Сказку А.С. Пушкина "О попе и работнике его Балде" в редакции Жуковского – "Сказка о купце Остолопе и работнике его Балде" издали в кубанском Свято-Троицком соборе города Армавир. Впервые сказка про купца Остолопа была опубликована в 1840 году. Версия "О попе и работнике его Балде", была напечатана в 1882 году в собрании сочинений Пушкина под редакцией Ефремова.
Переиздание текста Жуковского вызвало широкое обсуждение, за комментарием редакция портала "Православие и мир" обратилась к известному пушкинисту, доктору филологических наук, профессору Дмитрию Павловичу Ивинскому.
Прежде всего, речь идет о публикации сказки, которая была осуществлена Жуковским в девятом томе посмертного собрания сочинений Пушкина в 1841 году. Совершенно ясно, что по цензурным условиям (думаю, что творческие проблемы были для Жуковского на втором плане) эта сказка, в которой в не вполне ожидаемом виде представало духовное лицо, напечатана быть не могла. И, собственно говоря, вариант Жуковского – это вариант вынужденный. Примерно так же Жуковский поступил для того, чтобы можно было напечатать петербургскую повесть "Медный всадник": там тоже были изъятия.
В републикации варианта Жуковского я лично не вижу ничего плохого.
Почему нет?
В конце концов, это Пушкин и Жуковский. Соавторство, на которое Пушкин явно не рассчитывал; да, оно оказалось вынужденным. Вот другое дело: как это сейчас напечатано и как это можно печатать?
С моей точки зрения, если печатается редакция Жуковского, то об этом необходимо сообщить в самом издании. В новом издании надо указать, что это редакция Жуковского – редакция 1841 года.
У нас нет никаких сомнений в аутентичности пушкинского текста, и нет никаких сомнений в том, что правка 41 года – это именно правка Жуковского. Это давно установлено, и это действительно так, как бы мы ни относились к этой сказке, к ее героям, к тому, что хотел сказать Пушкин и так далее.
Теперь что касается ценности. Как понимать ценность? Если ценностью для нас является прежде всего аутентичность текста, и мы по тем или иным причинам не склонны придавать особого значения его идеологической нагрузке, которую, впрочем, надо обсуждать отдельно – это сложный текст, и он вряд ли может быть сведен к каким-то прямолинейным интерпретациям, например, к некоторым интерпретациям советского времени, согласно которым Александру Сергеевичу просто захотелось написать, так сказать, антиклерикальную вещь. Я думаю, что реальность значительно сложнее.
Так вот, если мы считаем ценным именно исходный, подлинный, авторский текст, то тогда, конечно, мы должны печатать именно его. Если же речь идет об эстетических оценках – это дело вкуса. Ритмика стиха пострадала, но не так уж значительно.
Есть еще одна проблема: на протяжении приблизительно 60, даже 70 лет, с 1841 года и вплоть до того времени, когда уже в эпоху исторического и диалектического материализма был напечатан, наконец, пушкинский текст, вся Россия читала именно редакцию Жуковского. Эта редакция стала культурным фактом. И дело не только в том, что это печаталось и перепечатывалось в разных изданиях, кроме нескольких заграничных, где как раз пушкинский текст восстанавливался, по крайней мере, частично. Дело в том, что это огромное море цитаций, это многочисленные комментарии литературных критиков, публицистов, специалистов по творчеству Пушкина и так далее. Хотим мы этого или нет, редакция Жуковского вошла в культуру.
В остальном это, конечно, дело вкуса, индивидуальных представлений о границах допустимого/недопустимого. Но мне трудно себе представить человека, которого сейчас может шокировать Пушкин. Эта сказка вряд ли входит в ряд тех произведений, которые могут нанести сугубый вред душевному здоровью.
Другое дело, что ее надо уметь читать. Сказки Пушкина – вообще тексты в значительной мере закрытые. Они сложны. И боюсь, что очень мало адекватных прочтений этих вещей существует на сегодняшний день.
Так или иначе, я не очень понимаю, почему вокруг этого издания возникла такая шумиха. Я посмотрел то, что печатается в Интернете: диапазон оценок исключительно широк – от благодушного равнодушия до неподдельной ярости. Постановка вопроса была и такая: мы возвращаемся в реалии 1841 года, в эпоху Николаевской реакции, когда не могли печатать Пушкина в его подлинном виде. Я думаю, что пока все не так страшно, и весь вопрос для меня заключается не в информационном поводе для каких-то журналистских сюжетов, а просто в том, как это напечатано. Если есть указание на то, что печатается именно редакция Жуковского, этого достаточно, почему нет?
Что касается маленьких детей, то многие из них довольно памятливые. И в том, что они запомнят сказку в таком варианте, большой беды с моей точки зрения. Но они ведь будут взрослеть и в какой-то момент могут выяснить, что им не совсем точно охарактеризовали источник сказки, которая, вроде бы, им так хорошо знакома... Или не выяснят, такое тоже возможно. Других проблем я здесь не вижу.
Когда Жуковский правил "Медного всадника" и когда он правил "Сказку о Попе и работнике его Балде", он и не думал вступать в творческое соревнование с Пушкиным. Он исходил не из того, что А. С. Пушкин по тем или иным причинам решил испортить русский литературный язык, и не из того, что подготовка собрания сочинений покойного друга требует какого-то соревновательного момента, а просто из того, что есть определенные цензурные препятствия, и их нужно обойти. Вопросы творческие для него были при этом второстепенными.
Я бы предпочел познакомить детей с обоими вариантами, но при этом, разумеется, объяснил бы, что есть вариант пушкинский, подлинный, авторский, а есть вынужденная цензурно-ответственная редакция Жуковского, но не попытался бы скрыть эту последнюю от внимания своих Записала Любовь Макарова
Дмитрий Павлович Ивинский: доктор филологических наук, профессор филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, автор книг "Александр Пушкин и Адам Мицкевич в кругу русско-польских литературных и политических отношений" (Вильнюс, 1993), "Князь П.А.Вяземский и А.С.Пушкин" (М., 1994), "Пушкин и Мицкевич: Материалы к истории литературных отношений" (М., 1999), "Пушкин и Мицкевич: История литературных отношений" (М., 2003) и статей о русской литературе XIX в., в т.ч. о творчестве П.А. Вяземского, Н.В.Гоголя, А.С.Грибоедова, А.С.Пушкина, Ф.И.Тютчева.
СКАЗКА О КУПЦЕ КУЗЬМЕ ОСТОЛОПЕ И РАБОТНИКЕ ЕГО БАЛДЕ
Жил был купец Кузьма Остолоп
По прозванью осиновый лоб .
Пошёл Кузьма по базару
Посмотреть кой-какого товару.
На встречу ему Балда
Идёт сам не зная куда.
"Что, дядюшка, так рано поднялся?
Чего ты взыскался?"
Кузьма ему в ответ: "Нужен мне работник:
Повар, конюх и плотник.
А где найти мне такого
Служителя не слишком дорогого?"
Балда говорит:
"Буду служить тебе славно,
Усердно и очень исправно,
В год за три щелчка тебе по лбу ,
Есть же давай мне варёную полбу".
Призадумался наш Кузьма Остолоп ,
Стал почёсывать лоб .
Щелчёк щелчку ведь рознь –
Да понадеялся на русский авось.
Кузьма говорит Балде: "Ладно,
Не будет нам обоим накладно,
Поживи-ка на моём подворье,
Окажи своё усердье и проворье.
* * *
Живёт Балда в купеческом доме,
Спит себе на соломе,
Ест за четверых,
Работает за пятерых,
До света всё у него пляшет,
Лошадь запряжёт, полосу вспашет,
Печь затопит, всё заготовит, закупит,
Яичко испечёт, да сам и облупит.
Хозяйка Балдой не нахвалится,
Их дочка Балдой лишь и печалится,
Сыночек их зовёт его тятей:
Кашу заварит, нянчится с дитятей.
Один Кузьма лишь Балду не любит,
Никогда его не приголубит,
О расплате думает частенько;
Время идёт и срок уже близенько.
* * *
Кузьма не есть, не пьёт, ночь не спит.
Лоб у него заранее трещит.
Вот он жене признаётся:
Так и так, что делать остаётся?
Ум у бабы догадлив,
На всякие хитрости повадлив.
Хозяйка Кузьме говорит: "Знаю средство,
Как удалить от нас такое бедство:
Закажи Балде службу, что-бы стало ему не в мочь;
А требуй, что бы он её исполнил точь-в-точь".
* * *
Стало на сердце у Кузьмы веселее,
Начал он глядеть на Балду посмелее.
Вот он кричит: "Поди-ка сюда,
Верный мой работник, Балда!
Слушай: Платить обязались черти
Мне оброк до самой моей смерти,
Лучшаго-б не надобно дохода,
Да есть на них недоимки за три года.
Как наешься ты своей полбы,
Собери-ка с чертей оброк мне полный".
* * *
Балда с Кузьмой понапрасну не споря,
Пошёл, да и сел у берега моря;
Там он стал верёвку крутить,
Да конец ея в море мочить.
Вот из моря вылез старый бес:
"Зачем ты, Балда, к нам залез?"
"Да вот верёвкой хочу море морщить,
Да вас, проклятое племя, корчить".
Беса старого взяла тут унылость.
"Скажи, за что такая немилость!"
"Как за что? Вы не платите оброка,
Не помните положеннаго срока.
Вот ужо будет нам потеха,
Вам, собакам, великая помеха".
– Балдушка, погоди ты морщить море:
Оброк сполна ты получишь вскоре,
Погоди, вышлю тебе внука". –
Балда мыслит: "Этого провести не штука!"
* * *
Вынырнул подосланный бесёнок,
Замяукал он, как голодный котёнок.
"Здравствуй, Балда мужичек!
Какой тебе надобно оброк?
Об оброке век мы не слыхали,
Не было чертям такой печали:
Ну, так и быть, возьми, да с уговору,
С общаго нашего приговору.
Чтобы вперёд не было никому горя:
Кто скорее из нас обежит около моря,
Тот и бери себе полный оброк,
Между тем приготовят там и мешок".
Засмеялся Балда лукаво:
– "Что ты это выдумал, право?
Где тебе тягаться со мною,
Со мною, самим Балдою!
Экаго послали супостата!
Подожди-ка моего меньшаго брата?!
* * *
Пошёл Балда в ближайший лесок,
Поймал двух зайцев да в мешок.
К морю опять он приходит;
У моря бесёнка находит.
Держит Балда за уши одного зайку:
"Попляши-ка под нашу балалайку;
Ты бесёнок, ещё молодёнок,
Со мною тягаться слабёнок
-Это было бы лишь время трата.
Обгони-ка сперва моего брата!"
Пустились бесёнок и зайка;
Бесёнок по берегу морскому,
А зайка в лес до дому.
Вот море кругом обежавши,
Высунув язык, мордку поднявши,
Прибежал бесёнок, задыхаясь,
Весь мокрёнок, лапкой утираясь,
Мысля: дело с Балдою сладить.
Глядь, а Балда братца гладит.
Приговаривает: "Братец мой любимый,
Устал, бедняжка! Отдохни, родимой!"
Бесёнок оторопел,
Хвостик поджал, совсем присмирел.
На братца поглядывает боком.
"Погоди", говорит "схожу за оброком".
* * *
Пришёл к деду: говорит: "Беда!
Обогнал меня меньшой Балда!"
Старый бес стал тут думать думу:
А Балда наделал такого шуму,
Что всё море смутилось,
И волнами так и расходилось.
* * *
Вылез бесёнок: "Полно, мужичек,
Вышлем тебе весь оброк;
Только слушай: видишь ты палку эту?
Выбери себе любую мету,
Кто дале палку бросит,
Тот пускай и оброк уносит.
Что-ж, боишься вывихнуть ручки?
Чего-ты ждёшь?" – "Да жду вон той тучки,
Зашвырну туда твою палку,
Да и начну с вами, чертями, свалку".
Испугался бесёнок, да к деду,
Разсказывать про балдову победу;
А Балда над морем шумит,
Да чертям верёвкой грозит.
* * *
Вылез опять бесёнок. "Что же хлопочешь?
Будет тебе оброк, коли захочешь!"
"Нет", говорит Балда,
"Теперь моя череда –
Условие сам назначу,
Задам тебе, вражёнок, задачу.
Посмотрим, какова у тебя сила!
Видишь, там сивая кобыла?
Кобылу подними-ка ты,
Да снеси её пол версты;
Снесёшь кобылу – оброк уж твой;
Не снесёшь кобылы – он будет мой".
Бедненький, бес
Под кобылу подлез, понатужился,
понапружился
Приподнял кобылу, два шага шагнул,
На третьем упал, ножки протянул.
* * *
А Балда ему: "Глупый ты бес,
Куда ты за нами полез?
И руками-то снести не смог,
А я, смотри, снесу промеж ног".
Сел Балда на кобылу верхом,
Да версту проскакал так что дым столбом.
Испугался бесёнок, и к деду
Пошёл рассказывать про такую победу.
Делать нечего, черти собрали полный оброк
Да на Балду взвалили мешок.
* * *
Идёт Балда, покрякивает,
А Кузьма , завидя Балду, вскакивает,
За хозяйку прячется,
Со стражу корячится.
Балда его тут отыскал,
Отдал оброк, платы требовать стал .
* * *
Бедный купец Кузьма Остолоп
Подставил лоб ...
С первого щелчка
Прыгнул Кузьма до потолка,
Со второго щелчка
Лишился Кузьма языка,
А с третьего щелчка
Выбило ум у старика.
А Балда приговаривал с укоризной:
"Не гонялся бы ты, Кузьма, за дешевизной!"
Источник: Православие и мир
