Портал "Православие и мир" продолжает дискуссию по следам выступления протоиерея Всеволода Чаплина на Конференции высокого уровня ОБСЕ по толерантности и дискриминации, которая состоялась в столице Казахстана 29 и 30 июня 2010 года.
В своем выступлении в Астане протоиерей Всеволод Чаплин призвал зафиксировать на уровне международного права особую защиту культовых зданий и священнослужителей, как особо уязвимых перед лицом насилия и вандализма.
Портал "Православие и мир" предоставляет слово Александру Верховскому, директору информационно-аналитического центра "Сова"
Мне представляется, что культовые здания уже достаточно серьезно защищены законом. Я не знаю страны, где нанесение ущерба такому зданию не было бы преступлением. В России вандализм – это преступление, даже если ущерб ничтожен и речь идет скорее не о материальном ущербе, а об осквернении. Если же некто совершил акт вандализма, например, по мотиву религиозной вражды, это, в соответствии с ч.2 ст.114 УК, влечет наказание в виде ограничения или лишения свободы на срок до трех лет. Я думаю, это серьезное наказание, и ужесточать его нет никакой необходимости.
Но следует понимать, что и культовое здание можно осквернить не по мотиву религиозной вражды, а из хулиганских побуждений. В этом должны разбираться следствие и суд. Конечно, им бывает непросто – или просто лень – доказать мотив ненависти, и это отдельная проблема, но отягчать вину преступника должен преступный мотив, а не сам избранный им объект.
То же относится и к физическим нападениям на священнослужителей. Если выяснится, что это нападение было мотивировано религиозной ненавистью, это серьезно утяжелит наказание преступника. Если же мотив был, как говорят, бытовым, это другое дело: увы, поднять руку на священника можно и просто по пьяни. В этом смысле священник не может быть защищен более, чем другой человек. Мы же говорим не о нападении, допустим, на беременную женщину.
Стремление защитить священнослужителей понятно, но, мне кажется, у светского государства нет оснований считать их особой категорией людей. Я думаю, мы должны не создавать привилегированные группы (такие же предложения звучат, например, в отношении журналистов), а добиваться от правоохранительных органов, чтобы они серьезнее расследовали преступления и выявляли их мотивы.
С другой стороны, и светское государство может озаботиться дополнительной охраной тех объектов, которые могут быть более угрожаемыми. Если есть оперативные данные, что в данной области могут нападать на церкви, мечети и т.д., значит, надо усилить охрану этих объектов.
А вот что касается запрета идеологий, тут все сложно. За исключением нескольких постфашистских стран Европы, нигде мы не найдем прямого запрета какой-то идеологии. И это правильно: общественно опасные идеологии все время меняются, запреты заведомо будут отставать. Преследовать государство может скорее не идеи, а призывы определенного типа. Какого именно типа – это в разных странах решается очень по-разному. И не думаю, что здесь можно унифицировать практику. Так же как нельзя уголовным кодексом исключить из жизни даже самые опасные идеологии. Все равно главным инструментом противодействия идеологиям остается публичная полемика.
Сам я думаю, что запреты могут быть и шире, чем только на прямые призывы к убийству. Но запреты должны быть очень узко и четко сформулированы, иначе не избежать множества злоупотреблений. В любом обществе. И мы в России уже имеем немало примеров тому.
Источник: Православие и мир
