Псковские отцы

Памяти отца Иоанна (Ледина)

Умеет двигать горы. Отец Михаил Женочин

C ним отец Иосиф знаком c 1980 года. Будучи ещё мирянином, Михаил приезжал из Питера в глухой угол Псковщины — деревню Белая Дновского района, помогать настоятелю сельского храма, где отец Иосиф служил сначала алтарником, потом дьяконом. "Уже тогда видна была его особая любовь к Церкви, выстраданная на тяжёлом пути к свету из глубокой советской тьмы, — возвышенным слогом рассказывает о нём отец Иосиф. — На этот путь он вступил, читая Достоевского. Но настоящая встреча с Богом произошла в храме Ленинградской академии, куда он стал ходить на богослужения. Там было много молодёжи, образованные проповедники, трезвая духовная атмосфера, в которой он и формировался"…

Как же, я ещё застал ту атмосферу, когда поступил в Академию художеств в 1981 году, но в другой академии — Ленинградской духовной — проводил чуть ли не больше времени. Значит, мы с отцом Михаилом ходили тогда где-то рядом. Академический храм считался "учебным" для будущих священников и регентов церковных хоров. Но он стал "учебным" и для множества прихожан, для питерской молодёжи, воспитывавшейся на осмысленных, артикулированных церковных службах, некоторые чины которых реконструировались на основе исследований в области литургики и церковной археологии, на ярких, актуальных проповедях, читавшихся живым, современным языком. Молодой владыка Кирилл (Гундяев) принял тогда в академию целую группу московских интеллектуалов. Их потом исключили, а самого Кирилла сняли с ректорства…

Как-то в Печерский монастырь, где отец Иосиф оказался в 1982 году, приехал псковский митрополит Иоанн (Разумов) с новым ставленником. Это и был Михаил, и отец Иосиф (тогда ещё дьякон, отец Сергий) стал участником его иерейской хиротонии. Новопосвящённого иерея послали в Гдов. Тот был счастлив — это родина его предков по материнской линии. В то же время не так далеко и от его духовника, старца Николая Гурьянова, благословившего перед тем его брак с Мариной. Теперь у них четверо детей. Отец Иосиф без запинки перечисляет их имена: Андрей, Анна, Ольга, Дмитрий…

И вот мы достигаем села Верхоляне на окраине Гдова, встречаем всех, о ком услышали в дороге. Отец Михаил похож на былинного русского богатыря, могучего, добродушного, работящего. Олицетворение настоящего русского батюшки. Наряду со строгостью и крепкой мужественностью в нём много трепетной кротости, какой-то тающей нежности. Уже почти взрослые дети всё ещё льнут к нему, как младенцы. Отец Михаил приготовил к нашему приезду домашнюю баньку, а матушка Марина накрыла щедрый стол.

Когда отец Михаил прибыл сюда, в самом Гдове церкви не было. Городской церковью считался храм, находящийся рядом с Верхолянами — в Кьярове, бывшем имении графа Петра Петровича Коновницына, героя войны 1812 года. Усадебный храм достался отцу Михаилу в плачевном состоянии. Молодой батюшка энергично принялся за дело, привёл его в порядок, благоустроил дом для своей семьи.

В нём открылись и таланты краеведа. Во дворе лежат ядра пушек, в доме — множество экспонатов будущего церковного музея. Он собрал хорошую библиотеку, которую хочет превратить в общедоступную, церковную. Показывает самодельный альбом, где собраны сведения о славном роде Коновницыных, материалы о родном крае; хочет издать его.

Но главный дар батюшки — пастырский — всё не находил настоящего применения. Как разбудить народ, позабывший Бога? Из Гдова в Кьярово приезжало на службы человек тридцать, а многотысячный город фактически оставался без храма. И отец Михаил загорается желанием построить церковь в центре Гдова.

Поначалу идея показалась несбыточной. Времена наступали перестроечные, но оставались ещё советскими. Поехали с отцом Иосифом за благословением к отцу Николаю. Старец усадил гостей за стол, а отец Михаил задумался: с чего начать разговор? Тут отец Николай произносит: "Строй церковь в Гдове, строй!" Отец Иосиф руками развёл: "Ну, батюшка, мы о таком только в патериках читали!" А отец Михаил для верности спрашивает: "А в каком месте строить?" — "В крепости".

"Надо сказать, это очень поддерживало меня потом, — рассказывает отец Михаил. — Если бы мы спросили, а он ответил: храм дело хорошее, почему не построить, — это одно дело. А тут и спросить не успели, а он уже всё наперёд увидел. Вынес икону Божией Матери Державной, благословил ею на строительство. А ещё из-за печки достал пачку в жёлтой газетной обёртке. Мы потом развернули — тысяча рублей, сумма по тем временам".

Но как сдвинуть гдовских партийных чиновников? Сначала никто и слышать не хотел ни о каком храме. Но через некоторое время приходит согласие на строительство, но только на кладбище, за чертой города. Отец Михаил продолжал настаивать на своём, убеждая, что церковь в стенах древней крепости станет достопримечательностью Гдова. И вдруг — чудо, власти поддались, разрешили строительство внутри крепостных стен. Было ощущение, что гора сдвинулась с места.

Гдовская крепость — ХV века, когда-то — с храмами, часовнями и даже монастырём. Но всё было уничтожено, она стояла совершенно пустая. Раньше тут располагалась тюрьма НКВД, потом танцплощадка на костях расстрелянных. На каком месте строить храм? Академик Анатолий Николаевич Кирпичников из Института археологии каким-то образом прослышал об этом. Пригласил отца Михаила в Питер, там призвал археолога Льва Большакова (как мир Твой тесен, Господи, да это ж друг моего академического однокашника Володи Шнейдера, живущего теперь в Нью-Йорке, а сам Лёвушка сейчас священник, служит в Карелии) и строго говорит ему: "Вот дело Божие, надо помочь". Поехали копать. "Тут какое-то чувство подсказало мне, — смущается отец Михаил, — где надо начинать". Археолог согласился, и через некоторое время обнажился фундамент огромного собора ХVI века. А в алтарной части Лёвушка обнаружил на глубине остатки храма ХII века. Таким образом, дата основания Гдова отодвинулась в глубь истории на триста лет.

Отец Михаил решил, что новый храм должен быть таким же большим, как прежний. Археологи принялись реконструировать здание по фундаменту. В архиве Института истории материальной культуры отыскались обмерные чертежи собора. Питерский архитектор И. Хаустова сделала проект…

Но что потом, как достать кирпич, цемент? Где взять деньги? "Обещал помочь один богатый священник, — продолжает о. Михаил, — но обманул, жалко своих денег стало. “Я, — говорит, — копить их начал, когда тебя ещё на свете не было”. Так и сказал. Поехал я как-то к отцу Николаю. Рассказываю о делах и показываю одну общую фотографию, где среди прочих — и тот самый священник. А он вдруг про него спросил: “А это кто такой?” Я только рукой махнул: “Да так, один денежный мешок”. А отец Николай взял и перекрестил его на фотографии: “Ну, мешок, давай, развязывайся!” Возвращаюсь, а тот деньги несёт. И правда, целый мешок их у него оказался, вот такой!". Отец Михаил, обводя руками воздух, до сих пор удивляется. На них и начали покупать кирпич. Один кирпичный завод в Эстонии стал работать на строительство храма. А кирпича требовалось миллион штук — стены в некоторых местах должны были достигать полутора-двух метров толщины! Отец Михаил показывает фотографии, где его тогда ещё малые дети несут на стройку по кирпичику. Достали и медь на купола. Центральный купол украсил кованый крест работы псковского мастера Всеволода Смирнова. Так всё и устраивалось — Божьей милостью, молитвами отца Николая, помощью многих людей и трудами неутомимого отца Михаила.

Наутро отправляемся смотреть на это чудо. Вот он, собор Божией Матери Державной — первый в России храм, построенный в советское время. Самый большой на псковской земле — после Троицкого собора в Кремле. Внутри — белые стены. Среди икон — тот самый образ Божией Матери Державной. А вот и узнаваемая уже твёрдая рука Нонны, лучшей Зиноновой ученицы. Перед аналоем — кружок деревенского лоскутного коврика, какие всю жизнь плела моя бабушка. В одну из толстых стен встроена печка, тут же уютно расположилась поленница дров. Нет ощущения "новодела". Обжитой, намоленный псковский храм. Наверное, когда построили, облако светлое невидимо спустилось и осенило его благодатью.

А нашего отца Иосифа хлебом не корми — дай только послужить, даром что в отпуске. И вновь под псковскими сводами разносятся греческие песнопения. После Литургии народ долго не отпускает отца Иосифа, просит отслужить молебен, потом ещё панихиду…

Рядом с храмом — новая стройка. Это отец Михаил заканчивает огромный церковный дом, который вместит в себя и воскресную школу, и библиотеку, и церковный музей. Потом, говорит, примется за колокольню.

Старец со специфическим юмором. Отец Николай Гурьянов

Л ичную встречу со святым старцем, ушедшим из этой жизни за год до нашего путешествия, заменило свидание с его родными местами, куда мы едем с обоими батюшками, его духовными чадами. Место, где вырос угодник Божий, называется причудливо: Кобылье Городище. Это в 50 километрах к югу от Гдова. Узкая полоска земли, с трёх сторон окружённая водой — Чудского озера, большой реки Желчи и маленькой речки Кобылки.

Раньше туда можно было добраться только на тракторе, на лодке или катере. Отец Иосиф первый раз — лет двадцать назад — прилетел сюда из Пскова на маленьком "кукурузнике". "Когда самолёт делал вираж, заходя на посадку, — вспоминает он, — сердце замерло: на маленьком кусочке земли посреди воды стояла чудная белая церковь с голубыми куполами, рядом старинный дом священника, несколько деревенских изб, за ними мелкий березняк, река и болотца до горизонта". Мы подъезжаем по лесной песчаной дороге, насыпанной совсем недавно.

В этой белой церкви крестили будущего старца, здесь он с детства прислуживал в алтаре, а когда Кобылье Городище посетил митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин, держал во время Литургии посох владыки. При расставании, отправляясь на свою Голгофу, владыка сказал маленькому иподиакону: "Ну, Коля, прощай до Страшного суда". И подарил ему свой святительский крест, который отец Николай берёг всю жизнь. Один из приделов в соборе, построенном отцом Михаилом в Гдове, по благословению старца посвящён священномученику Вениамину.

Храм Архангела Михаила — древний, ХV века. Чудом он простоял неразграбленным все советские времена. Под высоким куполом — суровый образ Вседержителя. Сохранились даже огромные богослужебные книги ХVIII века. Сюда, оказывается, к отцу Иосифу приезжали его родители и здесь венчались. И родители священника Михаила Женочина тоже венчались в этом храме. Отец Иосиф прожил здесь, чувствую, лучший год своей жизни. Потом он ещё несколько раз приезжал сюда, в свой "потерянный рай". Вокруг — величественная тишина, бескрайние просторы. Благословенный покой, и лишь ветер гонит редкие низкие облака над Чудским озером. Где-то здесь, совсем рядом, происходило Ледовое побоище. Там, подальше, — остров Талабск, больше известный по имени большевистского активиста Залита.

В последние годы жизни вокруг отца Николая сложилась какая-то истерическая атмосфера, ещё более взвинтившаяся после его кончины. Меня же поразило, с каким невозмутимым спокойствием оба батюшки вспоминают о святом старце. Как будто и не уходил он вовсе, а по-прежнему пребывает на своём острове неподалёку.

"А правду говорят, что старец Николай выступал за канонизацию Распутина?" — спрашиваю я, передавая недоумение одного моего знакомого.

Отец Иосиф даже отвечать не стал, только рукой махнул: "Да кто говорит? Они его духа не знают". Я не унимаюсь: "Своими глазами видел кассету “Русского дома”. Отец Николай выходит в сени, там иконы, на столе среди них стоит фотография Распутина. Крупным планом показывают. Келейница предлагает: “Батюшка, а давайте споём”. И все начинают петь молитвы. А старец перешёл потом на какие-то колядки". "Ну, вот видишь, он же над ними незаметно посмеялся, — комментирует отец Иосиф. — Отец Николай был трезвенник и всех, приезжающих к нему со своими фантазиями, отрезвлял своими прибаутками, что называется, ставил на место. Но делал это не обидно, с любовью".

Да, я читал в чьих-то воспоминаниях, как просили благословения у отца Николая облететь вокруг границ России с иконой на самолёте и спрашивали, где взять деньги на такой проект. Батюшка ответил: "Украсть".

Но не все понимали специфический юмор старца.

Свободный и праведный. Церковный труженик Кирилл Дементьев

На одной из могил слева от храма — чёрный камень, на нём выбито: "Дементьев Кирилл Сергеевич. 1938–1994". Батюшки служат панихиду. "А кто это?" — спрашиваю. "Праведник", — отвечают в один голос.

Кирилл жил здесь при храме, в крохотном домике на берегу озера. Работал и алтарником, и сторожем, и столяром… Он умел делать абсолютно всё, и всё делал качественно, со смекалкой и любовью. Мастерил разные изделия из дерева; в доме священника стоял великолепный обеденный стол его работы. Для гдовского собора, который построил отец Михаил Женочин, сделал святой престол. Складывал печи, знал любую крестьянскую работу. Возился с лодочными моторами. Путём каких-то загадочных комбинаций с их деталями составлял из двух неработающих один работающий и устанавливал его на лодку. На ней они с отцом Иосифом плавали через широкое устье реки Желчи за грибами и клюквой в лес, раскинувшийся на противоположном берегу. Ходили за десять километров на эстонский остров Пересааре, где жили русские старообрядцы-беспоповцы; закупали там у местных рыбаков рыбу. Чудское озеро вовсе не безмятежно, однажды они попали в настоящий шторм, спаслись чудом.

Был он абсолютно не похож на всем знакомые типы церковных работников. Ни на "слишком церковных", чересчур благочестивых, блаженненьких, всем своим видом показывающих окружающим, насколько они выше их; такие моментально тушуются при появлении духовенства и превращаются в подобострастных слуг. Ни на малоцерковных, деловитых, создающих впечатление бурной деятельности, старающихся выглядеть особенно честными и порядочными людьми, при этом свысока, покровительственно относящихся к клиру. "В Кирилле я узнал поразивший меня когда-то ещё в Почаеве тип свободного церковного труженика, — вспоминает отец Иосиф. —

В нём не было и следа того рабского чувства страха перед грозным божеством, которое часто встречается у советских людей, пришедших к вере, но внутренне не освободившихся от старых комплексов, связанных с их подневольным бытием. Не было и противоположного бунтарского чувства, выражающегося в позволении себе грешить по мелочам. Часто эти чувства уживаются между собой. Кирилл же был человеком абсолютно свободным, и чувствовалось, что свободу эту он выстрадал.

Я всё время удивлялся красоте и чистоте его души, — продолжает отец Иосиф. — А ведь он не сразу пришёл к вере, к решению поселиться рядом с храмом и работать для церкви. Подробности его биографии мне не известны. Сам он о себе много не рассказывал, а я особенно не расспрашивал. Теперь жалею. Знаю лишь, что жена его умерла, остались две дочки. Младшая, красавица, жила под Москвой, и я по просьбе Кирилла ездил к ней крестить её малыша. И оказался глубоко тронут атмосферой счастья, царившей в её семье несмотря на бедность, в которой они жили".

Кирилл всего себя отдавал церкви, делал всякую тяжёлую работу. Но время от времени у него начинало колоть сердце — единственная помеха в его неустанных трудах.

"Человек, неопытный в борьбе со страстями, встретившийся с недостатками в церковной жизни, будет осуждать, стремиться силой навязать добрый порядок вещей, — продолжает отец Иосиф. — Как правило, реальной пользы в борьбе со злом такие люди принести не могут. Но Кирилл был испытан ещё в миру. И он пришёл послужить Богу в церкви, сознательно выбрав такой путь — внешне кажущийся самым лёгким, но по сути самый тяжёлый. Не случайно никто из местных жителей не стал церковнослужителем, а пришёл на это место человек издалека".

Оказывается, несмотря на величественную красоту природы и древность намоленного храма, настоятели здесь менялись очень часто. Никого не привлекали отдалённость от города и крайняя бедность прихода. Ехали как в ссылку. Женатого священника сюда особо не пошлёшь, но даже и иеромонахи, для которых это место могло бы стать аскетическим раем, старались поскорее отсюда уехать. Один из таких настоятелей-гастролёров решил разбогатеть на торговле рыбой и однажды заставил Кирилла тащить огромный груз с этой рыбой к себе в дом. Кирилл, как человек преданный и безотказный, и не подумал о своём здоровье. Тогда-то он и сорвал сердце…

На храме Архангела Михаила — золотые звёзды. Шестиконечные, "сионистские". Из-за этого один из настоятелей велел содрать их с купола. Другой потом, видно, на место вернул, теперь вот по-прежнему сияют.

Кирилла очень любил отец Николай, и тот его тоже глубоко почитал. Я спрашиваю, что ж старец не призвал себе на помощь в последние трудные годы такого человека, жившего, в сущности, рядом? "Может быть, и надо было, — вздыхает отец Иосиф. — Но отец Николай всё терпел. У каждого своя Голгофа".

Личной Голгофой Кирилла стало трудиться для Церкви, принимая в своё больное сердце церковные непорядки и искушения. Когда отец Иосиф оказался уже далеко отсюда — на Святой Земле, здесь, на берегу Чудского озера, сердце Кирилла остановилось.

"Вечная память", — торжественно поют отцы на его скромной могиле.

Победил Кощея Бессмертного. Отец Иоанн (Ледин)

Недолго довелось пробыть в чудном месте отцу Иосифу. Летом 1987 года сюда заглянул новый псковский владыка — архиепископ Владимир (Котляров), который и забрал его из гдовской глуши в кафедральный собор Пскова. Там пути отца Иосифа пересеклись с нашим последним героем. В гости к нему направляемся теперь и мы — в деревню неподалёку от Пскова.

С отцом Иосифом они подружились, когда отец Иоанн был ещё Валерием Ивановичем. Гладко выбритым, по-военному подтянутым, незадолго перед тем вышедшим в отставку майором. А отец Иосиф служил тогда в Пушкинских Горах. И Валерий Иванович приезжал к нему из Пскова. "В его душе преобладали совершенно невоенные, я бы даже сказал, несоветские черты. Какая-то мягкость, доброжелательность, чистота. Валерий Иванович только входил в атмосферу Церкви, пользуясь обретённой свободой. Но трезвости суждений не терял, в людях разбираться умел", — вспоминает отец Иосиф.

А в кафедральном соборе царила тогда мерзость запустения. Староста по прозвищу Кощей Бессмертный (за преклонный возраст и костлявость) большую часть дохода присваивал себе, деля её с уполномоченным и приближёнными. Встал вопрос о том, чтобы выбрать нового старосту. Архиепископ Владимир дал своё благословение. Валерий Иванович стал первым кандидатом на это место и был избран на собрании. Но не так-то легко оказалось сместить Кощея. Уполномоченный по делам религии только на третий раз, и то благодаря приезду московского журналиста, признал результаты выборов.

Ещё в армии Валерий Иванович старался всегда поступать по совести. На этой почве возникали постоянные столкновения с начальством, продержавшим его майором до пенсии. Он обладал тонким чутьём истины, которое не подводило его и тогда, когда он попал в церковную среду. "Я только удивлялся, как он быстро сумел разобраться во многих сложных проблемах. Особенно нелёгкими были вопросы межконфессиональных отношений, но Валерий Иванович вырос здесь в подлинного вселенского христианина", — говорит отец Иосиф.

Началось возрождение псковского собора. Валерий Иванович как опытный строитель (это была его военная специальность) стал постепенно приводить Кремль в порядок. В соборе убрали холм перед алтарём, наладили дренаж, и в нижнем зимнем храме стало наконец сухо. Начали его реставрацию по проекту отца Зинона, который написал иконы для иконостаса. На Троице заблистали золотом новые купола, появившиеся на месте старых, из серого мессершмиттовского железа. Преобразились ризница и многие постройки в псковском Кроме.

Но внешнее украшение, поощряемое церковным начальством, его уже не удовлетворяло, он стремился к глубокой духовной жизни. И когда власти вернули Церкви храм Иоанна Предтечи и много достойных людей собрались там в общину, возглавляемую отцом Зиноном, Валерий Иванович оставил престижную должность соборного старосты и перебрался на противоположный берег реки Великой.

Постепенно времена менялись, и Валерия Ивановича пригласили работать в псковскую городскую администрацию, в отдел по церковным связям. На этом месте он успел сделать немало, главное — помочь передаче Церкви древнего Спасо-Преображенского Мирожского монастыря. Когда же монастырь открылся и архимандрит Зинон был поставлен его игуменом, Валерий Иванович ушёл помогать ему в возрождении обители.

Там, в Мирожском монастыре, он принял постриг с именем Иоанн, вступив на путь монашества по договору со своей супругой, поэтессой и музыкантом Татьяной Дубровской. Отец Иоанн стал первым помощником архимандрита Зинона во всех его делах. За это и пострадал незаслуженно. Отца Иоанна даже не было в Пскове, когда отец Зинон разрешил итальянскому гостю, католическому священнику, отслужить Мессу в часовне монастыря и принял вместе с ним причастие. За это на всемирно известного иконописца местной церковной властью были наложены суровые прещения. А заодно — и на двух его монахов. Отец Иоанн был одним из них…

"Я вас почему-то другим себе представлял, — радостно обнимает меня при встрече отец Иоанн, — важным таким господином". Да и я его тоже — в нём при всём желании уже невозможно узнать бывшего советского офицера, которого в своё время враги из команды Кощея иначе, чем "майором", не называли. Огромной бородой, всем своим обликом он скорее напоминает героя книг Лескова или Шмелёва. Замечаю у него фотографию Папы Иоанна Павла II, среди икон — образ святой Терезы Малой. С отцом Иосифом они сразу как прилипли друг к другу, не могут наговориться. Вечером я с женой и детьми отправляюсь ночевать в Псков, а отца Иосифа мы оставляем в доме отца Иоанна — для задушевной беседы на всю ночь.

На другой день едем на запад, в Псковско-Печерский монастырь, где и состоялась наша "невстреча" с отцом Иоанном (Крестьянкиным). На обратном пути делаем крюк, чтобы заехать в деревню Гверздонь, где отец Зинон строит церковь. Я не особенно представляю себе путь туда, но первый попавшийся местный житель уверенно объясняет дорогу к иконописцу. Поворот к Гверздони неожиданно оказывается отмеченным "христианским" дорожным знаком — аккуратным крестом, означающим "пересечение со второстепенной дорогой". Увы, здесь нас ждёт ещё одна "невстреча" с той же формулировкой: "Его нет, он уехал в Эстонию".

Но не бывает худа без добра — возвращаемся к отцу Иоанну. Ещё на один вечер, ещё на одну ночь разговоров, как будто предчувствуя, что через несколько месяцев его не станет…

"Обычно люди, пришедшие к Богу в преклонном возрасте, ищут в церковной жизни укромный уголок, где можно тихо отсидеться на пенсии, спокойно дожить, решая свои личные проблемы, — уже после его ухода говорит по телефону из Греции отец Иосиф. — Отец Иоанн прожил остаток жизни вместе с Церковью и за сравнительно короткий срок стремительно вырос духовно, став настоящим воином Христовым. Мы скорбим, год прошёл, боль не утихает. Но Бог призвал его, видно, потому, что он уже созрел, достигнув возраста Христова".

Наверное, Господь привлёк его к строительству Небесного Иерусалима.

Между тем отпускная неделя заканчивается. На обратном пути заезжаем в заповедные Пушкинские Горы. Исколесили чуть ли не всю Псковщину, а не побывали ни в Теребенях, где отец Иосиф служил священником, ни ещё в нескольких его псковских местах.

Но всё же — сколько светлых людей, чудных праведников успели мы навестить и вспомнить благодаря отцу Иосифу. На таких людях и держится земля псковская, русская. И вообще земля.

Псков — Москва
2003–2005