Постсекулярная эпоха с ее акцентом на абсолютной религиозной свободе представляет собой серьезный вызов существованию Церкви как института. Выходом из сложившейся ситуации может стать обращение к Таинству Евхаристии как основе церковной жизни христианина.
С наступлением эпохи постмодерна на Западе постепенно стал меняться взгляд на место религии в секулярном обществе, причем так радикально по сравнению с предшествующей эпохой модерна, что исследователи заговорили о новом постсекулярном мире, приходящем на смену секулярному. "Переход к постсекулярной эпохе трудно локализовать во времени, как и грань между модерном и постмодерном в социокультурной истории Запада. Однако, очевидно, что эти два "рубикона" тесно связаны или являются разными измерениями одного и того же перелома", – пишет религиовед Александр Кырлежев.
Постмодерн, по словам Кырлежева, рождался на пафосе борьбы с тоталитаризмом (и здесь не столь важно светский он или религиозный). Ему удалось обезвредить репрессивную антирелигиозность секулярных идеологий, но в то же время именно постмодерн погрузил религию в пространство абсолютного культурного плюрализма и тем самым дал мощный импульс многообразию новых проявлений религиозности, но не развитию традиционных религиозных институтов. Абсолютная религиозная свобода породила множество синкретических культов и всеядность суперэкуменизма. Благодаря постмодерну стало возможным "Христианство" без Церкви и Крещения, как у Симоны Вайль. Но самое главное: в сознании человека в отношении религии были сформированы принципы вариативности, синкретичности и неопределенности представлений. "Постмодерн понял религию не как религиозную институцию, церковь, – отмечает религиовед. – Религия может присутствовать везде вместе и наряду с секулярным, однако не в старых формах. Например, не в форме церкви как социального и культурного института, претендующего на всеобщность, на доминирование в культуре".
Человек постмодерна хочет иметь религиозные взгляды, но при этом не хочет зависеть от религиозных институтов. Ситуация, когда каждый "сам себе режиссер" своих воззрений, очень характерна для этой эпохи. Причем часто эти воззрения формируются человеком по принципу конструктора из отдельных мировоззренческих блоков, которые удобно заменяются в случае надобности на другие – этим обеспечивается необходимый плюрализм. Таким образом, любой религиозный институт, претендующий на формирование полного и универсального мировоззрения, предстает тоталитарным гегемоном, которому не место в новом мире. Постсекулярный мир бросает Церкви вызов, на который та должна ответить из глубины своей религиозной традиции.
Здесь существуют одна серьезная опасность, с которой Церкви приходится считаться. Речь идет о деинституциализации, т.е. процессе потери Церковью некой единой институциональной общности и дроблении ее на частные толки, связанные с индивидуальным мировоззрением отдельных людей или групп.
Подмечая эту угрозу, публицист Аркадий Малер говорит о существовании этого процесса в реалиях Русской Православной Церкви. "Будучи единой структурой с единым официальным мировоззрением, она в то же время глубоко неоднородна с идеологической точки зрения, и в пространстве этой идеологической неоднородности есть такие составляющие, которые откровенно мешают Церкви делать хоть какие-то шаги, в своих собственных же целях", – пишет он.
Эти составляющие Малер определяет как "движение, которое понимает православное вероучение не как универсальное мировоззрение, обращенное к личности каждого человека, а как своеобразную этнорегиональную традицию с весьма специфической картиной мира, больше напоминающей воинствующее манихейство и оккультизм с элементами зоологического национализма, который парадоксально сочетается с "евразийским" гиперэкуменизмом, а также элементами царебожия, которое причудливо сочетается с мистическим народопоклонством". Это мировоззрение называется Малером "языческим", и, что важно отметить, оно "не имеет никакого институционального оформления и не совсем на него способно, оно скорее предстает определенным религиозно-политическим настроением, реальные масштабы которого отследить очень сложно", – вся эта "православная эзотерика" вполне в духе постмодерна.
Причем кажущееся на первый взгляд различие таких, например, явлений, как харизматизм или "движение против ИНН" при более детальном рассмотрении оказывается сходством. Эту тему хорошо раскрыл диакон Павел Сержантов в статье "Православие и харизматизм" , опубликованной на портале Богослов.Ru.
Александр Кырлежев также отмечает, что "плюрализм в общерелигиозной сфере оборачивается не секуляризмом, а политеизмом. И даже в пространстве одной религиозной традиции нельзя уже просто говорить о невежестве или суевериях, но именно о своеобразном конструировании веры".
Ситуация, описанная Аркадием Малером, характеризуется приоритетом идеологий, чаще всего совершенно нехристианских, над собственно церковностью. Объединительный принцип кафоличности не работает там, где люди противостоят друг другу на идеологическом фронте. При этом постмодернистский релятивизм и акцент на индивидуальной религиозности только усиливает эффект деинституциализации.
Какой ответ может дать Церковь постсекулярному миру, чтобы с одной стороны сохранить единство традиционных для нее институциональных форм, а с другой – свидетельствовать миру о себе как о социо-культурной и одновременно мистической общности верующих, претендующей на полное и универсальное описание мира? Если такой ответ есть, то он только евхаристический.
Евхаристия сохраняет институциональность церковной общины как иерархической церковной единицы, собранной вокруг епископа. И одновременно становится проповедью единства Церкви как Тела Христова, тем самым являя миру Самого Христа. В то же время правильное отношение к Евхаристии помогает избежать искажений православной экклезиологии (таких крайностей, как экуменизм и изоляционизм) и показывает, в чем истинное единство церковного народа, и, если угодно, истинная идеология. Притом важно подчеркнуть, что совершение Евхаристии невозможно вне института Церкви.
Архимандрит Киприан (Керн) связывал "отсутствие правильной евхаристической жизни" с "расцерковленностью" современного общества". Если обратиться к истории, то можно увидеть, что кризисы церковности были тесно связаны с упадком евхаристической дисциплины, а в России ее ослабление сопровождалось подавлением института Церкви светской властью. Сейчас в Русской Церкви, напротив, наметился евхаристический подъем, и важно не упустить благоприятный момент. Ведь для того, чтобы успешно вести свою проповедь в постсекулярном мире и суметь выжить в релятивизме постмодерна, Церкви просто необходимо "спровоцировать" евхаристическое возрождение.
Источник: Богослов.ру
