Наблюдая за дискуссией о Сталине, которая велась и ведется в интернете православными христианами, я почти не обнаружил попыток подойти к его личности собственно по-христиански. "Моральный урод", "строитель империи", "талантливый менеджер", "имя России", "тиран, что поделаешь, время было такое, кругом враги", "убийца по необходимости, а те, кого он убивал, разве были лучше?" и т.п. Каждая из этих точек зрения может быть по-своему обоснована. Всякий раз она выносит из "сокровищницы сердца" то, что ему ближе всего, оставляя все прочее в тени, как нечто третьестепенное, не столь важное, не соразмерное с исторической фигурой такого масштаба.
Также и я на всеобъемлющую правду не претендую и хотел бы перенести сию фигуру из контекста недавней истории в иной, в духовный контекст. Попробуем найти его в Евангелии от Иоанна, там, где Христос обличает фарисеев:
"Ваш отец – дьявол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он – лжец и отец лжи" (8:44).
Здесь не говорится о всяком вообще лжеце. Любой лжец – грешник, но все же еще не сын дьявола. Мужья обманывают жен, политики избирателей, торговцы покупателей, похвалить их за это мы не можем, но во всех этих обманах нет цели, замысла, пафоса, похоти человекоубийства. Они лгут ради корысти, но не за тем, чтобы убить.
Слова Иисуса не назовешь умеренными. По человечески говоря, даже и "объективными". Разве фарисеи кого-то убивали? Но Христос говорит о той глубинной реальности, которую не различишь ни простым, ни, так сказать, исторически беспристрастным взглядом. Обращаясь теперь к нашему персонажу, я, по правде говоря, не нахожу никого иного, в ком два эти свойства – ложь и похоть человекоубийства – соединялись бы в таких, поистине космических, масштабах.
Гeббельсу приписывается фраза: "Чем чудовищней ложь, тем ей легче верят". Что ж, по-своему честно. Так вполне мог бы сказать и Гитлер. Сталин – никогда. Даже и подумать, наверное бы, не мог. Он, как бы сказать, был до конца слит со своей ложью. Неразделен с ней. Не помню, чтобы фюрер, у коего мы не станем отбирать пальму первенства по злодейству, дружески провожал кого-нибудь до двери, а через несколько дней следователь гестапо уже мочился тому в лицо (Тухачевский) или избивал, меняясь с другими, сутками подряд, требуя подписаться под какой-то несусветной виной. А еще лучше – покаянно, надрывно, искренне изобрести ее самому. Таковых случаев несть числа. Такова была его, Сталина, жизнь.
Его истина источала из себя ложь, а ложь, изготовленная для собственного потребления, как и для подвластной ему страны, навязывалась как истина. Истина, согласно которой "жить стало лучше, жить стало веселее" (после разгрома деревни, голода и депортации миллионов крестьян), а проведение сталинского плана по коллективизации его же исполнителям вменялось как "Головокружение от успехов". Истина, состоявшая в том, что только в нашей стране могут быть такие прямые, демократические, свободные выборы (речь перед московскими избирателями 37-го года), а те, кто был вчера двурушниками и оппозиционерами, сегодня стали просто бандой шпионов и диверсантов.
"Это ясно и не требует разъяснений", – ставит свою печать на процессе государственный обвинитель Вышинский. Думаю, что когда Заказчик читал потом признания этих "двурушников", выбитые на допросах, где черным по белому было написано и подписано: да, мы – наемные убийцы, отравители колодцев, засланные агенты всяких разведок, то был уверен: да, так оно и есть, и быть иначе не может! (И вот с неподдельным возмущением он показывал потрясенному Фадееву самообличения преданнейшего ему Михаила Кольцова. Захоти он поменять Фадеева и Кольцова местами, возмутился бы и Кольцов.) С той же негодующей искренностью Сталин спрашивает у Ежова, когда тот выполнил задание партии, как же это он мог допустить такие грубые нарушения социалистической законности? Ошарашенный верный пес, видимо, только и мог сообразить, что ему конец.
Суть сталинщины – не обычный человеческий обман, но ложь, которая создает собственную реальность, реальнее той, которую видим глазами и способны осмыслить. Разумеется, основа была заложена Лениным и другими пламенными революционерами. Но именно Сталин сумел придать всему этому некую тотальность, всеохватность, железобетонность, культовость, магизм, энтузиазм, безумие, застилающее остатки здравого смысла. Ложь опутала, оклеила, растворила в себе всю страну, где вольнее всего дышалось человеку. И когда сосед, доносивший на соседа "за высказывания", чтобы получить его жилплощадь, и узнавая потом, что тот еще, оказывается, состоял и в заговоре против тов. Сталина, удивлялся: "Ну надо же! А мы-то и не знали!"
И у Гитлера была "ночь длинных ножей". Но была именно "ночь", на несколько дней, а не последовательная политика всех его 12 лет. И глава штурмовиков Рэм был расстрелян не как англо-советский шпион.
Уничтожать миллионы людей ради счастья народа, изгонять крестьян из их гнезд ради торжества справедливости, оккупировать страны Восточной Европы во имя "борьбы за мир" Сергей Аверинцев как-то заметил: Гитлер уничтожал евреев как своих заклятых врагов, Сталин собирался делать то же самое, но как "лучший друг евреев". Так что уничтожаемые (не только в этом случае, конечно) в его дружбу могли верить до последнего дыхания.
Помните "Пиры Валтасара" Фазиля Искандера? Вождь приезжает на Кавказ отдохнуть, ведь и у него бывает "законный отпуск". Ну, разумеется, встреча, сидят начальники, большие и малые, едят жареных кур и поросят, пьют грузинское вино, артисты танцуют, девушки водят хоровод. Все празднично и светло, в помине нет угроз и расстрелов. Но в этом вальяжном Хозяине ("я здесь – только гость!") где-то спрятан тот легион, который когда-то в безвестной юности начал с истребления команды ограбленного парохода, а после избавился и от компаньонов. Пир – символ Царства в Писании, здесь он – пародия, овеянная запахом страха, обожания, смерти и серы, витающим над ломящимся от еды столом.
Как витал он над всей страной, кружил, морочил души, туманил головы. Не этот ли дух пародии внушал энтузиазм, преданность, искренность, восторги, чтобы прикрыть доносительство, злобу, страх, похоть власти, похоть крови, вакханалию лжи? Эта отеческая улыбка, эта родная трубка, эта смиренная шинель, эта спокойная, уверенная в себе разумность речей, а за ними – преисподняя казематов. Если не физически, то психологически, в подсознании, она разверзалась под каждым. А наверху, на собраниях, в "убеждениях" кричалось: "Ура!" Реальность была расколота надвое и внутри людей, и вовне.
Кто бы из поклонников объективности, соразмеряющих pro et contra в этой личности, не уклоняясь, мог бы ответить на вопрос: знает ли он другого исторического деятеля (правда, с подозрением на Мао и Пол Пота), который в мирное время уничтожил бы такое количество собственных беззащитных и по большей части лояльных ему граждан?
Это, однако, еще не все.
Не только мироправитель или великий строитель. Давайте все-таки посмотрим на его правление по-библейски.
Сталин создал могучее государство. Но основой его была не личная власть Сталина как диктатора, но некое идеологическое действо. Никакой иной силой, кроме, так сказать, "идейно-духовной", его иначе нельзя было сцементировать. Генеральный секретарь был, разумеется, главным жрецом творимого под его руководством мифа, но миф существовал и сам по себе и вполне мог обойтись без него. Миф строился на культе, который практически занимал все жизненное пространство, т.е. шестую часть суши, и всякий живший на этой части активно или пассивно должен был в культе участвовать.
По выражению французского философа Андре Глюксманна (о Китае), здесь торжествовало тождество территории и текста. Был введен некий общий для всех, писаный и неписаный устав верования, эталон поведения, единый литургический канон. Тот факт, что идольский культ был создан бывшим семинаристом, обладавшим каким-то запасом церковных знаний, лишь добавляет инфернальности. Это стало трюизмом, но повторю: ленинско-сталинская власть была подобием Церкви и пародией на нее – у нее были свои основатели, своя доктрина, свои обряды, даже отчасти таинства, свои жрецы, своя каста посвященных, свои святые, свои иконы и т.п. Вероучение нельзя было не разделять, в культе, коли хочешь жить – не участвовать. Так, скажем, массовые собрания трудовых коллективов – "Требуем смерти фашистским подонкам!" – разве не были частью идолослужения?
А если взглянуть на все эти процедуры и клятвы верности с церковной точки зрения, утверждающей, что цель нашего существования – спасение души? Дело даже не в требовании смерти, но в причастии иной религии, христианству абсолютно чуждой. Но какие же массы, "бесчисленные как песок морской", были охвачены этим антихристовым уставом, указующим на некое светлое пиршественное царство, на что-то такое заманчивое, клубящееся впереди?
Нерон с Диоклетианом бесчинствовали, гнали Церковь, удивляли развратом и самодурством, но не во имя светлого будущего человечества. А намеренное заражение многих народов ложной кровавой религией – дело иное. И герои-маршалы, принимавшие сталинские пули с криком: "Да здравствует Сталин!", и умнейшие, интеллигентнейшие писатели, признававшиеся в прозе, стихах и даже в интимных дневниках в любви к нему, и даже епископы, затягивавшие осанну тогда, когда можно было и промолчать, да и сам Сталин вместе с неисчислимым количеством опутанных этим дурманом, загипнотизированных душ – все они были (хотя бы на какое-то время) адептами и пленниками этой завораживающей магической силы.
Когда Германия была повержена, немцы, говорят, тотчас очнулись и спросили себя: что это с нами было? Как могли мы верить в этого сумасшедшего дурака? И уже не вспоминали про былые внушительные успехи в экономике и политике. У нас этот процесс идет много медленней и с рецидивами. Похоже, один из таких рецидивов мы переживаем сейчас. Врачи говорят о вирусах, которые приспосабливаются к антибиотикам и нападают вновь. Был такой сильный антибиотик, который называется "разоблачение". Он действовал тогда, когда люди, находившиеся в магнитном поле сталинской религии, узнавая о масштабах лагерей и преступлений режима, могли еще испытать шок. "Как лагеря?" – порой изумлялись даже те, кто сам прошел лагеря. Идеалы их колебались, земля уходила из-под ног. Теперь идеалов нет, но остался магизм империи. И на любые преступления находятся соответствующие объяснения.
Уничтожение боевых командиров перед войной? Так ведь заговор их – не выдумка, действительно что-то бонапартовское готовилось и набухало, так что возмездие вышло суровым, но справедливым. В эти заговоры трудно поверить, но скажу попутно, что дать себя зарезать как баранов, не попытавшись наставить рога на палача, – тоже не к чести жертв. Да, все эти маршалы сами были по шею в крови, но они были вояками и храбрецами – сего не отымешь, – а наш Верховный главнокомандующий, только и выискивавший заговоры до войны, во время нее не приблизился к линии фронта ближе, чем на 50 км.
С одной стороны, все можно объяснить, с другой – оказалось, что все можно и простить. Те, которые и годовалому младенцу не прощают Троцкого, Ягоду, дедушку Ленина (Бланка) за то, что он, младенец, одной с ними крови, почему-то легко примиряются с миллионами сосланных и погибших от голода русских и украинских крестьян. Не смущаются и неисчислимыми христианскими мучениками. О дворянах, профессорах, инженерах, писателях, учителях, работниках всяких контор и ведомств со всеми их семьями уже не говорю. И возмущаются от души: как смеете вы говорить о десятках миллионов, когда их всего-то было около четырех! Ну, пяти. Так на войне жертв было гораздо больше.
Кстати, почему? Если перед войной – о чем не принято вспоминать – Красная армия намного превосходила немецкую как в технике, так и в живой силе, и при этом потеряла более 25 миллионов человек, – что же это за мудрое руководство войной? Потери Германии было около 10 миллионов, при двух фронтах, из них не менее чем два года под непрерывными бомбежками, и половина их состояла из невоевавшего населения страны.
Конечно, разоблачительные антибиотики от идольского культа не вылечат. Если и своих не жалко, кто сегодня убавит восхищение Сталиным хоть на полградуса из-за катынских офицеров или окраинных переселенных народов? Ну, еще одну гекатомбу обнаружим, еще один могильник разроем, и эту простим, и другое спишем. "Время было такое, героическое и свинцовое". Только мы еще носим в наших легких этот свинец. Где-то тлеет рядом с нами эта кумачовость, преданность, пламенность, выплавляющая былых истуканов. Но сегодня, однако, Велиар все норовит побрататься с Христом и надежно устроиться в православии. Учредить там свой иконостас (для начала – Грозный, Распутин, а за ними генсек), приложить благословение к власти, угрозе, грозе, ядерной мощи
"Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор отчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник"
Вор и разбойник. В простом, прямом, но прежде всего именно в глубинном, духовном смысле. Оборотень, заставивший поверить, что он и есть пастырь добрый, пролезший в историю откуда-то сбоку и окутавший страну мороком. Не только, видимо, вовне – уничтожением и унижением своих подданных, – но изнутри обокравший Россию, покусившийся на самую сокровенную жизнь ее
Назвать его тираном – все равно что бульдога собакой. То есть не сказать ничего. Много было тиранов, некоторым даже не откажешь в доле разумности. Сталинщина (а она безмерно больше носителя самого имени) – нечто совсем иное. Это массовое наваждение, "прелесть", проказа духа, религия человекобожия в самом злокачественном ее варианте. Такое само не проходит, но исподволь заражает все вокруг. Даже, как видим, и "православное мирочувствие". "Ибо время начаться суду с дома Божия", – говорит Апостол. Суд, который должен изгнать не только из сознания, но и из всех чувствилищ, из самих генов наших все это великодержавство, имперство и велиарство. Суд над глазами, которые не видят крови и мук, над ушами, которые не желают слышать Того, Кто бескомпромиссно и точно обозначил границу между Собой и врагом:
"Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить.
Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком".
Источник: Новая газета
