечется и взошедшее тесто сверху станет темно-желтым, коричневатым грибом, форму достают, кладут на подушку и начинают осторожно катать, чтобы кулич спокойно вышел. А то бывает так, как однажды случилось у нас в семье: зарумянившаяся крышка отломилась и вытекло сырое тесто. А это целая трагедия, потому что по куличу смотрят, какой будет год. У нас, тем не менее, тот год был счастливый, хотя тесто пришлось собирать в кастрюльку и ставить на допекание. Куличи были вкусные, но нетрадиционные.
Отец рассказывал случай, бывший еще до первой мировой войны. В день Пасхи они с городским полицмейстером обходили тюрьму. Заходят в камеру предварительного заключения и видят: сидит известный городской бродяга. Полицейский начальник спрашивает: "Ты, братец, как сюда попал?" – "А я, Ваше благородие, "веселыми ногами!"" А в пасхальном богослужении действительно есть слова, что мы будем праздновать Пасху, следуя за Христом "веселыми ногами". В праздник целый день звонили колокола, и вот, этот бродяга прямо на городской площади пустился в пляс, а городовой посчитал, что это неприлично, и отправил его в кутузку. "Ладно, – сказал полицмейстер, – получай рубль и уходи!".
С Красной горки начинали катать яйца. У меня в детстве тоже была специальная дощечка для этого, длиной, наверное, в полметра, с наклоном и с желобком внутри. На один конец яйцо клали, с другого – катили. Чье яйцо уцелеет – тот победил.
В послевоенные годы, когда особенно дороги стали могилы, народ пошел на кладбища не на Радоницу, как было принято раньше, а в первый день Пасхи. До революции такого явления не наблюдалось. Что ж – новые обычаи тоже рождаются. На Преображенском кладбище есть могила наших солдат, скончавшихся в госпиталях после Финской кампании. И вот, куртина от обелиска до ворот в прошлые годы была сплошь засыпана крашеными яйцами. Памятник – красная звезда на обелиске, а рядом стоят люди и поют пасхальные гимны.
По моим наблюдениям, такого пасхального ликования, как в России, нет нигде в мире. Однажды мне пришлось присутствовать в костеле – у нас в Москве, – на католическую Пасху, – и показалось очень уныло. К счастью, православная Пасха была позже и я, так сказать, получил компенсацию.
Источник: Православие и мир
