Линии сопоставления мысли Мартина Хайдеггера и русского любомудрия проведены в статье профессора МДА Николая Константиновича Гаврюшина, написанной к юбилею немецкого философа.
Насколько актуальными оказались идеи М. Хайдеггера для его русских современников? И в самом ли деле популярность этого имени в России вызвана живыми запросами ума, а не является обыкновенной данью интеллектуальной моде?
По первым же откликам можно сделать вывод, что восприятие Хайдеггера было неоднородным и не столь уж энтузиастическим.
Лев Шестов сочувственно цитировал одного из немецких издателей: "Исчерпывающее изложение философии Гейдеггера дало бы нам Киргегарда" ("Киргегард и экзистенциальная философия"). Правда и сам он в этот момент с датским мыслителем едва успел познакомиться, а в России его почти никто тогда не читал...
С.Л. Франк первоначально отнесся к Хайдеггеру резко неприязненно, но после появления Holzwege изменил свою точку зрения...
Наиболее сочувственной была реакция Н.А. Бердяева в журнале "Путь",[1] а, пожалуй, самой взвешенной и аргументированной – оценка Г.Д. Гурвича, посвятившего Хайдеггеру целую главу в своей франкоязычной книге "Актуальные тенденции современной немецкой философии" (1930).
Бердяев увидел у Хайдеггера "христианскую метафизику без Бога", и считал, что автора "Sein und Zeit" в этом плане можно сопоставить... лишь с Фейербахом! "Атеизм, тоскующий по умершем Боге"... Почему бы тогда не с Ницше?
Позднее Бердяев противопоставлял учению Хайдеггера о смерти – Н.Ф. Федорова ("Царство духа и царство кесаря", 1949). "Православный технократизм", однако, – сомнительная альтернатива хайдеггеровскому антисциентизму...
Сути рассуждений Гурвича о Хайдеггере Бердяев коснулся мало, а они немаловажны и симптоматичны. Прекрасный знаток Фихте, Гурвич не меньше Б.П. Вышеславцева или С.Л. Франка может считаться выразителем характерных интуиций именно русской философии...
О Хайдеггере Гурвич высказывается достаточно сдержанно, но совершенно очевидно, что Э. Ласк и Н. Гартманн у него вызывают гораздо больше симпатий. В отношении последнего он, в частности, говорит, что "его теория иррационального является самой глубокой из всех, которые развивались в последнее время в Германии и, возможно, также и других местах".[2] И хотя Гартманн "не смог преодолеть опасностей шеллингизма, и в конечном счете философия тождества Шеллинга торжествует в его философии", он все-таки с особой ясностью показал, что "феноменология призвана стать онтологией, понятное дело, аналитической онтологией актов, а не онтологией вещей".
Гартманн и Ласк, как и Хайдеггер – антигегельянцы, но Ласк тяготеет более к Фихте, а Гарманн – к Шеллингу. По мнению Гурвича, именно их системы прокладывают путь новой эпохе немецкой философии, которая "должна произвести окончательный синтез между традициями Фихте и Шеллинга и феноменологией".[3]
Для Гурвича очевидно, что философия Хайдеггера этой задачи не выполняет. Она "не дотягивается" до тех глубоких прозрений, которых достиг Фихте в последний период своего творчества... Хайдеггеру недостает апофатического богословия...
Диалектика, – рассуждает Гурвич, – должна остановиться перед неразрешимым противостоянием Духа и Логоса, потоком творческой активности и устойчивым бытием... "Диалектика, которая не дегенерирует в эманентизм, должна разуметь себя как "негативная диалектика Абсолюта"".[4] Она нераздельна с переживанием иррационального разрыва, пропасти между крайними противоположностями и Абсолютом.
А хайдеггеровская попытка "привязывать мораль к онтологии существования"[5] представляется Гурвичу совершенно неудачной.
В целом философия Хайдеггера, с точки зрения Гурвича, подтверждает, что есть все основания рассматривать феноменологическое движение как "глубокую реакцию против гегелизма и что ориентация на синтез феноменологии и послекантовского идеализма осуществляется в направлении традиции позднего Фихте и Шеллинга".[vi]
Сколь актуален в таком случае Хайдеггер для русской философии? Ведь Гартманн и Ласк сделали в этом направлении более ясные шаги?
* * *
Десять лет спустя после выхода в свет судьбоносная "Der Ursprung des Kunstwerkes" попала ко мне в руки... Я ожидал другого... В памяти звенело "существование как оставленная возможность", подспудно "очень замечательное", по определению Бердяева, учение о das Man пугало наглядностью "духовной смерти", а французский "новый роман" (Натали Саррот), которым я тогда занимался, казался живой ему иллюстрацией...Разве "Золотые плоды" – не о das Man?
Но оказалось – этимология как путь к онтологии... Конечно, утонченно, со вкусом, но после Розанова и Флоренского на русской почве – не захватывает...
И к тому же уже появился "свой Хайдеггер" – Георгий Дмитриевич Гачев. В ноябре 1974 он с женой был у нас гостях... Скромнейший и обаятельнейший "жидоболгарин", по его собственному определению, любомудрствовал в русском языке не менее живо и оригинально, чем знаменитый немец. И онтология конкретизировалась в космологии, даже "национальной", "индивидуальной"... Вскоре мы с женой в машинописи читали "Космос Достоевского"... Увы, уже тогда Гачева "домашние его" тащили, вполне "по-бердяевски", в фёдоровскую бригаду "воскрешения мертвых"...
Когда "хайдеггерианцем" (или, скорее, "гейдеггерианцем") стал "на свой лад" В.Н. Топоров, не берусь сказать, но вряд ли раньше 70-х. Флоренский для него явно первичнее... И скорее именно он помог Топорову связать ностратику Иллича-Свитыча с "Гейдеггером"...
* * *
Хайдеггера в последней четверти XX века у нас переводили и популяризировали главным образом филологи, воодушевленные задачами культуртрегерства. Мало кто из них имел реальный опыт переживания классической немецкой философии, того же Гегеля, которому противостоял Хайдеггер, или Фихте и Шеллинга, в направлении которых виделась эволюция немецкой философии Г.Д. Гурвичу...
Впрочем, что там у нас... В 1993 г. в Германии мне с изумлением пришлось услышать от своих старших немецких коллег, что Шеллинга здесь "почти никто не читает, разве что узкие специалисты"... А я-то думал (еще не открыв Гурвича), что вариации на тему Kirche als Handlung (из "Философии искусства") здесь будут восприняты более заинтересованно...
Впрочем, если даже Карл Барт считал, что без Фихте и Шеллинга вполне можно обойтись, излагая богословие XIX века,[vii] эти надежды были наивными. Такие мыслители как Эрнст Бенц – редчайшие одиночки...
Короче говоря, не только в России конца XX века, но и в самой Германии немногие видели Хайдеггера в его реальном мысленном диалоге с предшествующей традицией... А в таком случае – могли ли правильно понять?...
Тема "Хайдеггер и Бибихин", наверное, слишком большая, чтобы ее затрагивать в этих заметках. Но один вопрос все-таки хочется поставить. В самом ли деле, как это полагает Г. Ревзин,[viii] Бибихин пытался соединить несоединимое – хайдеггеровскую "метафизику без Бога" и русский религиозный ренессанс? Иначе говоря, окажется ли Хайдеггер более успешным катехизатором, чем Флоренский и Булгаков – или Владимир Вениаминович об этом даже и не помышлял?
Последнее мне кажется более вероятным...
[1] Бердяев Н. О новейших течениях в немецкой философии// Путь, № 24. 1930. С. 116-117.
[2] Gourvitch G. Les Tendances actuelles de la philosophie allemande. E.Husserl, M.Scheler, E.Lask, M.Heidegger. Préface de L.Bruschwicg. Paris, 1949 (réimp. 1930), p. 205.
[3] Ibid., p. 206.
[4] Ibid., p. 234.
[5] Ibid., p. 233.
[vi] Ibid., p. 231.
[vii] См.: Benz E. Schelling. Werden und Wirken seines Denkens. Rhein-Verlag, Zürich – Stuttgart, 1955. S. 65
[viii] http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=533056
Источник: Богослов. ру
