Военные и священники – казалось бы, их разделяет пропасть. Хотя до революции армейские священники были обычным явлением. Сейчас эту традицию, которая не прервалась в других странах, стремятся возродить и в нашей стране.
Смогут ли священники помочь армии избавиться от старых бед? Как совмещаются ряса и суровые военные будни? И доверяют ли призывники священнику больше, чем офицерам? За ответами мы обратились к клирику храма Покрова Пресвятой Богородицы, что в Копейске, руководителю отдела Челябинской епархии по взаимодействию с вооружёнными силами, правоохранительными органами и системой исполнения наказания иерею Павлу Марухе.
Стройбат – это не страшно
– Наверняка вас на этот пост в епархии поставили не случайно – и прежде имели отношение к армии?
– Я вообще-то 21 год отслужил и звание подполковника имею. Срочную службу проходил в стройбате в Брянске. И хотя сейчас рассказывают о стройбатах всякие ужасы, у нас дисциплина была на высоте. Прапорщиками служили проштрафившиеся офицеры из самых разных родов войск – лётчики, моряки, даже разведчики. Чтобы заслужить прощение, гоняли они нас немилосердно! Помнится, шагаем мы по плацу, только ногу подняли, а прапорщик курить уходит. И нет его минут 20! Тут уж друг друга поддерживаем, а ногу держим. В другой раз отправились строем кино смот-
реть. И показалось прапорщику, что как-то плохо мы пели – в итоге нас разворачивают и заставляют маршировать всё то время, пока наши товарищи в кинотеатре были...
Уже в качестве офицера я служил в Карталах, в ракетной дивизии. У меня инженерное образование. Был офицером по социальной работе. Служил, пока дивизию не расформировали. До сих пор в памяти, как приезжали к нам американцы на торжественную церемонию ликвидации одной из пусковых шахт. Соорудили такую имитацию пускового устройства, американский офицер на неё нажимает и улыбается, а у нас слёзы в глазах стоят. Всё-таки столько труда мы в эти шахты вложили!
– Чувствуется, что об армии вы вспоминаете с теплотой...
– Это правда. И я не помню каких-то вопиющих случаев дедовщины, контроль за этим был гораздо жёстче. Конечно, земляки кучковались, но не более того – национальный вопрос никогда не педалировался. Поверьте, я знаю, о чём говорю, – я ведь родом из Сумгаита, где уже во время перестройки произошли кровавые столкновения. Но во времена моих детства и юности все жили в мире.
– Неужели всё было так идеально – сплошь боевое товарищество?
– Притворяться в армии трудно, все качества на поверхности. Всякое, конечно, бывало... Один сослуживец отличался большой жестокостью, никто его не любил. После его отправили в Афганистан, и очень скоро он вернулся обратно в цинковом гробу. Говорили, что его мог и кто-то из наших подстрелить. В той кампании так нередко сводили счёты.
– Вы упомянули, что были офицером по социальной работе. Теперь вы священник. В то время перед советскими офицерами ставились и идеологические задачи – нет ли противоречия с вашим нынешним саном?
– Скажу больше, я даже был секретарём комитета комсомола. Нет, противоречия не вижу и ничего не стыжусь. Тогда о здоровье нации заботились больше, и среди молодёжи было немало таких, кого можно назвать истинно православными, в отличие от нынешних молодых людей, которые лишь формально верующие. Поэтому мне странно, когда сейчас обвиняют нашу армию. Какое общество, такая и армия. А общество у нас больное, всем правят деньги.
Когда и мазь не поможет
– В каждой части, в колонии есть психологи. Не ревнуют ли они своих подопечных к вам?
– У нас разные подходы. Кстати, книги по психологии я тоже читаю, но мало что нового из них вынес. Психологи очень часто действуют подобно тем врачам, которые, когда к ним приходит больной с экземой, просто выписывают мазь – мол, мажь-мажь, и пройдёт. А истинный целитель должен понять, откуда вообще взялась экзема, где причина болезни.
– В армии у нас, как известно, служат и мусульмане. Бывали ли случаи, что они к вам обращались за помощью?
– Бывало. К сожалению, и у мусульман встречается лишь показная религиозность. Эти солдаты и Коран в руках не держали, но отказываются пол мыть – дескать, это оскорбляет мои убеждения. Между тем я знал двоих очень верующих солдат-мусульман, которые хорошо знали Коран – так вот, они полы мыли и от другой работы не отказывались.
Понимаете, верой ведь часто спекулируют. И это не только моё мнение. Однажды в части произошла драка ингушей с дагестанцами. Чтобы уладить дело, приезжал даже президент Ингушетии. Я запомнил его слова: "Молодёжь на Кавказе уже давно не такая, как прежде, – сказал он с грустью. – Старших никто не слушает".
Но, подчеркну, мусульмане ко мне обращаются, хотя отношение, конечно, разное. И не только в армии. Помнится, совершал я как-то кропление святой водой в колонии, так один мусульманин так шарахнулся в сторону, лишь бы капля не попала! А другой, наоборот, благословения попросил.
– А может ли священник победить такое зло, как дедовщина?
– В меру сил. Я сам служил долго, поэтому по косвенным признакам вижу, кого обижают. Например, парень недавно только призван, а переводы ему идут один за другим. Ясно же, что у него деньги вымогают! Я однажды встал перед строем с кучей этих переводов, порвал и заявил: "Никто этих денег не получит!" Кстати, солдаты нередко подслушивают, если кто-то приходит ко мне для разговора. Я иногда даже намеренно провожу беседы, что называется, подальше от чужих ушей – дали солдату задание прибрать в штабе, так у нас вся беседа от казармы до штаба на ходу происходит.
– Не секрет, что суицид стал настоящим бичом нашей армии. Вы пытаетесь выявить такие настроения и их предотвратить? Ведь самоубийство считается страшным грехом – возможно, осознание этого постулата остановит многих солдат от рокового шага?
– Конечно, такая работа ведётся. Исходя из собственного опыта, скажу, что сельские ребята более приспособлены к службе и жизни вообще. С городскими сложнее. Сейчас они очень замкнуты в своём мире, дни проводят перед компьютером, в Сети или за играми, а потом их вырывают из привычного окружения, из семьи. Не могу сказать, что в беседах я как-то напираю на религиозное мировоззрение, на рассказы о грехах. Поверьте, иногда достаточно тёплого и искреннего разговора, чтобы призывник осознал, что и тут к нему относятся как к человеку.
"Вы – в храм, вы – землю копать!"
– По вашему мнению, введение института военного духовенства может изменить ситуацию в армии в целом к лучшему?
– Наша армия к этому не готова. От командования многое зависит. Есть толковые командиры, но есть и такие, которые будут командовать: "Так, вы – в храм, а вы – землю копать!" Тут-то сразу, конечно, все православными сделаются! Кстати, то же происходит и в колонии, где нередко богослужения посещают лишь для того, чтобы избежать каких-то обязанностей. А за порогом тюрьмы вся вера у них и заканчивается.
– То есть вся проблема только в людях?
– Сложностей много. Скажем, в распорядке дня нет места для армейского священника, всё расписано очень плотно. Непонятно также, кому он будет подчиняться. Пока мы говорим с армейским начальством на равных. Есть также опасность, что все ЧП – и суицид, и конфликты – будут ставить в вину священникам. Да даже чисто технические вопросы не обговорены – за чей счёт будут покупать облачение, кстати, недешёвое? Пока армия обещает только зарплату платить.
– А офицерам армейский священник может помочь?
– Мне и приходится сейчас беседы проводить с офицерами. Ситуация сложная, идёт сокращение армии. А ведь многие набрали себе кредитов, повязаны по рукам и ногам, у них семьи, дети. Есть опасения, что возможен рост суицида и среди офицеров. Стараемся это предотвратить. Надеюсь, у меня получается – я ведь не только священник, но и офицер. И форму свою храню до сих пор – правда, не влезаю. Только китель накидываю два раза в год – 23 февраля и в День ракетных войск.
Досье
Родился 28 октября 1962 года в Сумгаите Азербайджанской ССР. Окончил в 1988 году Харьковское высшее военно-командное инженерное училище ракетных войск стратегического назначения. С 2005 года посвятил себя духовному служению.
Источник: Аргументы и факты
