Русский рок – одно из самых ярких и самобытных культурных и социальных явлений XX-го века. Тех, кто помнит, как это было – квартирные концерты, кочегарки, провинциальные ДК, плохие гитары, постоянный прессинг со стороны властей и "хороших" сверстников, и – свобода, предчувствие перемен, с каждым годом все меньше. Тех, кто продолжает слушать записи тех лет, меньше не становится. Александру Башлачеву – поэту и музыканту – исполнилось бы сегодня, 27 мая, всего 50 лет. Друзья и поклонники до сих пор называют его СашБаш.
Мне казалось, что был страшный мороз. Мы куда-то ехали очень долго. Сначала было понятно, куда: Ванечка внезапно возник в дверях моей квартиры в Коломенском и сказал: "Пошли". И мы отправились на другой конец Москвы: в районе Речного вокзала я перестала понимать, куда мы движемся, но Ванечка точно знал. Помню прихожую, в которой даже через стену были слышны смешки и позвякивание стаканов. С рук на руки перешли деньги, и меня посадили на диван в гостиной. От большого количества незнакомых лиц было неприятно, душно, ярко сияла люстра. Мы так долго ждали, что я не заметила, как в комнату неприметно зашел еще кто-то и раздался приказ: "Погасите свет", а мне указали на бра. Включатель я искала уже трясущимися руками – звуки гитары, слова стихов вынесли за пределы моего понимания мира. Это был квартирник Александра Башлачева.
Несколько песен спустя я стала различать окружающий мир: передо нами сидел русский богатырь, исполин, почему-то в голову пришло сравнение с Ильей Муромцем. Песен его я наизусть не знала, так что сказать, что он тогда пел, не сумею. Кроме, пожалуй, разве того момента, когда Саша на мгновение запнулся (до того песни шли одна за другой). "Абсолютный вахтер", "Грибоедовский вальс" раздавалось вокруг. С того вечера, с 1987 года я навсегда запомнила:
"Абсолютный Вахтер – ни Адольф, ни Иосиф, –
Дюссельдорфский мясник да пскопской живодер"...
И уже совсем в другом ритме, звучании:
" – Пущай он, гад, подавится Иудиными корками!
Чужой жратвы не надобно. Пусть нет – зато своя!
Кто хочет много сахару – тому дорога к Горькому!
А тем, кто с аппетитами – положена статья"...
Не стану врать, что видела, как он разбил о струны пальца в кровь – тому есть достаточно свидетельств. Зато Башлачев не умел скрывать того, как кровоточила его душа, как наотмашь билось сердце, вынуждая биться чаще наши сердца, как рвались слезы боли за увиденное, услышанное, пережитое.
Мы молча возвращались домой: говорить было не о чем. В самом деле, не станешь же обсуждать творчество, когда на твой суд человек положил свою жизнь. А в том, что это так и было, пришлось убедиться совсем скоро. Оказалось, что мы были на предпоследнем концерте Александра Башлачева: 17 февраля, за несколько месяцев до 28-летия Саши не стало. Конечно, остались его стихи и несколько аудио – и видеозаписей качества, соответствующего тому времени. А в последнее время было снято немало фильмов, посвященных СашБашу, его времени, его жизни и творчеству. И лишь об одном периоде его жизни практически не упоминается. О том, когда он уехал учиться на Урал.
Спасибо Алексею Могилевскому (саксофонисту группы "Наутилус Помпилиус"), в случайном разговоре вспомнившему, что однокурсник создателей "Нау" Виктор "Пифа" Комаров, ставший клавишником группы, дружил с Башлачевым в те годы. О Саше, его текстах и просто об эпохе Виктор рассказал "Татьяниному дню".
– Виктор, целых 5 лет из биографии Александра Башлачева умещаются в одну строчку: "В 1978-1983 гг. учился в УрГУ на факультете журналистики". Как вы познакомились?
– У меня был приятель Женя Пучков. А они с Сашей учились в одной группе и были единомышленниками. А поскольку они корифанились, то и мы общались в те годы, что он учился в Екатеринбурге. Потом Женька закончил журфак, надо было куда-то распределяться, и он, чтобы остаться в Свердловске, пошел работать в отдел агитации и пропаганды в городскую ГАИ. Мы и еще пара гаишников "колбасили" джаз, рок-н-ролл, (да и просто непонятно что) после окончания рабочего дня, когда все начальство расходилось, в маленьком актовом зале ГАИ в старом здании на улице Чапаева. И Саша иногда тоже туда приходил. Временами вдруг мог выскочить на сцену и начинал петь под наше дурацкое сопровождение. Этакий джем-сейшн. Но он уже тогда индивидуалистом был, в хорошем смысле слова, как человек-оркестр: поэтому всегда выступал один. А Женя очень тяготился работой в ГАИ, погонами и, когда уволился, устроился в Свердловскую Филармонию в музыкальный коллектив, переманил меня и там мы уже вместе работали.
– А это правда, что Башлачев писал тексты для "Наутилуса Помпилиуса"?
– Саша написал нам несколько стихотворений, но они никуда не вошли. Тогда стал заметно прогрессировать Кормильцев, он точно бил текстами в цель, и Слава решил на него ориентироваться. И правильно сделал: сочетание музыки группы "Наутилус" и стихов Ильи Кормильцева оказалось очень удачным, так что мы быстро пошли вверх.
А Башлачевские тексты были ненавязчиво предложены, и канули в лету. Но Саня все равно их для себя и под себя писал, его произведения были очень личностными – они шли "из него", может, поэтому Слава и не взял их. К сожалению, за годы многочисленных моих переездов и путешествий утерялся блокнотик с его стихами, а жаль: там были серьезные произведения.
– Первые московские концерты – квартирники – датируются 1984 годом. А до того он выступал в Свердловске?
– Ну, это нельзя назвать выступлениями. Время было такое странное, что выступали мы в основном на кухнях: кто захотел, тот собрал пять-десять человек, песни попел... Было проще в отношениях между людьми, но сложнее в плане организации – всем по башке постоянно стучали, все было запрещено.
– Что запомнилось?
– "Время колокольчиков". Я считаю – это его гимн практически. Сашино творчество всегда отличало то, что тексты были мощными, и могли существовать отдельно как поэзия. А если сверху ложилась музыка – получалась суперпесня. Двойной удар. Немногие наши песенники этим могут похвастаться. У "Нау" был Кормильцев, но его стихи живут только с музыкой. А у Башлачева была настоящая поэзия.
– Каким он вам запомнился?
– Я не могу сказать, что Саша был моим другом, но он был очень хорошим моим знакомым. Когда я его вспоминаю, первое, что приходит на ум – его искренность, доброта, человечность, очень глубокий, своеобразный философский ум и нестандартная жизненная позиция. Он был душой. Есть люди, которые в одночасье вызывают симпатию и желание общаться, а с другими, раз увидевшись, больше не захочешь и встретиться. Саша был из первой категории. С ним всегда было интересно и ему всегда было, что рассказать. У него было чрезвычайно богатый русский язык, сдобренный разными оборотами, матом, но это не казалось грубостью.
– С одной стороны, Саша был одиночкой и в музыке, и в жизни. При этом, как вы говорите, отзывчивым, щедрым, добрым. Что значит дружить с таким человеком?
– У нас были многочасовые разговоры на кухне под бутылочку винца. А иногда он брал гитару и пел песню, потом мы снова разговаривали. Если оглядываться на то время, можно сказать, что это были душевные посиделки, но это не мешало осмысленным разговорам, глубокому общению. Саша был очень образованным и думал оригинально – они с Женей Пучковым были философами. У них было отличное образование, и мне всегда было интересно их слушать. Собирались "старшие товарищи" (хотя они на пару лет всего были старше), умные, образованные, подкованные в литературе и в остальных предметах. Кроме того, Саша притягивал как сильная личность, я его мысленно сравнивал с Высоцким или с Вертинским. У тех ведь тоже не было коллектива, они сами по себе, артисты-одиночки.
– Он уже тогда ходил с колокольчиками?
– Да.
– А менты не гоняли?
– Было, конечно, поймают, слегка напинают. Но мы старались не афишировать своих взглядов, хотя первые признаки возможной нетрадиционности уже появлялись. Для нас тогда форточку приоткрыли, дали глотнуть свежего воздуха, и у кого что накопилось в душе, тот то и начал выплескивать. Появилась возможность доносить свои мысли.
– В Москве органы хорошо работали не только сами по себе, но и "благодаря" стукачеству. В Свердловске были доносчики?
– Мы жили как вся страна. Шевчук у нас в Свердловске практически подпольно работал. Первые концерты Наутилуса мы проводили подпольно, давая объявления, что будем в одном месте, а своим шептали на ухо, куда на самом деле идти. И люди партизанскими тропками туда стекались. Если ловили, могли быть серьезные неприятности. А когда они нас не ловили, круг замыкался на тех комсомольских работниках, кто музыку курировал, и им попадало, за то, что они "проморгали" концерт. Так и выступали по общежитиям, по актовым залам каких-то "УралСтройТехЭенергоПроект", собирая неафишированные тусовки для своих, иногда даже с самодельными бесплатными входными билетами. Но они был гораздо теплее, чем теперь концерты в Олимпийском. Двадцать тысяч людей собирают, и ничего не ощущается, а наши посиделки были искреннее и со стороны музыкантов и зрителей.
– Прошло всего 15-20 лет, но мы с вами не найдем среди сегодняшних рок-музыкантов ни одного столь же интересного как СашБаш, "Нау", "Алиса". Что делало вас уникальными, незабываемыми?
– Сейчас шоу-бизнес все подмял под себя, перемолол душу. Большие деньги вкладываются в "димбиланов", а десятки талантливых мальчиков и девочек остаются незамеченным. Раньше все были примерно в равных условиях, потому что денег ни у кого не было. Но мы о них и не думали, делали концерты для души, для удовольствия. Но и актуальность была иная: мы жили в такое время, когда каждый хотел что-то сказать, а зритель хотел это послушать и с удовольствием воспринимал. Пробивались за счет таланта. Надо было петь хорошо, играть хорошо: тексты слушали внимательно. Появилась возможность выступать, пускай полулегально, но мы могли играть. Вышли десять групп – отыграли, публика кого-то заметила, стала орать, свистеть: сразу ясно, кто нравится, а кто нет. По возможности мы с удовольствием выезжали в Питер на рок-лаборатории. Неведомыми путями приобретали билеты, иногда нас через окна туалетов протаскивали.
А может, и тогда талантливых людей было не больше, просто мы к ним были ближе. Много групп тогда начинало очень интересных...
– Но не все дошли до славы. Помните, была интереснейшая группа "Авиа", теперь о ней никто не вспоминает. Михаил Борзыкин с "Телевизором" гремели на всю страну, он и сейчас выступает, но залов не собирает. Среди свердловчан есть такие группы?
– У нас было много разговоров о том, почему не сложилось у "Трека" и "Урфин Джюса", а они считаются прародителями уральского рока. А когда сложился Свердловский рок-клуб, тоже много возникло групп: мне казалась интересной группа "Флаг". Но все канули в лету, о них практически ничего не слышно. Очень качественная, на мой взгляд, была команда "Егор Белкин и друзья", хотя фактически это была смесь "Урфина" с "Нау". В 85-м году Белкин на тексты Ильи Кормильцева записал хороший альбом "Около Радио". Но Егора освистали пару раз на концертах, он "сдулся" и стал работать с "Настей" как гитарист. А у него был сильный самостоятельный проект, жаль, что он не "пошел".
– После того, как Башлачев уехал из Свердловска, вы с ним потом встречались?
– Несколько раз мы пересекались на концертных площадках. Но к тому времени мы были больше заняты собой: слава уже начала накрывать "Наутилус Помпилиус", и с этим было трудно справиться. Легкий пафос присутствовал – успешные выступления на различных фестивалях, гастроли – Вильнюс, Таллин, Алма-Ата, Сочи, Москва, Росконцерт, День рождения Аллы Борисовны в ее квартире на Тверской. Мы в одночасье стали звездными мальчиками и меньше обращали внимания на других.
Помню, как-то был полулегальный концерт в Подмосковье, где "Нау" должен был выступать перед Башлачевым. А Саша подошел и попросил поменяться: иначе его после нас не выпустят. Это был последний раз, когда мы смогли общаться. Незадолго до этого Женька Пучков погиб в Свердловске, выпрыгнув из окна квартиры на 6 этаже. Саша долго меня расспрашивал: как все произошло и почему. Сокрушался: "Как же так"? А через полгода стало известно, что и Башлачев тоже ушел из жизни.
Источник: Татьянин день
