О Псковской миссии

Предлагаем вашему вниманию рассказ Ольги Раевской Хьюз, профессора университета Беркли, прихожанки одного из участников Псковской миссии протоиерея Георгия Бенигсена.

Быстрое возрождение церковной жизни на оккупированных германскими войсками территориях СССР было явлением повсеместным и, как признают историки, сыграло значительную роль в изменении сталинской политики по отношению к Русской Православной Церкви, что давало надежды на дальнейшие политические изменения в стране. Самые славные и драматические страницы в истории этого церковного возрождения принадлежат Псковской Миссии. Эта Миссия была организована по инициативе митрополита Сергия (Воскресенского), Экзарха Московской Патриархии в Прибалтике. Арестованный гестапо сразу после оккупации Риги, митрополит Сергий скоро был освобожден, как видно убедив немцев в своем антикоммунизме и добившись разрешения на открытие миссии Русской Православной Церкви в оккупированных областях России. Митрополит Сергий был убежденным антикоммунистом, что было ясно из его публичных выступлений, но он оставался лояльным по отношению к Московской Патриархии и из подчинения Местоблюстителю Сергию не выходил.

Псковская Миссия охватывала огромную территорию от Пскова до Ленинграда и включала кроме Пскова, ставшего административным центром Миссии, Остров, Порхов, Опочку, Гдов и Лугу. Успех Миссии превзошел все ожидания. Просуществовала она с августа 1941 года по февраль 1944. За это время в огромной области, где к началу войны в июне 1941 года церковная жизнь была фактически уничтожена, было открыто больше двухсот приходов, велась просветительная (катехизическая) и социальная (благотворительная) работа. Финансировалась работа Миссии исключительно пожертвованиями верующих. С ростом Миссии ухудшались отношения митрополита Сергия с немцами, т.к. такой успех в их расчеты не входил. Миссия не стала орудием контроля над русскими людьми, но, напротив, возвращая их к Церкви, укрепляла и поддерживала в условиях оккупации.

Экзарх Сергий был убит 28 апреля 1944 года по пути из Вильнюса в Ригу, с ним были убиты его шофер и двое сопровождавших. Расследование было крайне поверхностным. Официально было объявлено, что митрополит был убит партизанами, однако историки, изучавшие официальные документы немецкого министерства, занимавшегося вопросами Церкви в оккупированных областях, считают более вероятным, что его убили агенты гестапо. В. Алексеев и Т. Ставру заканчивают главу о Псковской Миссии в своей книге, посвященной возрождению Церкви во время войны, следующей характеристикой Митрополита: "Глава Русской Православной Церкви в Прибалтике, Митрополит Сергий (Вос­кре­сенский) наглядно доказал, что даже епископ, сформировавшийся в советское время, при определенных условиях способен идти не только на риск, но и на мученичество за православную веру и Россию".1

Один из участников Миссии закончил свои воспоминания надеждой, что история Миссии станет известна русским людям в России: "Миссия закончила свою деятельность в Псковском краю в феврале 1944 года. Все оставшиеся в Прибалтике миссионеры большевиками были арестованы и сосланы в Сибирь на верную смерть. Это – мученики Миссии. Своим подвигом они свидетельствуют всему миру, что Миссия творила подлинно церковное дело. Не сомневаюсь, что деятельность Православной Миссии в северо-западных областях России в свое время будет отмечена и на страницах будущей истории Русской Церкви".2

Нам не известны научно-исторические труды, посвященные исключительно истории Псковской Миссии, она обычно обсуждается в контексте общего церковного возрождения в годы войны.3 Здесь мы ограничимся воспоминаниями двух участников Миссии, о. Георгия Бенигсена и уже цитированного выше о. Алексея Ионова. Оба священника говорят о своих впечатлениях от встреч с русскими людьми в оккупированных областях и о возрождении церковной жизни.4 Мы также имели возможность ознакомиться с неопубликованным интервью, взятым у о. Георгия Джоном Дибсом в 1990 г.

Первую группу миссионеров, прибывших в Псков, составили пятнадцать священников, в основном из Латвии, одним из них был о. Алексей: "Мы прибыли в Псков к вечеру 18 августа 1941 года, в канун праздника Преображения. В Троицком Соборе только что окончилась служба; ее совершал на неделю раньше нас приехавший из Латвии же священник. Народ, переполняющий громадный храм, молча, уже в полной темноте (все светильники гаснут от порывов ветра в разбитые окна Собора) подходит к амвону. Там заканчивается помазание освященным елеем. Нормально это делается, как известно, в середине всенощного бдения, но сейчас такая масса людей, что этот обряд продолжается и по окончании службы... На следующий день все наши миссионеры приняли участие в праздничной божественной литургии. Опять многотысячная толпа наполняла Свято-Троицкий Собор, но сейчас он весь залит солнечным светом. Праздник Преображения – радостный праздник, и все лица молящихся просветленные.

Для священников, выросших в эмиграции и знавших о преследовании Церкви в СССР, а также об агрессивной антирелигиозной пропаганде, отклик населения был полной неожиданностью: "Некоторые из нас предполагали встретить в России пустое поле в религиозном отношении. Они очень ошиблись. Там мы нашли такую напряженную духовную жизнь, о которой за рубежом и не догадываются. Но все это – при полном отсутствии, конечно, нормальной церковной жизни. Устроить, организовать приходскую жизнь и стало нашей задачей".6 "Входишь в храм, переполненный задолго до службы народом. Многие сидят прямо на полу, отдыхая от дальнего пути. По русскому обычаю все тянутся за благословением. В алтарь поэтому сразу не войдешь! И то же самое после службы. Как легко проповедовалось на Родине! Как жадно слушали там пастырей. Как благодарили, не утомлялись!"7 Прибывших священников поразило внешнее убожество жизни, но еще больше интерес и расположение к ним народа: "Проходим по улицам. Десятки лет некрашеные дома. Большей частью деревянные. Все расползается, все одряхлело. Советское строительство здесь представлено двумя-тремя уродливыми водонапорными башнями. Но все наше внимание обращено на население. Измученные лица, обтрепанное платье, скверная обувь – после нарядной, богатой, "капиталистической" Риги – так все выглядит невыгодно, убого. Но дело не во внешности, а в том, что и на улицах нас останавливают, подходят к нам, просят благословить. На улицах кучки народа. Нас с интересом рассматривают. Удивляются, наверное, нашей молодости, нашей хорошо сшитой, добротной священнической одежде".8

Православные церкви в Прибалтике и Польше оказывали Миссии некоторую помощь: из Риги присылали церковные облачения и богослужебные книги, собирали продукты. Православная Церковь в Польше помогала книгами. Но помощь, как и контакты с Ригой, не была регулярной. Выживание в условиях войны и оккупации было чудом – постоянные бомбардировки, постоянная опасность со стороны немецких властей, в первую зиму полуголодная жизнь, партизаны. Один миссионер был убит по дороге из района в Псков. О. Алексей вспоминает: "Лучшее время моего пастырства – время, проведенное в Псковской Миссии, хотя внешне она протекала в самой суровой обстановке. Кругом партизаны. Встреча с ними – конец. Им не втолкуешь, что мы проповедуем Христа Распятого. Мы на этой стороне, – значит враги...".9

Так как Миссия находилась на территории России, в новооткрытых храмах поминали Митрополита Алексия (Симанского) Ленинградского, в чьей епархии миссия работала. Это подчеркивало, что Миссия – часть Русской Церкви, и снимало возможное недоверие к священникам, приехавшим из-за границы. Отношения с населением наладились быстро: "За двадцать восемь месяцев нашей миссионерской работы я не помню, чтобы кто-нибудь из подсоветских людей позволил сказать по нашему адресу нечто оскорбительное. Как правило, отношение большинства к нам было или самое доброжелательное, или самое корректное".10

О. Алексей подчеркивает, что работа Миссии велась без каких-либо директив от оккупационных властей: "Со стороны немецких властей никаких инструкций специального или специфического характера Миссия не получила. Если бы эти инструкции были даны или навязаны, – вряд ли бы наша Миссия состоялась. Я хорошо знал настроение членов Миссии. С немцами мы все считались по принципу – "из двух зол выбирай меньшее". Что немцы – зло, никто из нас не сомневался. Ни у кого из нас не было, конечно, никаких симпатий к завоевателям "жизненного пространства" нашей родины. Глубокое сострадание и сочувствие к бедствующему народу, нашим братьям по вере и по крови, – вот что наполняло наши сердца".11 Следует упомянуть, что в фактических отношениях с немцами значительную роль играло отношение конкретного человека, особенно в тех районах, где – как в случае Миссии – управление было не гражданское, а военное. Показателен следующий случай, рассказанный о. Алексеем. В Острове, основном месте его служения, две девушки, одну из которых он крестил, "положили начало евангельскому кружку, в котором я проводил беседы – евангелизацию – дважды в неделю. Число членов этого кружка быстро достигло сорока человек. В него входили люди разного возраста. Среди них были врачи, учительницы, портнихи и просто домашние хозяйки; если бы я сделал хотя бы одно объявление о наших занятиях в кружке, то число членов умножилось на много больше. Но я этого не мог сделать. Слишком много было у меня другой работы, а я был один. Край, порученный мне, тянулся на километров 50-70 в радиусе".12 После вызова в военную комендатуру, где на вопрос о собраниях молодежи о. Алексей ответил, что цель собраний – подготовка к "конфирмации", он смог продолжать эти встречи.

Об особенностях богослужебной жизни в Пскове рассказывал о. Георгий. В Соборе богослужения совершались каждый день утром и вечером, и собор был всегда переполнен. В то время еще не было утрачено чувство церковного календаря, и люди среднего возраста, даже если они не были на богослужении, помнили, какой праздник был в этот день. В Псковском краю любили крестные ходы. Так на Успение шли пешком из Пскова в Псково-Печер­ский монастырь. В день памяти св. Архангела Михаила (в городе был храм св. Михаила) была традиция освящать город, совершая крестный ход вокруг города. Эта традиция была возобновлена Миссией: крестный ход, в котором участвовало духовенство, хоры и народ изо всех храмов Пскова, продолжался два с половиной часа. На Богоявление в январе 1942 года было освящение воды на реке Великой: после богослужения крестные ходы изо всех храмов города сошлись на соборной площади и оттуда отправились к реке, где в проруби было совершено освящение воды. Самым значительным событием была передача Церкви Тихвинской иконы Божией Матери. Икона была спасена из горевшего храма в Тихвине и передана Церкви немцами, которые постарались использовать передачу в пропагандистских целях. Крестные ходы из открытых к тому времени храмов сошлись к немецкой комендатуре, икону вынес немецкий чин в военной форме, ее приняли иподиаконы на сооруженные для этого случая специальные носилки и понесли крестным ходом в Собор. На соборной площади была воздвигнута платформа, на ней аналой, куда водрузили икону. О. Георгию было получено сказать проповедь. С дерзновением, присущим молодости, он говорил о подвиге св. Александра Невского, освободившего Псков и Новгород от иноземного нашествия. При отступлении из Пскова немецкие власти увезли икону в Ригу и передали на хранение архиепископу Рижскому Иоанну (Гарклавсу).13

В "Записках миссионера" описана также работа Миссии в провинции: "В Пскове мы прожили не больше недели. Быстро возник у нас контакт с местным населением. Нас сразу же стали просить послужить в разных пригородных церквах, наспех отремонтированных самими же верующими. Узнав о пребывании Миссии в Пскове, стали появляться ходоки и из более отдаленных мест просить священников в приходы. Наступило время разъезда. Миссия должна была зарекомендовать себя на местах".14 "Всего... за время своего миссионерства я восстановил и освятил до пятнадцати храмов. Поруганные храмы восстанавливало, конечно, само население. Своими силами, своими средствами. Как быстро ремонтировались эти церкви!.. На первых же богослужениях они омывались слезами молящихся. С каким душевным волнением совершались эти богослужения. Надо было лично наблюдать эту стихийную устремленность русского народа к своему родному Правосла­вию, к своим родным святыням".15

Публикуется по книге: Протоиерей Георгий Бенигсен. Не хлебом единым. Проповеди. – М., Издательство Братства Святи­теля Тихона, 1997. – 240 с.

1 Wassilij Alexeev and Theofanis G. Stavrou. The Great Revival. The Russian Orthodox Church under German Occupation. Minneapolis, MN, 1976. Р. 105.

2 Прот. А. Ионов. Записки миссионера (Псковская Миссия). Си-Клифф, Нью-Йорк, <1952>. С. 28.

3 Кроме уже упомянутых работ следует назвать следующие: Nikita Struve. Les Chretiens en U.R.S.S (Paris, 1963); Harvey Fireside. Icon and Swastika. The Russian Orthodox Church under Nazi and Soviet Control (Cambridge, MA, 1971); Dimitry Pospielovsky. The Russian Church under the Soviet Regime. 1917-1982. Vol. I (New York, 1984).

4 Воспоминания о. Георгия о Псковской Миссии из автобиографического очерка "Христос Победитель" мы печатаем ниже – Прим. ред.

5 Прот. А. Ионов. Записки миссионера (Псковская Миссия). Си-Клифф, Нью-Йорк, <1952>. С. 4-5.

6 Там же, С. 3.

7 Там же, С. 16.

8 Там же, С. 5.

9 Там же, С. 16.

10 Там же, С. 22.

11 Там же, С. 3

12 Там же, С. 15.

13 В последствии архиепископ Чикагский, † 1982.

14 Прот. А. Ионов. Записки миссионера (Псковская Миссия). Си-Клифф, Нью-Йорк, <1952>. С. 6-7.

15 Там же, С. 20.

Протоиерей Георгий Бенигсен. Не хлебом единым. Проповеди. – М., Издательство Братства Святи­теля Тихона, 1997. – 240 с.