Желтая болезнь

Не так давно мне на глаза попался один таблоид, иначе говоря, одна из желтых газет. Таких в нашей стране с определенных пор много (гораздо больше, чем сколько-нибудь серьезных). Так вот, в этом самом таблоиде огромными вишневыми буквами значилось: "Только у нас!!!", а ниже – "14-летний мальчик повесился на могиле своей матери". Господа издатели, должен же быть какой-то предел, подумала я, и тут же осознала наивность своего мысленного призыва.

Среди многочисленных ядов, пропитывающих нашу жизнь и исподволь действующих даже и на защищенную психику, желтая пресса занимает одно из первых мест. Мы не склонны всерьез о ней думать, мы воспринимаем ее как некий мусор. Однако это не мусор, это сознательно производимая и распространяемая отрава, и она востребована отравляемыми. Я часто езжу в поездах и в междугородних автобусах. Вижу, что читают пассажиры. В абсолютном большинстве случаев они читают именно ее, тем более что именно она продается на вокзалах, в вагонах и на автобусных постах. Пассажирки с некоторыми средствами листают глянцевые (гламурные) журналы, но это – вариация на ту же тему, та же отрава, только "элитного качества".

Что такое желтая пресса? Это пресса, делающая ставку на самое низкое в человеческой натуре. (Определение касается не только газет в чисто бумажном виде, но и телевидения, конечно, и Интернета.) Поначалу, однако, это низкое кажется чем-то невинным. Первое, за что цепляет своего читателя таблоид, – праздное любопытство, причина которого в эмоциональной и духовной бедности жизни человека, в ее однообразии и пустоте. Человек неудовлетворен своей жизнью, но изменить, обогатить, поднять ее на какой-то новый уровень он не в силах. Отсюда – хроническая скука и поиск развлечения. И отсюда же, что интересно, – зависть. Зависть к тем, чья жизнь явно уж не такова: не бедна, не сера, не однообразна. Результат – ненасытный интерес к частной жизни звезд, знаменитостей. Спрос рождает предложение: со всех витрин, изо всех киосков нам неустанно сообщают о звездных браках и разводах, тайных романах и явных беременностях, неизлечимых болезнях и ресторанных загулах.

Мне трудно представить себе, как ладит со своей совестью человек (журналист, коллега в некотором роде!), для которого подобные сенсации стали профессией, "куском хлеба". И столь же трудно понять тех, кто сознательно делает из своей личной жизни кормушку для таблоидов, повышая таким образом собственную популярность, а заодно мстя врагам. Попробуем, однако, представить себя на месте тех, кто страдает от этих охотников безвинно. "Муж Н. смертельно болен. Певица скрывает это от всех, кроме самых близких друзей". Что я там писала в начале – про пределы? Пределов, как видите, нет.

Так можно ли считать наше праздное любопытство невинным? Мы видим, чем оно питается. Оно пресытится звездной жизнью, в конце концов, но не насытится при этом, и ему потребуется более острое блюдо: насилие, кровь, пытки, убийства – словом, криминал.

Ему понадобятся более или менее реальные душераздирающие истории: раздирание, как некий массаж, оживляет мертвеющую душу и облегчает хронический стресс от недовольства жизнью. Тут пригодится и очередное малаховское телешоу, и таблоид, именуемый "Страшная газета"...

На самом деле (чисто профессиональная оговорка) писать о преступности, об убийствах и человеческих трагедиях надо. Это тоже часть нашей жизни, и она требует адекватной реакции общества. Но ведь всегда можно отличить публикацию, подготовленную с благой целью (достижение справедливости, призыв к состраданию, обеспечение общественной поддержки жертвам), от текста, написанного с обычной "желтушной" целью – скормить потребителю отраву.

Впрочем, что это я – "всегда можно отличить". Как раз не всегда, и не всякий различит, поскольку здесь применяется мимикрия. Создается и раздувается ложный, псевдоморальный пафос, рассчитанный на чисто импульсивное – при отключенном интеллекте – сопереживание. Из несчастного парня, застрелившего виновника ДТП, в котором погибли его родители, делают народного героя, благородного мстителя, пример для подражания. Из двух девочек, убивших и ограбивших беспомощную парализованную женщину, – "первых в России применителей эвтаназии" (отчаявшаяся больная, оказывается, сама попросила девочек убить ее и сама предложила им взять за это деньги!). Одиннадцатилетняя мать и ее семнадцатилетний возлюбленный становятся прямо-таки звездами телеэкрана и газетных полос: перипетии их романа комментируются из номера в номер. Ну что тут поделаешь – желтая пресса...

Однако заметьте – у нас нет четкой границы между прессой желтой и "нормальной". Нет такой границы и на телевидении. Есть много полутаблоидов – они-то, кстати, и породили вышеприведенные "темы дня". Много телеканалов, где все это вперемешку. А дикой истории с "эвтаназией" уделили время все основные новостные программы...

Криминальным чтивом наш потребитель тоже пресытится, не насытившись, и далее ему потребуются дикие уродства ("родился мальчик с двумя головами"), извращения, ну и так далее...

Вы догадываетесь, куда ведет эта дорога?

Если бы я взялась подражать Клайву Стейплзу Льюису, автору знаменитых "Писем Баламута", я бы написала, что кабинет сатаны завален желтыми газетами. И министр у него имеется соответствующий, рогатой головой перед патроном за эту индустрию отвечающий.

Если жизнь человека даже и при внешней живости, подвижности в духовном плане представляет собой выжженную пустыню, то это запустение создавалось, как правило, в течение двух-трех поколений: человек наследовал полупустыню, так скажем, а затем окончательно разрушал и обезвоживал ее почву, убивал то живое, что худо-бедно произрастало еще в ней. Возможно ли теперь оросить и возделать эту пустыню заново? Если верить в Бога, то нет ничего невозможного.

Нужно выключить телевизор, отбросить глянцевый журнал, собрать разбросанные по квартире газеты и разом засунуть их в мусорное ведро. Затем сесть и задуматься. О своей жизни и о жизни близких...

Марина Бирюкова

Протоиерей Михаил Воробьев, настоятель храма в честь Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста Господня города Вольска:

– "Желтая болезнь" – самое мягкое из возможных название для явления, которое, кажется, насмерть заполонило современное медийное пространство, причем не только российское. Особенно удручает его глобальная распространенность в стране, где каких-нибудь четверть века назад толстые журналы зачитывались до дыр, а хорошая библиотека была предметом гордости владельца не меньше, чем сейчас последняя модель BMW.

Желтая болезнь – это хамство, которое добралось до средств массовой коммуникации. Это бесстыдство, которое, как некогда слово "человек" у босяка Сатина, стало звучать гордо, почувствовало себя хозяином жизни, смогло навязать обществу свое представление о ценностях, а точнее, об их полном отсутствии.

Чем отличается поступок среднего сына праотца Ноя, выставившего на посмеяние захмелевшего отца, от действий журналиста, который выставляет на всеобщее обозрение (по-славянски, на позорище) личную или семейную трагедию, боль и стыд и так уже до предела наказанных людей? В конце семидесятых годов на лекции по диалектическому материализму я был застигнут незаметно подкравшимся преподавателем, который ловко вытащил из-под моей парты книжку "Грядущий хам". Ее автор Д.С. Мережковский считался белоэмигрантом, и поимка с этим криминальным чтением не сулила ничего хорошего. Однако преподаватель, бросив один только взгляд на старое издание с ерами и ятями, сказал: "Ну, что вы читаете? Это уже несовременно... Этот грядущий хам давно уже сделался настоящим!"

У художника Гойи сон разума порождал чудовищ. Сон совести порождает чудовищ куда более отвратительных. Говоря о "желтой болезни", а точнее, о бесстыдстве масс-медиа, можно до бесконечности спорить о том, спрос ли рождает предложение, или то, что в изобилии предлагается бульварной прессой, формирует вкус поколения. Ясно одно: этот далеко не безобидный процесс последовательного разрушения стыда превращает человека в какое-то совершенно другое существо.

Вспомним Владимира Сергеевича Соловьева, утверждавшего в "Оправдании добра", что чувство стыда есть фундаментальный признак высшего человеческого достоинства, которое "напоминает личному сознанию, что человек не есть только факт природы". Однако, как подчеркивает философ, "это только напоминание, и от личной разумной воли зависит, воспользоваться им или нет. Прямого, реального действия это нравственное чувство... не имеет, и если его внушения остаются тщетными, то самый стыд постепенно ослабевает и наконец совсем теряется".

Утешает одно: по милости Божией, запас нравственной прочности человека достаточно велик. Сила Божия превозмогает все. Господь и из камней пустыни может воздвигнуть детей Аврааму (Мф. 3, 9). Тем же, кто еще не потерял чувство целомудрия, надлежит просто не участвовать во всеобщей вакханалии бесстыдства: не смотреть, не покупать, не обсуждать.