В своей статье я хотел бы на основании преимущественно японских письменных источников познакомить вас с одной сельской общиной староверов, проживавших в течение непродолжительного времени, около десяти лет, в Маньчжурии.
Россия значительно опережала Японию в колонизации Маньчжурии. Первая большая переселенческая волна была связана со строительством КВЖД на рубеже XIX – XX веков. Вторую волну, не меньшую, чем первая, составили так называемые "белые" русские, то есть эмигранты, вынужденные бежать от революции 1917 г. и ее последствий. Среди русских переселенцев, в особенности эмигрантов, было немало староверов. Они осели, главным образом, в Харбине и северо-западной части Маньчжурии, называемой Трехречье. Там поселились исключительно казаки, занимающиеся скотоводством и земледелием.
Но те староверы, о которых пойдет речь, отличались от своих соотечественников тем, что пришли в Восточную Маньчжурию в 1930-х годах, притом не с запада, а с востока.
"Мы, братья Калугины..."
Нам известно заявление основателей будущего поселка Романовка, поданное 26 июня 1936 г. Харбинскому органу особого назначения (ООН) через Бюро русских эмигрантов. ООН японской армии занимался разведческой деятельностью, а также выполнял административные функции в отношении коренного и русского населения Маньчжурии.
Бюро русских эмигрантов было создано в 1935 г. под протекцией японской Квантунской армии как представительное учреждение русских всей Маньчжурии.
Ниже приводим в нашем переводе это заявление, сохранившееся, к сожалению, только на японском языке.
Заявление
Мы, четверо братьев Калугиных, представляем группу русских, имена которых перечислены в прилагаемой к сему бумаге.
У нас одна вера (мы все староверы), одна родина и занятие (крестьяне-охотники). Мы горячо желаем проживать вместе, служить народу, обществу и государству. Посему убедительно просим вас сдать в аренду участок земли, подходящей для земледелия и постройки поселка...
Сейчас в нашей группе 25 семей, в том числе: мужчин – 33, женщин – 28, детей – 61.
Имеющийся скот и инвентарь: лошади – 28, коровы – 23, плуги – 2, телеги – 2, бороны – 4.
Мы не нуждаемся в помощи или особенной протекции со стороны полиции. Мы только надеемся, что получим право иметь под контролем властей винтовки и ружья, потому что нам придется создать отряд самообороны против шаек хунхузов, которые бесчинствуют в этом районе, делая его необитаемым.
Желательно, чтобы нас освободили на первых порах от налоговых повинностей.
Просим вас одобрить наше заявление возможно скорее, чтобы вовремя подготовиться и благополучно завершить переселение наших семей к весне.
Сейчас мы временно проживаем в разных местах.
Дюжина староверов против полусотни разбойников
Книга "Деревня Романовка", в которой было опубликовано, заявление, – первая монография о поселке этих староверов. Ее автор, Кадзуо Фудзияма, служил заместителем директора Центрального государственного музея Маньчжоуго.
Вторая книга о поселке "Рассказы о Романовке" вышла на несколько месяцев позднее работы Фудзиямы – в конце того же 1941 года в Чаньчуне. Ее написал Сабуро Ямадзоэ, работавший в то время научным сотрудником исследовательского института Освоения земли при КВЖД.
По словам японских авторов, крестьяне-староверы, потерпев поражение в продолжительном сопротивлении новой власти с 1931 по 1935 гг., переправились через пограничную реку Уссури около Хутоу, севернее озера Ханка, и поселились порознь кто в Харбине, кто в Трехречье, кто в Хэндаохэцзе, кто в Силинхе. Там они бедствовали, но между собой постоянно поддерживали связь тем или иным способом.
Однажды братья Калугины во время охоты нашли в окрестностях Хэндао-хэцзы небольшую плоскую долину в несколько километров шириной, в центре которой цепью поднимались террасы. Местность им понравилась, и, посоветовавшись с единоверными земляками, Калугины составили прошение. Его вторичный перевод на русский язык мы только что прочитали. Через две недели, 8 июля, необычайно быстро заявление было одобрено. Должно быть, японский ООН приветствовал стремление трудолюбивых крестьян поселиться в этом тревожном районе.
К. Фудзияма так описывает процесс переселения и основания поселка: вероятно, в ноябре 1936 года, живя сначала в палатке, первые четыре поселенца, Иван Селедков с двумя сыновьями и Павел Боносов, поставили в отведенном месте одноклетную избу из дерева, сруб ленного в окрестном лесу с разрешения властей. В ней они с большим трудом перезимовали, занимаясь охотой.
В феврале следующего года к ним пришли из разных мест всей Маньчжурии еще 14 мужчин, в том числе и Иван Калугин. Они привели лошадей. Проведя межевание пахотной земли и усадебных участков, мужчины начали строительство жилищ для своих семей.
В марте в уже готовые избы приехали семьи. Вскоре начались пахота и сев. К концу 1937 г. образовался целый поселок. Он был назван Романовкой в память убитого царя (вероятно, существует иное объяснение происхождения названия поселка. Вряд ли староверы-беспоповцы испытывали особый пиетет в отношении Романовых. – Прим. ред.газ. "Старообрядецъ")
Фудзияма составил схему поселка и сельскохозяйственных угодий, а также список глав всех семей Романовки по состоянию на июнь 1940 г. Он пишет, что холм, на котором стоит деревня, выступает в море лугов острым мысом, напоминая Манхэттен Нью-Йорка.
Самым тяжелым испытанием для романовцев в первые годы стала борьба с хунхузами. Зимой 1938 г. Елисей Калугин, младший сын Ивана, был убит в тайге во время охоты.
Месть за односельчанина-единоверца описывается с большой живостью писателем-эмигрантом Н. Байковым в романе "Тайга шумит", изданном в Харбине. Писатель слышал о событиях из первых уст.
"Хунхуз (то есть убийца Василия. – Ё.Н.) был настигнут подоспевшим товарищем-охотником и получил меткую пулю с дальнего расстояния, – пишет Н. Байков. – Убитый хунхуз был осмотрен, причем выяснилось, что он из той шайки, которая... имеет укрепленную базу в сорока километрах от Романовки, на берегу Хайлинхе. Численность ее доходила до пятидесяти человек". Узнав об этом, романовцы решили уничтожить шайку. Был сформирован отряд из двенадцати поселян во главе с Семеном Калугиным, дядей убитого Елисея. За ночь отряд покрыл по снегу 40 километров и наутро внезапно напал на базу врага. Застигнутые врасплох хунхузы были почти полностью уничтожены, но и романовцы понесли урон: в бою был убит Иван Калугин, брат Семена Калугина. Писатель Байков добавляет, что среди убитых хунхузов оказался один русский, имевший документы, выданные красным командованием Владивостока.
Жизнь на чужбине
В первой половине 1940-х годов в восточной Маньчжурии, кроме Романовки, существовало еще четыре староверческие поселения: Коломбо, Силинхе, Чипигу (Масаловка) и Медяна. Канадский исследователь Д. Шеффель считает, что жители всех этих поселений, включая романовцев, принадлежали к часовенным, одному толку беспоповщины. Согласно японским источникам, кроме перечисленных, в то время были в Маньчжурии и другие поселения староверов в таких больших городах, как Харбин, Цицикар, Бухэду и Хайлар, или около них.
Попытаюсь обобщить жизнь Романовки, увиденную глазами японских посетителей.
Деревянные крепости
К. Фудзияма пишет, что все романовские мужчины – плотники и кузнецы: они сами рубят избы и изготавливают различную домашнюю утварь. Их жилища особенно хороши тем, что в них предусмотрены различные меры против холода и мороза. Внешний вид изб прост и лишен украшений. Зато конструктивная продуманность удовлетворяет всем требованиям рациональности и удобства. Зато конструктивная продуманность удовлетворяет всем требованиям рациональности и удобства.
"Романовская изба – веселая деревянная крепость", – заключает Фудзияма. В Центральном музее в Чаньчуне были постоянно выставлены для общего обозрения макеты жилищ Романовки.
С. Ямадзоэ составил список домашней утвари по семьям. Нас больше удивляет терпимость и доброжелательность романовцев, ответивших на вопросы анкеты, чем щепетильность исследователя.
Г. Тэруока пишет в своей книге, что на речке Каменка стояли три общие бани, и все жители поселка раз в неделю там мылись и парились.
Артелью на тигра
Хозяйство Романовки было преимущественно натуральным. Чем больше леса расчищалось под пашню, тем земледелие все более преобладало над скотоводством и охотой, свидетельствуют японские посетители. По данным за 1940 г., пашня была поделена по две десятины на семью. Выращивали пшеницу, гречиху, бобы, картофель; овес и ячмень (на корм для скота), кукурузу (на корм для домашней птицы) и т.п. В огороде сажали капусту, огурцы, тыкву, свеклу, помидоры, арбузы, дыни, редиску, редьку и др. Занимались и пчеловодством.
Но С. Ямадзоэ замечает, что романовцы не обеспечивали себя полностью продовольствием и фуражом и были вынуждены покупать пшеницу, рис и лук у корейцев, которые жили поблизости от их поселка.
Домашний скот романовцев – лошади, коровы, козы, свиньи, куры и т.д. Летом их пасли на пастбище, а зимой содержали в хлеву. Удобряли огороды навозом. Пашню не удобряли.
Охота, которой все романовские мужчины промышляли зимой, не только обеспечивала поселян мясом, но и давала денежный доход. Она была главным источником наличных денег. Романовцы охотились артелями на медведя, кабана, оленя, зайца, белку и т.п., а самой дорогой добычей был живой тигр. Разумеется, охота на тигра – дело опасное, оно требовало большого умения и храбрости, чего было у романовцев в избытке. Живых тигров продавали через харбинских маклеров зоопаркам и циркам всего мира за чрезвычайно хорошую цену. Г. Тэруока утверждает в своей книге, что за одного живого тигра часто платили свыше двух тысяч иен. В то время, пишет он там же, одна изба Романовки стоила 300 – 500 иен.
Географ Кодзи Ийдзука, профессор Токийского университета, посетивший Романовку в марте 1945 г. во время экспедиции по Маньчжурии и Монголии, пишет, что он встретился с мастером-охотником, уже поймавшим 24 тигра.
Шаньги, оладьи, вареники...
Как я уже сказал, все романовские избы выглядели скромно и просто, что видно и на фотографиях, сделанных японцами. Вместе с тем посетители единогласно свидетельствуют, что жилье староверов очень чисто и даже культурно. Интерьер каждой избы был нарядно украшен: японцам бросались в глаза расшитые цветами яркие занавески, иконы в красном углу, фотографии в рамках под стеклом, фикусы и герань в горшках, раскрашенные сундуки и т.д. Но электричества не было. Освещали жилье свечами из пчелиного воска.
Хлеб пекли преимущественно пшеничный из дрожжевого или пресного теста. Мясо давал скот, домашняя птица или добыча с охоты. Нередко появлялась на столе рыба: ловили форель (ленок) в речке, текущей под холмом на западе поселка. В будний день пили квас, а по праздникам варили "медуху" (или "медовуху") из дикого винограда, ягод и меда. Из кишмиша, дикого винограда и калины варили варенье.
Когда К. Ийдзука в сопровождении представители ООН посетил Романовку в марте, то есть во время Великого поста, то староста Иван Селедков угощал гостей "медухой", черным хлебом, котлетами, ухой, картофелем и мясным холодцом. На стол также подали лесные орехи, семечки подсолнечника, мед и несколько молочных блюд. Ийдзука остался весьма доволен богатыми кушаньями.
За шесть лет до этого, .тоже в Великий пост, у романовцев побывал в гостях японский журналист по имени Иванэ Анэгава. Ему подали "дичь, мясо, яйца и другие вкусные блюда". Но семья хозяина, пишет Анэгава, ограничилась хлебом и супом. Гостеприимство было, должно быть, непременной чертой жителей поселка.
Г. Тэруока в своей книге подробно перечисляет все блюда, приготовляемые из пшеницы: хлеб, пироги, пирожки, лепешки, шаньги, блины, печенье, оладьи, пряники, блинчики, пельмени, вареники, галушки и лапша. Очевидно, японские ученые хотели рекомендовать переселенцам со своей родины перенять хотя бы несколько из многочисленных русских блюд. Но сомнительно, были ли увенчаны успехом их старания.
Японских исследователей поражала и красота праздничного наряда романовских женщин. Их красочные национальные костюмы казались сказочными на фоне сурового пейзажа Маньчжурии. С. Ямадзоэ даже рекомендует соотечественникам посещать Романовку обязательно в воскресенье для того, чтобы, во-первых, не мешать поселянам в работе и, во-вторых, чтобы наслаждаться нарядным платьем девушек.
Японцы подчеркивают, что Романовка представляла собой типичную сельскую общину. Романовцы казались необычайно тесно сплоченными между собой. Деньги от продажи пойманного зверя, например, живого тигра, распределяли между всеми семьями. Даже подарки посетителей не попадали кому-либо в исключи – -тельное владение. Все поселяне помогали друг другу не только рабочей силой, но и рабочим скотом, и сельскохозяйственными орудиями.
Староста сменялся каждый год. Это была выборная должность. Насколько нам известно, в 1937 г. старостой служил Иван Калугин-младший, в 1938 – Семен Калугин, в 1939 – Иван Калугин-старший, в 1940 – Сазон Фефелов, в 1941 – Георгий Селедков, в 1942 – Сазон Бодунов, а в 1945 – Иван Селедков.
В Хэндаохэцзе находилась начальная школа для детей белых русских. Но романовцы не отдавали своих детей в школу. С. Ямадзоэ пишет, что зимой мальчики собираются в избе одной женщины в поселке и обучаются чтению по Библии.
Один японец свидетельствует, что посторонним не разрешалось входить на территорию поселения без ведома старосты. В обязанности старосты входило общение с внешним миром, главным образом, с ООН, а так прием общих гостей и посетителей, званых или незваных. Провожать гостей и получать почту ездили на телеге на ближайшую станцию Даолин все семьи по очереди.
Кофе, чай не пить...
Всем японским посетителям было известно, что романовцы – староверы, в отличие от других русских эмигрантов. И. Анэгава связывает их переселение в Маньчжурию с легендой "Беловодья", которая была распространена среди русских староверов в XIX веке.
На площади в центре Романовки стояла молельня, построенная в 1939 г. Настоятелем был Ксенофонт Петрович Бодунов, изба которого была расположена как раз напротив.
В молельне находились, по словам К. Фудзиямы, старинные иконы и книги. Кроме того, каждый бережно хранил святыни и у себя дома. В избе у Ивана Селедкова внимание К. Ийдзуки привлекали складные иконы, состоявшие из трех или пяти частей, с латунным окладом, картины маслом в византийском стиле, которые по преданию были написаны 400 или 500 лет назад, толстые книги в кожаном переплете". Все книги были написаны на языке, неизвестном профессору Токийского университета.
Однако можно утверждать, что вообще японцы не обращали на духовную сторону жизни романовцев столько внимания, сколько на материальную. Они как будто сдерживали свое любопытство, чтобы не оскорбить их религиозные чувства. Поэтому так и осталось неизвестно, к какому толку старообрядчества относились романовцы, а также чем отличались их догматы от верований других староверов.
Ниже перечисляем бессистемно записанные японцами некоторые черты быта романовцев, имеющие отношение к религии.
1 . На кладбище, расположенном под холмом за речкой, поставлены шестиконечные кресты. (Вероятно, японцы посчитали лишь горизонтальные перекладины. – Прим. ред.газ."Старообрядецъ").
2. При входе в чужую избу, прежде всего, полагалось трижды креститься на иконы в красном углу, каждый раз кладя поклоны.
3. Романовцы никогда не едят за одним столом с иноверцами. Для иноверцев имеется отдельная посуда.
4. Перед и после каждой еды все члены семьи по очереди встают и трижды крестятся на иконы в красном углу, каждый раз кладя поклоны.
5. Того, кто нарушил какой-либо религиозный запрет, отлучают от общего стола.
6. Вечером по субботам и рано утром по воскресеньям все жители поселка собираются в молельне, где совершают долгое богослужение.
7. Мужчины ходят в молельню в черных длинных кафтанах.
8. Иноверцев в молельню не пускают.
9. Пост соблюдается с крайней строгостью.
10. Запрещается употребление алкогольных напитков, чая или кофе, курение табака. В избе даже посторонним не разрешается курить.
11. Во время великого поста запрещаются пение и танцы. Запрет снимается на светлой неделе.
12. Мужчины не бреются.
Брак с иноверцем запрещается. Неизвестно ни одного случая заключения такого брака в Романовке.
Танки в Романовке
К лету 1945 г. поселок Романовка насчитывал свыше 40 дворов и более 200 жителей. То есть, спустя пять лет после того, как там побывала экспедиция во главе с Фудзиямой, население увеличилось более чем на 50 процентов. Безусловно, должен был быть естественный прирост. Но, кроме того, есть основания полагать, что был и значительный прилив товарищей-староверов (вероятно, одного с романовцами толка) из разных мест Маньчжурии, Приморского края Советского Союза и даже из Японии.
Что касается переселенцев-староверов из Японии, то мы имеем несколько свидетельств того, что в первой половине 1940-х годов к романовцам присоединились целые русские семьи, жившие до тех пор в северной части страны. Не исключено, что и романовцы приглашали своих единоверцев, чтобы молодому поколению брачного возраста легче было найти себе пару.
Экономическое положение тоже, по-видимому, значительно улучшилось в течение первых пяти лет 40-х годов. По словам К. Ийдзуки, гостившего у Ивана Селедкова весной 1945 г., у хозяина было 3 лошади и 2 коровы, и тем не менее он не считался среди односельчан особенно зажиточным. Для сравнения приведем цифры 1940 г., когда в среднем на каждую семью поголовье лошадей и коров приходилось 1,89 и 1,56 соответственно.
Разрушительный удар нанесло Романовке резкое изменение международной ситуации вокруг Маньчжурии. В августе 1945 г. на два дня позднее атомной бомбардировки Хиросимы, Советский Союз объявил войну Японии. Советская Армия немедленно вторглась на территорию Маньчжурии. Танки с красной звездой сразу же появились и в Романовке. Маньчжоу-го исчезло как мираж.
К сожалению, мы не располагаем никакими японскими источниками, которые рассказывали бы о дальнейшей судьбе поселка Романовка.
Теперь постепенно становится известна тяжелая участь романовцев в послевоенные годы. Осенью 1945 г. часть из них увезли в Советский Союз, а остальные были вынуждены разойтись по разным местам Маньчжурии, подчинившись властям Китайской Народной Республики.
Так не стало Романовки.
Большинство староверов, оставшихся в Маньчжурии, романовцев в том числе, покинуло Китай в 50-е годы и переселилось в США, Канаду, Южную Америку или Австралию.
Ёсикадзу НАКАМУРА, Токио
Текст предоставлен Ричардом Моррисом
"Старообрядецъ", 2005, № 34
