Во вторник 22 июня в культурном центре "Покровские ворота" прошел творческий вечер поэта Олеси Николаевой.
Встреча приурочена к выходу сборника стихов "Олеся Николаева. 500 стихотворений и поэм" (издательство "Арт Хаус медиа").
Автор книги посвятила этот сборник своему супругу – священнику Владимиру Вигилянскому. В самом начале встречи Олеся Николаева рассказала, чем обусловлен этот жест: "Нет такого в практике русской поэзии, чтобы своим мужьям или женам посвящали стихи. Но я хочу сказать, что если бы не было рядом со мной Владимира Вигилянского, то может быть, этой книжки тоже не было бы, потому что он ее самолично составлял, цензурировал, критиковал. Видит Бог, что не было у меня критика столь беспощадного и точного, как мой муж. Может быть, и многих моих стихов и моей поэтической судьбы бы не было, если бы со мной рядом не было этого человека".
В сборник вошли стихи разных лет. Вся книга поделена на главы – хронологические периоды, благодаря чему читатель может проследить эволюцию мировоззрения автора, поиск новых форм и художественных приемов. Самые ранние стихи, вошедшие в книгу, датируются 1970 годом. Юной поэтессе тогда было всего пятнадцать лет. Завершают книгу стихотворения, написанные в 2009 году.
Сборник проиллюстрирован фотографиями разных лет из семейного архива.
Сама писательница отмечает значимость этого сборника для нее самой: "Эта книга мне чрезвычайно важна, потому что она показывает путь: с чего и как я начинала писать, в какой поэтике, как я пыталась оттолкнуться от уже известного, привычного, от того, что уже стало литературным штампом".
"За этой книгой стоит человеческая душа, человеческая жизнь. Я считаю, что принцип творчества наилучшим образом был выражен через пророка Иеремию, когда ему Господь сказал: "Если извлечёшь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста" (Иер.15:19). Мне кажется, что путь творчества – это есть извлечение драгоценного из ничтожного. Порой нам кажется, что нас окружает какая-то суета, человеческая дрянь, словесный мусор. Задача человека, художника (а всякий человек является художником своей души) – попробовать из этого хаоса извлечь некую музыкальную ноту".
Послушать стихи Олеси Николаевой собрался целый зал культурного центра "Покровские ворота". И чаяния слушателей не были обмануты: поэтесса целый час читала стихи разных лет, вошедшие в настоящий сборник.
После чего слушатели имели возможность задать автору стихов свои вопросы.
– Планируется ли к выходу сборник вашей прозы, публицистики или возможно собрание сочинений, написанных на данный момент?
– Я бы, конечно, хотела бы издать свою прозу. Но пока об этом речи не идет.
– Истории, вошедшие в Ваше стихотворение "Тридцатилистник", выдуманы или взяты из жизни?
– Вы знаете, я ничего никогда не выдумываю. Я на самом деле писатель в высшей степени реалистический. Все истории, которые описаны в прозе, в стихах, сколь бы они ни были невероятны, это истории, которые происходили или со мной, или где-то рядом. Жизнь переполнена фантастическими историями, и писатель, который идет путем сугубого реализма, вынужден вносить какую-то цензурную правку и всё упрощать, потому что если этого не делать, никто не поверит, скажут "ну и загнула!"
– Как, на Ваш взгляд, должно проявляться трезвение в художественном творчестве?
– Меня этот вопрос тоже очень волновал.
Я пишу не порциями каждый день; могу какое-то время не писать, а потом писать много и ночи напролет. В такие моменты реальность выглядит какой-то нереальной.
Как раз с вашим вопросом я пришла к владыке Антонию Сурожскому. Он тогда приезжал в Москву на Архиерейский собор. Когда я ему задала этот вопрос, он сразу понял, что я имею в виду и сказал: "Когда вы пишите, вы не наводите рационалистическую цензуру, потому что вы сами не знаете, что там будет ценное, а что не будет иметь вообще никакой цены". Поэтическая материя так тонка, что искусственно введенная моралистичность часто разрывает художественную ткань.
Я думаю, что если человек боится согрешить в творчестве, то он, прежде всего, должен блюсти собственную душу, а не сам творческий процесс.
– Недавно отмечалось двадцатилетие религиозной свободы, неофициально подводились некоторые итоги. Можно ли сказать, что за это время появилась какая-то новая христианская поэзия?
– Сейчас что-то невероятное творится с ментальностью русскоязычных людей. Я заметила, что начали писать люди, которые раньше вообще не интересовались ни литературой, ни поэзией. И вдруг эти люди начинают писать стихи в огромных количествах, автобиографии по семьсот страниц.
Я с удивлением часто встречаю в монастырях людей, которые пишут стихи. Их очень много: епископы, простые монахи, священники.
Я объясняю этот интерес к творчеству так. Мне кажется, это все происходит на основе общей дегуманизации: когда один человек стал совершенно не интересен другому. Любые проявления жизни и чувств человека перестали иметь какую-либо ценность. Человек чувствует, что он не имеет никакой цены, не оставляет никакого следа, его существование недоказуемо. Твое прошлое умирает, и ты никогда не докажешь, что оно есть.
Поэтому интерес к своему собственному творчеству – это манифестация, противостояние тому, что происходит в мире, утверждение ценности человеческой жизни, своего собственного существования.
– Кто из современных авторов вам близок?
– Мне очень нравится писательница под псевдонимом Монахиня N. Она написала замечательную книжку. Хотя это книжка и публицистическая, но она граничит с прозой. Называется она "Плач третьей птицы". Это очень глубокая, прекрасная книга. Автор ее – мудрейшая игумения.
В одном журнале я прочитала стихи поэта Сергея Круглова. Это священник из Минусинска. По-моему, он пишет замечательные стихи.
Еще есть прекрасная книга Тимура Кибирова "Греко – и римско-кафолические песни и потешки".
Очень трудно разделить поэзию на христианскую и не христианскую. Мне кажется, поэзия вообще религиозна по своей природе. Даже в творчестве поэтов, которые объявляли себя атеистами, можно найти религиозные мотивы. Само по себе это занятие настолько идеалистическое, что невозможно быть атеистом и писать стихи.
– Не могли бы вы рассказать о своей прозе? Какую форму вы предпочитаете?
– Я люблю большую форму – чтобы в романе было много людей, чтобы они там жили, чтобы я сама в нем пожила, пока я его пишу. Роман – это очень тяжелая форма. И я уже много лет все пишу, пишу роман... Я его как бы дописала, но я никак не могу его так выстроить, чтобы в него можно было войти, а потом, когда он заканчивается, чтобы было жаль, что он кончился.
Отвечая на ваш вопрос, я могу сказать, что мне слаще писать роман, хотя это невероятно тяжело.
– Как вы относитесь к появлению христианской и в частности православной литературы?
– Я не люблю такое деление. Тут есть опасность, что начнут православие воспринимать как идеологию. А мне кажется, что это пойдет вопреки художественным достоинствам.
Я читала то, что называют "православными стихами". В основном это – пересказ евангельских притч. Скажу даже больше. Выходили антологии русских классиков, которые писали на евангельские темы. Могу сказать, что это не самые лучшие стихи этих поэтов.
Источник: Православная книга России
