азрабатываемый правительством закон о передаче религиозным организациям церковного имущества вбил огромный клин между священниками и музейными работниками.
Несмотря на то, что речь в нем идет всего лишь о восстановлении справедливости – возвращении в храмы всего того, что было у них отнято после революции 1917 года, конфликт разразился нешуточный. В чем же его причина?
СПАСТИ ИКОНУ!
...Рано утром мы выезжаем во Владимир. В микроавтобусе – звездный состав лучших реставраторов и искусствоведов России. Мы едем ставить диагноз одной из древнейших икон русского православного мира – Боголюбской иконе Божией Матери, написанной в 1155 году. Она пережила татаро-монгольское иго и не раз спасала православных от бед. Теперь настало время спасать ее... – Вы представляете, что они с ней сделали?! – негодует старший научный сотрудник отдела древнерусского искусства Третьяковской галереи Левон Нерсесян. "Они" – это монахини Успенского собора Свято-Княгинина монастыря Владимира. Именно сюда 18 лет назад чудотворная Боголюбская икона Божией Матери по доброй воле была передана на хранение Владимиро-Суздальским музеем-заповедником. Искусствовед рассказывает историю иконы: в 1918 году она была изъята в пользу государства. Состояние ее уже тогда оценивалось как не очень хорошее. Разные поколения реставраторов выхаживали ее, как больного ребенка. Где-то успешно, где – не очень: в 1940-х годах вообще чуть не загубили. Тем не менее к середине 70-х годов святой лик удалось привести в чувство... – А в 1992-м ее под лозунгами возрождения нравственности передали монахиням, – продолжает Левон Нерсесян. – Это было крайне ошибочное решение... Катастрофу обнаружили в конце прошлого года сами монахини: святой лик потемнел, а кое-где обнаружились пятна плесени. Перепугавшись, сестры принесли ее обратно, в музей, где ей выделили отдельную комнату с микроклиматом. В ней она и дожидается своих спасителей.
– В 1992 году икону монахиням передавали в специальной стеклянной капсуле, которую заказывали в Германии, – рассказывает Нерсесян. – Там же, в храме, были установлены несколько осушителей воздуха. Один из них, насколько мне известно, испортился, второй был отключен потому, что потреблял много энергии. Кроме того, рядом соорудили крестильню, что изменило температурный режим. Икона стала погибать...
– Ее с трудом спасли реставраторы после 1918 года, – вступает в разговор ведущий научный сотрудник Института искусствознания РГГУ Лев Лившиц. – И после этого она требовала к себе постоянных хранительских мер. Люди, видимо, не поняли, что со святынями нужно обращаться подобающе, ведь это достояние всего народа. Знаете, мне все это напоминает несчастных больных советских генсеков, которых под ручки подводили перед телекамеры только потому, что они – лица государства. Вместо того чтобы дать им возможность лежать в больницах и ограничить доступ посетителей. А сейчас еще и закон о реституции на подходе...
"ПЕРЕДАДИМ. А ЧТО ДАЛЬШЕ?"
Законом о реституции (возвращении) представители искусствоведческого мира называют тот самый законопроект о передаче религиозным организациям церковного имущества. Сейчас он дорабатывается где-то в недрах Минэкономразвития и Минкульта. На думский суд он может быть вынесен уже этой весной, но сегодня искусствоведы, с которыми я трясусь в микроавтобусе, от него не в восторге. Они опасаются, что после его принятия начнется новое разорение. Только на это раз – разор музеев.
– Но помилуйте: все это ведь когда-то принадлежало церкви! И было насильственно отнято. Почему бы сейчас не вернуть то, что можно вернуть, конечно?.. – спрашиваю я.
– Относительно "насильственного отторжения" – не всегда так было, – говорит Лев Лившиц. – Часто сама церковь отказывалась от икон – продавала, меняла, выкидывала.
– А по какому принципу возвращать? – добавляет искусствовед Третьяковки Лев Нерсесян. – Вот у нас, допустим, иконы – это 3000 единиц хранения. Из них хорошо если треть имеет удостоверенное происхождение из тех или иных храмов. Треть – из частных коллекций. Туда они попадали от священников, которые продавали их в XIX веке. Тот же Третьяков, например, вместе со своей коллекцией завещал городу и 60 икон, которые купил у церквей. Еще треть имеет марку "происхождение не установлено". А около половины представляют собой "черные доски": они сильно закопчены свечами и лампадами. И до сих пор не расчищены. Потому что это очень долгий, дорогой и трудоемкий процесс. Наши реставраторы от силы могут восстановить 10 икон в год. И как будет выглядеть передача? Мы можем, конечно, загрузить иконы в грузовик и отправить по адресам. А дальше что?
– То есть вы опасаетесь, что древние иконы, вернувшись в свое лоно, погибнут? А как же раньше они жили столетиями? – В дореволюционное время многие епархии создавали епархиальные древлехранилища, куда помещались реликвии и утварь, – проводит экскурс в историю Лев Лившиц. – Тогда же этим занималось и государство. В середине XIX века были и госхранилища. Появились музей древнерусского искусства при Академии художеств, церковные музеи при духовных академиях. Было целое движение по спасению церковных реликвий, в которое были вовлечены как миряне, так и иерархи. Графиня Уварова, например, когда была председателем Московского археологического общества, требовала полной передачи под контроль государства церковного имущества. Это случилось после скандала в Смоленской епархии, где владыка стал продавать церковное имущество Успенского собора.
– Но ведь икона и написана для того, чтобы православные могли помолиться перед ней, а не для того, чтобы она лежала в запасниках музеев, – робко вставляю я, вспоминая недавнее обращение двух десятков видных деятелей культуры к Президенту России. В нем они просят поскорее вернуть святыни туда, где они и должны быть, – в храмы.
– Да поймите вы, что они могут погибнуть! – восклицает Лев Лившиц. – В любом музее мира существуют гигантские фонды. И везде количество памятников, хранящихся в этих фондах, многократно превышает количество произведений, находящихся в постоянной экспозиции. Музей – это коллекция, культурное достояние. И только по совокупности предметов мы можем судить об истории искусства, это как в археологии – нельзя делать вывод на основе одного найденного предмета. Для них главное – археологический слой, где вещи связаны друг с другом. Здесь все так же. По совокупности предметов создается полная историческая картина. Раздадим предметы – потеряем цепочку... О, мы приехали...
"ЦЕРКВИ ГРАБЯТ!"
...Встретив столичную делегацию, гендиректор Владимиро-Суздальского музея-заповедника Алиса Аксенова оттесняет меня от звездного консилиума искусствоведов-реставраторов:
– Вам туда нельзя, только им.
И спецы удаляются в самый закрытый уголок музея, туда, где в особом помещении ждет помощи легендарная Боголюбская икона Богоматери. Алиса Ивановна кормит меня кашей и чаем с плюшками, и, как настоящий фанат своего дела (именно этой несгибаемой женщине Россия обязана созданием Владимиро-Суздальского музейного комплекса), делится еще одним переживанием, которое не дает ей покоя в связи с недалеким принятием закона:
– Как-то мы еще одну икону передавали. Так матушка скоро пришла и принесла ее обратно. "Как же так?" – удивилась я. Оказалось, матушка очень боялась, что украдут. Ведь там ни охраны, ни сигнализаций. Церкви ведь грабят...
"ДАВАЙТЕ ЖЕ ОХРАНЯТЬ ИКОНЫ ВМЕСТЕ!"
...Через пару часов московская комиссия собирается в небольшом зале музея, чтобы огласить диагноз чудотворной иконе: спасти ее можно, хотя для этого понадобится немало сил, средств и лет. Начать планируют нынешним летом, когда пресловутый закон уже будет в силе. Но отдавать икону Алиса Ивановна больше не собирается. И на пресс-конференции, посвященной итогам работы комиссии, предупреждает, что она уже звонила кому-то в Москву и уже пожаловалась этому всесильному человеку, что священники, ссылаясь на будущий закон, уже положили глаз на Спасо-Евфимиев монастырь, что в Суздале. Глаза ее горят, как у юной революционерки, идущей в последний и решительный бой. Такие покидают баррикады последними. Или не покидают совсем...
– Права Алиса Ивановна? – спросил я позже секретаря Владимиро-Суздальской епархии архимандрита Иннокентия. Тот был явно расстроен, что нормального диалога с музейщиками снова не получилось.
– Да все ж не так однобоко-то! Очень правильно сказал руководитель реставрационного центра имени Грабаря Алексей Владимиров: Боголюбская икона Божией Матери хронически больна очень давно. Никто не мог предположить, что икона начала болеть не снаружи, а изнутри. Проблема, на мой взгляд, началась, когда у нее поменяли киот, это увеличило зависимость ее от окружающей среды. Всем было известно, что стены храма тянут воду. То есть знали, куда ее отдавали. Я никого не виню, но думаю, что если государство делегировало полномочия ее сохранности таким профессиональным институтам, то исследования должны были быть более серьезными. А то плесень на иконе лишь в прошлом году заметили. В итоге история с Боголюбской иконой Божией Матери привела к тому, что у нас активно муссируется мнение о том, что закон о передаче ценностей принимать не надо – мол, священники окончательно загубят культурное наследие страны... Неправильно это.
– А правда, что хотите музейщиков из Спасо-Евфимиева монастыря выселить?
– Зачем? – искренне недоумевает священник. – Я совершенно не понимаю, почему бы там не быть и музею, и монахам? Можно же совместно его использовать. И мы об этом стараемся говорить. Но получаем лишь новую порцию обвинений. Если же говорить о том, что назвали церковной реституцией, мы, конечно же, не будем настаивать на срочном возвращении ценностей. Если определенной иконе нужны годы на ее лечение или определенные условия для хранения, то кто же с этим спорить будет? Но государство должно подумать еще и о том, чтобы помочь нам сохранить иконы в храмах. Если нужно – выделить постоянного специалиста и средства. Без этого немыслимо содержание и возвращение древних икон. Думаю, что государство прекрасно разберется, как проводить этот закон и каким образом проводить передачу. Зачем постоянно говорить нам: вы не сможете того, не сможете этого? Давайте лучше вместе работать, сохранять и охранять. И вместе эксплуатировать памятники, как это происходит во всем мире.
ХРАМ-ПЛАНЕТАРИЙ
...Перед тем как покинуть Владимир, я зашел в один из храмов. Но вместо икон неожиданно наткнулся на маятник Фуко, показывающий суточное вращение Земли. Храм оказался Владимирским планетарием. Разглядывая небесные тела, посетители не видят Бога. Я напоминаю директору Николаю Полозову, что по новому закону планетарий отойдет РПЦ, но тот только улыбается:
– Для нас это благо...
– А планетарий куда? – удивляюсь я тому, что тот не отстаивает просветительских позиций.
– А нам город новое здание строит: большое и современное. Нам ведь и самим неудобно, что наш планетарий в таком намоленном месте находится, церковь-то в середине XVIII века построена...
Оказывается, щекотливый вопрос передачи можно и без конфликта решить. И многое здесь снова зависит от государства, которое внятно пропишет законы, проконтролирует состояние икон и построит для музеев-планетариев новые здания. Слово за ним...
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Отец Всеволод ЧАПЛИН, глава Синодального отдела по взаимоотношениям церкви и общества, протоиерей, один из разработчиков Закона "О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения": "Некоторые руководители музеев живут очень неплохо, зарабатывая на аренде"
– Отец Всеволод, неужели все так и будет, как говорят музейщики, и завтра батюшки подгонят к музеям грузовики?
– Конечно, все не так. Да и реституция – совершенно неуместный в данном случае термин. В данном случае речь идет о передаче части церковной собственности, и именно той, что является имуществом религиозного назначения. Доходные дома, земли сельскохозяйственного назначения, леса, луга – всего этого закон не касается. Мало того, 90 процентов церковного имущества, которое затронет закон, уже давно передано в пользование нам и другим конфессиям, но все это по-прежнему находится в собственности государства. Так что сейчас речь идет о юридическом оформлении этой собственности. Хотя есть некоторые спорные здания...
– А музеи куда?
– Закон говорит и еще об одной важной вещи: с возвращением религиозной общине здания, организации, которая там находилась, одновременно предоставляется другое помещение. Волнуются лишь представители нескольких музеев, которые боятся, что их переселят из зданий, находящихся в центре городов, в менее престижные районы.
– Почему?
– Не секрет что руководство многих музеев, в отличие от рядовых сотрудников живет очень неплохо, зарабатывая на сдаче площадей под торговлю, на проведение разного рода пирушек. Самый яркий пример: только что в Смольном соборе Петербурга было проведено довольно разнузданное шоу одной из автокомпаний, сопровождаемое громкой музыкой, манекенщицами и распитием шампанского.
– А с иконами как же? Ведь именно из-за них больше всего и переживают музейные работники!
– Никакой передачи икон из музейных фондов не будет. Вообще! В законопроекте говорится, что вопросы, касающиеся музейного фонда, регламентируются законодательством о музейном фонде. А он изменяться не будет. Иконы могут передаваться в пользование приходам, но они остаются собственностью музеев.
– Есть мнение, чтобы делать списки с икон и выставлять в храмах именно их...
– Это странная позиция. Молиться, конечно, можно перед каждым освященным иконографическим изображением, но верующие хотят молиться именно перед теми иконами, которые отмечены чудесами и знамениями. И мы выступаем за то, чтобы на условиях сохранности иконы иногда переносились в храмы. Если они переносятся на коммерческие выставки, то почему бы их не переносить иногда в храмы?
– Согласен, но, с другой стороны, во Владимире погибает одна из древнейших икон России – Боголюбская икона Божией Матери...
– Эту историю нужно подробнее изучить. Насколько я знаю, впервые икона потерпела серьезный урон именно в руках реставраторов. К сожалению, и монастырь не выполнил условия хранения. Чтобы такого не было, нужен государственно-церковный контроль. Рано или поздно мы к этой системе придем. Чтобы икона не оказалась разрушенной ни в музее, ни в храме.
– В милицейских сводках, особенно региональных, то и дело попадаются сообщения о грабежах церквей. Не боитесь, что начнется настоящая охота за древними иконами?
– Речь не идет о передаче в пользование ценных икон в сельские храмы, которые охраняются одним сторожем. Поверьте мне, в тех же монастырях и приходах система охраны более надежная, чем в иных музеях. Откуда, кстати, как мы знаем, тоже немало всего пропало. Сейчас же идет комплексная проверка, и итоги ее достаточно проблемные...
Источник: Комсомольская правда
