Традиции раздельноречного пения у старообрядцев поморского согласия

Современная культовая практика старообрядцев представляет богатый материал для исследователей. Во многом интерес к этой культуре вызван высокой степенью сохранности в ней нормати­вов древнего религиозного мышления. Особой строгостью соблю­дения исконных форм Богослужения отличаются старообрядцы поморского согласия.

В последние десятилетия одна из составляющих их религиоз­ной практики – певческая традиция – стала объектом изучения музыковедов-медиевистов. Наиболее ранние исследования про­водились в поморских общинах Прибалтики; впоследствии геогра­фия изучения традиции расширилась: в нее включены общины поморцев Сибири.

Один из аспектов исследования певческой традиции поморцев связан с раздельноречной формой пения, по сей день использую­щейся ими в Богослужебной практике. Данная манера исполне­ния песнопений является показательной именно для старообряд­цев этого согласия.

Понятие "раздельноречие" употребляется по отношению к осо­бой архаической норме произношения церковнославянских тек­стов, которая противопоставлена современной по ряду фоноло­гических параметров. Термин содержит косвенную характеристи­ку звукового образа данного типа произношения с позиций со­временного нам восприятия. Составляющий основу раздельноре-чия принцип равномерного чередования гласных и согласных, будучи сопоставленным с действующей сейчас орфоэпической нормой, формирует представление об избыточном употреблении гласных в старославянском языке, их рассредоточенности в зву­ковом потоке, "разделенное™ речи".

Данная произносительная норма используется в первую очередь в песнопениях – такой вид пения называют также хомовым (от часто употребляющегося окончания аориста 1 л. мн. ч. – хомо) и наонньш (то есть содержащим многократные повторы звука [о], который обозначается буквой "он" в кириллице). Также она встре­чается и в читаемых текстах службы. Б.А.Успенский определяет данное явление как "литургическое произношение", функция ко­торого состоит в маркировании речи Богослужения, противо­поставлении ее речи мирской. В песнопениях же раздельноречие рассматривается как необходимый атрибут текста, позволяющий сохранить неприкосновенным первоначальный облик мелодичес­кой структуры (1).

Фонологическая система старославянского языка, на основе которой сформировалось раздельноречие, включала особую кате­горию звуков – сверхкраткие гласные, иначе – редуцированные. Они выступали в качестве самостоятельных фонем, различались в произношении, на письме передавались ерами – графическими аналогами твердого и мягкого знаков. Характер этих гласных как звуков неполного образования исследователи связывают с ослаб­ленной их артикуляцией, которая возникает при произнесении неполным голосом (2).

Фонетическая специфика редуцированных повлияла на их даль­нейшую судьбу в системе языка. В эпоху падения редуцирован­ных эти гласные в слабых позициях перестают произноситься, а в сильных – совпадают с близкими по артикуляции гласными пол­ного образования.

Преобразование фонетической системы старославянского языка происходило на протяжении определенного времени, при этом падение слабых еров предшествовало прояснению сильных, о чем свидетельствуют показания древних рукописей (3).

Помимо последовательного процесса падения сверхкратких в ряде рукописей встречаются многочисленные замены букв, передаю­щих гласные полного образования, на еры. На основании этих текстов была создана (А.А.Шахматов, Н.Н.Дурново) и развита те­ория (Б.А.Успенский), в основу которой положена гипотеза о су­ществовании в рассматриваемую эпоху специфического книжного произношения, отличающегося от произношения разговорной речи.

Факт падения редуцированных устанавливают по письменным источникам. Изменения фонетики не влияют на орфографичесредь в песнопениях – такой вид пения называют также хомовым (от часто употребляющегося окончания аориста 1 л. мн. ч. – хомо) и наонньш (то есть содержащим многократные повторы звука [о], который обозначается буквой "он" в кириллице). Также она встре­чается и в читаемых текстах службы. Б.А.Успенский определяет данное явление как "литургическое произношение", функция ко­торого состоит в маркировании речи Богослужения, противо­поставлении ее речи мирской. В песнопениях же раздельноречие рассматривается как необходимый атрибут текста, позволяющий сохранить неприкосновенным первоначальный облик мелодичес­кой структуры (1).

Фонологическая система старославянского языка, на основе которой сформировалось раздельноречие, включала особую кате­горию звуков – сверхкраткие гласные, иначе – редуцированные. Они выступали в качестве самостоятельных фонем, различались в произношении, на письме передавались ерами – графическими аналогами твердого и мягкого знаков. Характер этих гласных как звуков неполного образования исследователи связывают с ослаб­ленной их артикуляцией, которая возникает при произнесении неполным голосом (2).

Фонетическая специфика редуцированных повлияла на их даль­нейшую судьбу в системе языка. В эпоху падения редуцирован­ных эти гласные в слабых позициях перестают произноситься, а в сильных – совпадают с близкими по артикуляции гласными пол­ного образования.

Преобразование фонетической системы старославянского языка происходило на протяжении определенного времени, при этом падение слабых еров предшествовало прояснению сильных, о чем свидетельствуют показания древних рукописей (3).

Помимо последовательного процесса падения сверхкратких в ряде рукописей встречаются многочисленные замены букв, передаю­щих гласные полного образования, на еры. На основании этих текстов была создана (А.А.Шахматов, Н.Н.Дурново) и развита те­ория (Б.А.Успенский), в основу которой положена гипотеза о су­ществовании в рассматриваемую эпоху специфического книжного произношения, отличающегося от произношения разговорной речи.

Факт падения редуцированных устанавливают по письменным источникам. Изменения фонетики не влияют на орфографические правила: еры, обозначавшие уже не произносящиеся звуки продолжают фиксироваться в тексте. Однако в случае ошибки – пропуска ъ или ь – становится очевидным отсутствие редуциро­ванного звука в живой речи писца.

Таким же методом – сопоставлением нормативного написания и орфографических ошибок – были установлены особенности си­стемы произношения еров в старославянском языке X-XIV вв Согласно концепции Б.А.Успенского, в старославянском языке буквы о и ъ, е и ь являлись омофоничными, то есть каждая пара передавала не два звука, а один – гласный полного образования. При этом исследователь разводит произношение разговорное и книжное, моделируя систему обучения способу чтения еров сле­дующим образом:

Орфография

Книжное произношение

Разговорное произношение

бо бъ

[bo] [bo]

[bo] [Ьъ]

При чтении еры воспроизводились как звуки [о] и [е], а пра­вильность орфофафии сверялась с разговорным произношением.

Сформулированное таким образом системное правило орфо­эпической нормы Б.А.Успенский подтверждает комплексом дока­зательств, в числе которых следующие:

– смешение ь и е не только в сильных, но и в слабых позици­ях, то есть в тех случаях, которые не имеют отношения к процес­су прояснения редуцированных {весе вместо вьсь, золоб – вместо зълоб-) (4);

– исправления гиперкорректного характера (то есть приводя­щие к ошибке), которые появляются как результат стремления избавиться от фонетического написания, в этих случаях еры по­являются на месте этимологических гласных полного образования (бъгъ вместо богь, тьбе вместо тобе) (5).

Независимо от того, каким образом изначально прочитыва­лись Богослужебные тексты – с использованием сверхкратких или с заменой их на гласные полного образования – форма записи звуков, соответствующих этимологическим редуцированным, с течением времени претерпевала изменения. По отношению к крю­ковым рукописям Д.Разумовский (6) дает следующую периодиза­цию процесса этих преобразований.

Период старого истинноречия длился до XV в., предпосылки формирования новых тенденций имели место еще в XIV в. Над каждой полугласной буквой в книгах этого времени проставлены нотные знаки. С изменениями в системе языка "предки наши ста­ли затрудняться произношением полугласных букв и ... исполне­нием звуковаго знака, стоявшаго над буквою полугласною" (7).

В XV в. произошли перемены в системе записи этимологи­ческих редуцированных, ознаменовавшие начало периода раздельноречия. На месте еров в певческих книгах в той или иной мере последовательно стали писать буквы owe, обозначавшие звуки полного образования, родственные редуцированным.

Этот этап в истории православных песнопений завершился к середине XVII в., когда изменившиеся приоритеты дали повод к установлению в певческих текстах нового истинноречия. Крюко­вые рукописи исправлялись "на речь" – то есть вербальный текст песнопений приводился в соответствие с современной произно­сительной нормой.

Раздельноречная традиция исполнения Богослужебных песно­пений на протяжении более чем двух столетий признавалась есте­ственной и правомерной. И только в середине XVII в. в "Сказа­нии о различных ересях и хулениях на Господа Бога и на Пречис­тую Богородицу, содержимых от неведения в знаменных книгах", принадлежащем перу инока Евфросина, впервые встречается не­гативная оценка подобной формы пения, в которой "всякия гла­голы буквами лишними переломаны" (8).

Формирование нового отношения к раздельноречию обозна­чило различие двух моделей молитвенного общения с Божествен­ным миром. В одной из них слово обращено в мир, в другой – к Божественной сущности, потому может выходить за пределы сво­его земного понятийного облика. Раздельноречие в контексте вто­рого образца молитвы – молитвы Духом – является органичным атрибутом формы высказывания, поскольку для людей, язык которых в мирской жизни не знает реликтов архаического произ­ношения, такое слово удалено от своего земного аналога.

Генезис подчеркнуто внематериального молитвенного слова связан с эстетической концепцией "ангелогласного" пения, кото­рая была унаследована Русским православием от Византийской церкви (9). В русских источниках она обнаруживает свое суще­ствование с XI в. Одно из первых упоминаний встречается в "Слове о законе и благодати" митрополита Илариона (середина XI в.) В этом тексте церковное пение, уподобленное Божественному, рас­ценивается с эстетических позиций – как украшение величествен­ного города Киева, благоденствующего под началом Владимира Святославича. Сочинение более позднего периода – Слово Ки­рилла, епископа Туровского "О снятии тела Христова с Креста" – устами Иосифа Аримафейского передает идею уподобления зем­ного пения небесному в следующих словах: "Кыя ли надгробныя песни исходу Твоему воспою, Ему же в вышних немолчными гла-сы серафимы поют" (10).

Бесплотные ангельские силы в христианской теологической системе представлены как "служебные духи", призванные осуще­ствлять коммуникацию между царствами Небесным и земным. Причастные к Божественному порядку, они излучают Божествен­ную гармонию, приобщая к ней земные обители. Их "бесплотное немое действие", "умный возглас" и есть ангельское пение. Недо­ступное восприятию физическому, оно может быть постигнуто иным, духовным каналом восприятия.

Пение клироса в этой многоуровневой системе коммуникации должно быть уподоблено пению ангельскому, ибо только таким образом можно достичь изначальной Божественной гармонии, к чему устремлены души участников литургии.

Основу подобного понимания соподчиненности небесного и земного миров и механизмов их взаимодействия составляет мо­дель мира, созданная Платоном. Стержневой принцип соотно­шения идеи и ее реализации в предметном мире стал ориентиром для многочисленных более поздних общеэстетических теорий, в том числе отличающихся от платоновской системы содержатель­ным рядом, но сохраняющих ее структуру. В их число входят теория образа Плотина, получившая развитие у Климента Алек­сандрийского, псевдо-Дионисия Ареопагита (11).

В системе эстетического знания Иоанна Дамаскина эта теория в детализированном виде применена по отношению к иконичес-ким изображениям. Религиозно-сакральные функции данного типа образов близки пониманию роли пения в Русской православной системе:

– иконический образ не замкнут на самом себе, он предназначен возводить ум воспринимающего "через телесное созерцание к созерцанию духовному";

– иконы и предметы культа содержат "Божественную благодать", которая может проявить себя в действии – сотворить чудо;

– посредством иконы верующие могут приобщиться к священ­ным событиям, иметь возможность "освящаться через них и воз­буждаться к ревностному подражанию" (12).

Концепция ангелогласного пения содержит многочисленные функциональные аналогии перечисленных свойств иконических образов. Так, форма передачи небесной благодати предполагает непосредственное соприсутствие бесплотных сил в момент пения прихожан: "В нашем хоре незримо участвуют и горний силы, по­тому что и горний хоры, херувимы и серафимы заняты тем же – непрестанно воспевают Бога" (13).

Большое значение имеет и этический аспект певческой прак­тики, состоящий в преобразовании человеческой сути под воз­действием Божественного начала: "Духовные песни обладают ве­ликой пользой, назиданием и освящением и служат руководством ко всякой добродетели, потому что слова их очищают душу и Дух Святой скоро нисходит на человека, поющего эти песни" (14). Эта функция Богослужебного певческого искусства присуща в первую очередь той разновидности молитвенного слова, которое осуще­ствляет передачу Божественной энергии в мир, и потому облик его приводится в соответствие с земными понятийными формами.

Направленность песнопений на совершенствование нравствен­ного состояния прихожан актуализировалась в XVII в., с чем свя­зана и история преобразования произносительной нормы в пев­ческих текстах. Именно в это время проблемы социо-культурного характера стали проявляться в радикальных формах. Острота по­становки многих вопросов связана, в том числе, и с возникшими сложностями в общественной жизни России начала века, кото­рые усилили страстное стремление укрепить позиции государства как претендующего на роль Всеправославной империи и "Третье­го царства". В понимании россиян это требовало большего вни­мания чистоте духовной жизни, утратить которую боялись, имея пример Рима и Царьграда, за прегрешения лишившихся роли центров христианской культуры.

На этом культурно-историческом фоне были подняты вопро­сы, касающиеся элементов культового действа, которые, наряду с проблемами этического и религиозного воспитания нации, ста­ли поводом к созданию движения Боголюбцев. Некоторые из них касались различных аспектов практики Богослужения. Раздельноречие оказалось в кругу целого блока проблем, связанных с формой восприятия молитвенных текстов. Так, несообразными стали считаться глоссолалические вставки в мелизматических рас­певах, разного рода "хабувы" и "аненайки".

Большой резонанс получила проблема многогласия – особого хода совершения службы, при котором несколько различных тек­стов исполняются одновременно. На церковном Соборе 1651 г. под воздействием ревнителей благочестия было установлено еди­ногласие в качестве единственно возможной формы чинопосле-дования, однако в документах рубежа XVII – XVIII вв. еще фигу­рируют указания на необходимость искоренения многогласной практики Богослужения.

На раздельноречие также было наложено вето. Своим указом от 1652 г. царь Алексей Михайлович обязал: "о церковном зна­менном пении предел учинити, еже бы всякое пение было во истинноречном пении везде во градех, честных обителех и селах устроено равночинно и доброгласно". Для приведения в исполне­ние данного распоряжения была создана комиссия из четырнад­цати знатоков церковного пения, которые занялись правкой хо-мового текста "на речь". Работа комиссии была приостановлена в связи с эпидемией чумы в Москве и возобновлена в 1668 г. груп­пой из шести человек во главе со справщиком Печатного Двора Александром Мезенцем (15). Корректировка раздельноречных певческих текстов была исходным и одновременно завершающим пунктом официального вмешательства государства в сферу цер­ковного книжного дела.

На Соборе 1666 – 1667 г., ознаменовавшем раскол Русской пра­вославной церкви, единогласие и наречное пение были оконча­тельно узаконены официальной ее ветвью. Причина возникших разногласий, имевших столь серьезные последствия, была далека от тех принципиальных проблем соблюдения чистоты веры, некогда поднимавшихся Боголюбцами. Ее суть сводилась к сохран­ности совершенных Никоном в 1655 г. и к тому времени уже усто­явшихся изменений в Уставе. С одной стороны, эти перемены противоречили позиции ревнителей благочестия, так как отвер­гали исконный русский Устав, более древний, нежели современ­ный греческий, с другой, – следовали их призывам к укорене­нию таких форм Богослужебной практики, которые учитывали, в первую очередь, законы восприятия. Единогласие и наречное пение ставились в позицию единственно возможных исходя из их целесообразности дидактического порядка: культовое действо дол­жно стать доступно восприятию прихожан во всех деталях, следо­вательно, тексты – быть разборчивыми (без наслоений одного на другой), понятны (не вступать в противоречие с современной про­износительной нормой) и не выходить за пределы разумного в фор­мах украшений (исключать распевы с внесмыловой подтекстовкой). Согласно позиции Боголюбцев, соблюдение этих условий ведет к подлинному слиянию двух миров – сакральной цели литургии.

Один из наиболее ярких представителей религиозной мысли XVII в. – протопоп Аввакум (наиболее молодой из Боголюбцев) – продолжил дело своих сподвижников. Ссылаясь на решения Сто­главого Собора, он призывал следовать своему примеру: "... А церковную службу я сам читаю и пою единогласно, а песнопения пою в соответствии с речью, по печатным книгам слово в слово: крюки в роспевах мне не дороги" (16).

Те же идеи были воплощены в реформе Никона, являвшегося первоначально одним из представителей Боголюбцев. Но трагичес­кая история раскола началась с того, что вместе с внедрением этих нововведений был отвергнут Русский Устав – достояние Церкви, что и вызвало волну протеста приверженцев истинного православия.

В противовес преобразованиям Никона старообрядцы сохра­нили прежние формы церковной службы. Однако сохранение раздельноречия не стало обязательным для всех последователей древлеправославной веры: следование этой манере исполнения песнопений или отказ от нее стали одним из признаков, которые отличают представителей разных толков.

К соблюдающим истинноречную манеру пения относятся ста­рообрядцы, приемлющие поповство. Однако и в поповских общинах встречалось раздельноречное пение. Так, у ветковских староверов первоначально было принято пение хомовое, но в начале XVIII в. оно было заменено наречным (17).

Наряду с этим существуют примеры неприятия раздельноре-чия беспоповцами, как то происходило в случае с купцом Гаври­илом Артамоновым, относящимся к федосеевскому согласию. Он был объявлен собратьями по общине еретиком за созданный в 1750 г. трактат "О хомовом пении". Свою позицию автор объяс­няет тем, что "... хомовое пение богословию разрушает, разум в речении развращает, печатным книгам не согласует, грамматике противится, в простых речах раскол творит..., слышащих простых людей не вразумевает..., во всем несогласно, во всем противно, во всем несходно" (18).

Также раздельноречное пение могло сохраняться и за предела­ми старообрядческой традиции. Например, хомовое пение ис­пользовалось архангелогородскими поморами (не из числа старо­веров) вне церкви – в домашнем обиходе, на кладбищенских литиях, при этом в храме полагалось петь "на речь" (19).

Проблема раздельноречия не утратила актуальность и в XX в. Так, на рассмотрение Первого Всероссийского Собора поморцев, состоявшегося в 1909 г., были поставлены следующие вопросы: "Какое пение правильное: на-он (раздельноречное) или нареч­ное? Можно ли наречное пение называть еретическим и разде­ляться из-за этого?". Вердикт, зафиксированный в "Деяниях" Собора, гласит: "Пение на-он и на-речь предоставляется усмотре­нию прихода. Ни то, ни другое не хулить и из-за этого не крамолиться и не разделяться"(20).

На Курганском Соборе 1926 г. В.К.Чуевым в качестве аргу­мента в пользу подлинности сведений о существовании наречного пения в дониконовский период была представлена рукопись "Ир­мосов новонаречного текста". Содержащаяся в ней подпись – "в 1652 году старцем Авраамием" – должна была засвидетельствовать правоту представившего ее. Однако Собор не согласился с выд­винутым доказательством ввиду того, что в 1652 г. началась прав­ка книг Первой правительственной комиссией (21).

Как очевидно, раздельноречие имеет подоплеку быть как от­вергнутым (законы восприятия требовали отождествления "неяс­ных" певческих текстов и нормативов разговорной речи), так и соблюдаемым (охранительные тенденции и возможность вневербальной нормы коммуникации в молитвенном акте). В итоге про­блема правомерности использования данной формы пения оста­ется для каждой общины вопросом индивидуального выбора. При этом приверженцы раздельноречия ссылаются на то, что контакт с Богом совершается и помимо понятийных форм, его противники – на необходимость унификации певческих и читаемых текстов.

Так или иначе, принятие или отрицание раздельноречного пения на данном этапе его существования является не только от­ражением установок эстетического характера. В рамках одной традиции наряду с раздельноречными текстами используются и тексты истинноречного образца. Помимо этого в пределах одного песнопения далеко не все позиции этимологических редуциро­ванных сохранены в виде раздельноречия, часть из них оказыва­ется утраченной. Степень сохранности этих элементов текста за­висит от формы бытования конкретного текста: жанровые огра­ничения, частота исполнения в годовом круге чинопоследования, взаимодействие с речевыми формами (текст псалмов в одних слу­чаях читается, в других – поется, при этом принимает свойства произносительной нормы современного образца) определяют об­лик фонетической организации вербального ряда песнопений. Также значимыми являются закономерности структурной органи­зации напева: местоположение в музыкальной строке (многосо­ставной в стилистическом отношении), зависимость от попевочного свода песнопений, его графических (невменных) реализа­ций (предрасположенность одних знаков к сохранению раздельноречных элементов, а других – к утрате).

Таким образом, проблема функционирования раздельноречной манеры пения в традиции старообрядцев поморского согла­сия представляет интерес как явление сложной природы. Оно обусловленно многочисленными закономерностями общеэстети­ческого, теологического и исторического порядка, которые выс­тупают в комплексе с имманентно-музыкальными, семиотичес­кими и текстологическими принципами организации песнопений. Изучение их направлено на поиск механизмов, регулирующих процесс адаптации раздельноречных текстов в разные историчес­кие периоды, в том числе и современные его формы, используе­мые в Богослужебной практике староверов.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Успенский Б.А. Одна архаическая система церковнославянского произношения (Литургическое произношение старообрядцев-беспопов­цев) // Успенский Б.А. Избранные труды. Т.З: Общее и славянское язы­кознание. М., 1997; он же. Русское книжное произношение XI – XII вв и его связь с южнославянской традицией (Чтение еров) // Успенский Б.А.Избранные труды. Т.З: Общее и славянское языкознание. М.,1997. (Да­лее – Успенский).

2. Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка М 1983,С.80.

3. Успенский. С.197.

4. Там же. С. 146.

5. Там же. С.195, 158.

6. Разумовский Д. Церковное пение в России. Вып.1. М.,1867. С.63-78.

7. Там же. С.64.

8. Музыкальная эстетика России XI-XVHI веков / Сост. текстов,перев. и общая вступ. статья А.И.Рогова. М.,1973. С.72.

9. Владышевская Т.Ф. Византийская музыкальная эстетика и ее вли­яние на певческую культуру Древней Руси // Византия и Русь. М.,1989.

10. Художественно-эстетическая культура Древней Руси / Под ред.В.В.Бычкова. М.,1996. С.286.

11. Иоанн Дамаскин, преподобный, Три защитительных слова про­тив порицающих Святые иконы или изображения / Пер. с греч. Реп­ринтное издание. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993; Бычков В.В.Малая история византийской эстетики. Киев, 1991.

12. Там же.

13. Настольная книга священнослужителя. Т.5. М.,1986.

14. Там же.

15. Музыкальная эстетика России XI – XVIII веков. М.,1973.

16. Там же. С.90.

17. Успенский. С.205.

18. Музыкальная эстетика России XI – XVIII веков. С.93.

19. Успенский. С.205.

20. Парфентьев Н.П. Памятники древнерусского певческого искусства и изучение истории духовной культуры (по материалам Урала XVII в.) //Культура и быт дореволюционного Урала. Свердловск, 1989. С.90.

21. Там же

Е.Г.Червякова, Государственная консерватория им.М.И.Глинки (Новосибирск)