Проект создания Русского духовного и культурного центра на набережной Бранли в Париже не может не порадовать сердце православного русского человека, живущего во Франции. Мы с благодарностью вспоминаем инициативу покойного Патриарха Алексия II, ведь именно ему в значительной мере принадлежит эта идея, и он лично отстаивал её в Елисейском дворце перед президентом Саркози.
Известно, что приблизительно из ста десяти проектов, представленных жюри Международного архитектурного конкурса (в котором было четыреста сорок четыре участника) в конце первого тура были выбраны десять лучших и обнародованы в соответствии с Регламентом конкурса. По завершении второго тура 14 марта, будет назван его лауреат. Жюри состоит из пятнадцати членов, в числе которых с французской стороны министр культуры Франции Фредерик Миттеран, представители Елисейского дворца и мэрии города Парижа.
Весьма прискорбно, что среди десяти финальных проектов один уже почти признан лауреатом – проект архитектора Мануэля Яновского (испанца, родившегося в Самарканде в 1942 году) из группы "Sade Architecture". Проект этот был заранее выделен, скорее, благодаря усилиям крупных агентств и авторским архитектурным находкам, способным привлечь внимание жюри, чем в соответствии с каноничностью и духом православной церковности. Упомянутые десять проектов создали четыре российские группы, четыре французские и две смешанные русско-французские. За исключением, пожалуй, двух русских проектов, Ленока и Филиппова-Мирофанова, проектов традиционных, но довольно пресных все они объединены тем, что превращают создание православного храма в чисто формальную игру: то, предлагая со всех сторон закрыть его в стеклянную оболочку, то гипертрофированно развивая лишь один составной элемент архитектуры храма в ущерб всем остальным.
Следует заметить, что не существует церквей "классического" типа, что, напротив, православная архитектура характеризуется присущей ей способностью приспособления к географии и истории, включения во весь диапазон местности, гармонии с лучшим, что царит в самом духе местности. XIX-й и XX-й века дают множество примеров этой способности к адаптации, которая никогда не приводила к противоестественности, напротив, она способствовала укоренённости в окружающей среде. Собор св. Александра Невского в Париже, собор святителя Николая в Ницце, храм-памятник святого Иова в Уккле под Брюсселем, Успенский собор в Хельсинки, православная церковь во Флоренции – все они увязаны с топографическим субстратом, с духом местности, с genius loci. Ибо православный храм никогда не являл собой бесплотную идею, он является воплощением евангельской любви в своих объёмах, плане и вертикальной проекции, в расположении, пропорциях и декоре.
Увы, ничего подобного нет в проектах, подчинённых деспотизму одной из идей современной архитектуры, в нашем случае, идеи десакрализации. В самой сути православного зодчества нет никакой неприязни к материалам и современным формам, однако чувство сакрального, сдержанность в величии, возвышенность в скромности не должны оказаться в ловушке. Ибо принцип оболочки, или стеклянного саркофага, заключающего в себе храм, разрушает восприятие храма, всех его основных частей, каждая из которых, начиная от эпохи святого Константина Великого в IV веке связана со всеми остальными, с целым, и со своими глубочайшими символическими значениями. Принцип крайнего упрощения объёмов и форм, подчинённых агрессивным линиям сооружения, еще более вносит разлад между реализацией ("становлением в реальности") и бесплотной схематизацией. В этом случае формы, которые символизируют храм (купола, паперти и пр.), не укоренены в реальности. Данные проекты могут быть реализованы повсюду, в соответствии с эстетикой Мис ван дер Роэ и международного стиля. По крайней мере, Мис ван дер Роэ имел талант. Но упомянутые оба решения в проекте-лидере ведут к фатальному отъединению храма от верующего, к превращению церковного здания в объект нескончаемого любопытства вместо того, чтобы стать объектом почитания. Плохо понятая современность непоправимо превращает храм в артефакт. Стеклянная оболочка – это грубое упрощение в трактовке объёмов и форм, которое ведёт к тому, что мы видим некую идею храма, а вовсе не храм. А что тогда сказать о дворце Альма, бывших конюшнях Наполеона III, который отнюдь не принят автором во внимание, тогда как будущий собор и православный центр тесно соседствует с этим дворцом?
Технические требования к архитектурным проектам определяют (на стр. 4), что православный храм "должен быть создан в согласии с духом недавних знаковых проектов на набережных Сены (Институт Арабского Мира, Дом Японии и Музей первоначальных искусств)". Арабский институт Жана Нувеля был построен в 1987 году и по архитектурной концепции уже вошёл в историю архитектуры. Однако следует заметить, что все три названные здания на набережной Сены, использующие на уличных фасадах стеклянную оболочку, вовсе не принадлежат к религиозному зодчеству.
Будем надеяться, что создание этого уникального свидетельства о православной русской Церкви посреди одной из самых красивых панорам французской столицы, будет связано с русской архитектурной традицией, столь богатой и способной столь глубоко укорениться на чужой земле (везде укореняется "интернациональный стиль"), ибо "дух веет, где хочет". Будем верить, что принцип удушающей и десакрализирующей оболочки будет отвергнут. Пожелаем, чтобы Россия утвердила своё видение храма, сакральное и традиционное, даже во враждебном контексте полного обмирщения и приуменьшения положительного восприятия христианства.
Опубликовано на сайте Корсунской епархии Московского Патриархата (Франция): http://www.egliserusse.eu/blogdiscussion/Le-projet-de-cathedrale-russe-a-Paris-vision-intellectualiste-contre-vision-incarnee_a1461.html
Пер. с фр. V.B.
