В 1649 году группа религиозных пуритан отрубила голову английскому королю Карлу I, что в итоге привело к английской буржуазной революции 1688 года; французы, воодушевленные идеями атеистов Вольтера и Дидро, казнили короля Людовика XVI через четыре года после начала буржуазной революции 1789 года.
Английские секуляристы (лаицисты) не были борцами против религии, они занимали промежуточную позицию между религией и атеизмом. С тех пор, как король Генрих VIII отделил англиканскую церковь от Рима в 1534 году, а церковь и духовенство от политики, это не мешало верующим заниматься политикой, если они имели политические воззрения. То же самое произошло при пуританской революции (часть пуритан бежала в Северную Америку в 1620 года, спасаясь от гнета английского короля, и осела там), богатые землевладельцы и торговая буржуазия (парламент) восстали против короля и аристократии и сумели в 1688 году установить конституционную монархию.
Во Франции секуляристы (их название происходит от словосочетания 'век света') основывались на противостоянии церкви, сросшейся с абсолютизмом, предприняли совместно с революционерами - Робеспьером, Маратом и Сан Жюстом - попытку заменить христианство новой религией 'религией разума'. За этим последовала диктатура, империя Наполеона, якобинство, либерализм, затем пришли правые и заключили мир с церковью и религией. То же самое мы наблюдаем у британских либералов и лейбористов.
Все это нашло отражение в судьбе английского и французского колониализма. Если привести изречение Редьярда Киплинга, 'бремя белого человека' не ограничивалось тем, что Лондон решал в своих колониях политические вопросы и вопросы безопасности, управлял экономикой колоний, он еще выполнял цивилизационнцую миссию - насаждая свою культуру он не был враждебен местным культурным традициям. За редким исключением, не трогал он и местную социальную структуру. Что касается французов, то они весьма активно использовали культурный фактор в своей колониальной политике.
Во всех французских колониях, в том числе в мусульманском мире, мы наблюдаем враждебность к конкретной религии - исламу. Эта враждебность объединила безбожника Эрнеста Ренана и иезуита Анри Ляминса. В их книгах об исламе мы обнаруживаем единый отрицательный взгляд на ислам. Возможно, объяснение этому следует отнести к событиям 732 года, когда мусульманские войска дошли до центра Франции. Англию это вторжение миновало - ее защищали моря; Испания, Италия и Франция противостояли наступательному движению исламских завоевателей на север, которое окончательно захлебнулось, когда потерпела поражение османская блокада католической Вены в 1683 году. Англия же после поражении испанской Великой армады в 1588 году в течение двух последующих веков направляла свои усилия на захват Нового света, затем на Индию и морские пути вокруг Африки, пока наполеоновская экспансия не повернула ее в сторону южного и восточного Средиземноморья.
У Лондона в Египте и у Парижа в Алжире наблюдается две противоположные тенденции во взаимодействии с местными культурными и общественными реалиями. Обращает на себя внимание тот факт, что французская политика, близкая арабам, начинается только при генерале Де Голле в 1967 году. Возможно, это объясняется стремлением французского руководства преодолеть последствия своих поражений в Суэце и Алжире. Однако мы не находим продолжения этой тенденции в сфере отношения французов к исламу и мусульманству и их отношения к мусульманской общине во Франции. В тоже время политические противоречия Лондона (который был радетелем образования еврейского государства в Палестине) и Вашингтона с арабами не привели их к культурной враждебности исламу и мусульманам не только до 11 сентября, но и в последующий период.
Проблема хиджаба (также чадра, паранджа - покрывало, накидка, надеваемые женщинами-мусульманками при выходе на улицу и скрывающие лицо и руки. Первоначально его должны были носить жены пророка Мухаммеда, потом - все свободные мусульманки - прим. пер.) во Франции высветила эти различия. Обращает внимание то единодушие политических, а за ними и социальных кругов во Франции на проблему запрещения хиджаба, которая объединила все политические силы от крайне правых до крайне левых. Это показало голосование в Национальном собрании по вопросу о запрещении хиджаба. В то же время события 11 сентября не привели к разжиганию в США на официальном или общественном уровне истерии против ислама, как это случилось, например, после Перл Харбора в отношении японцев или в 50-е годы, в эпоху Маккартизма, против Советов.
Истерии не наблюдается не только в Нью-Йорке Детройте или Сан-Франциско, ее не видно и в Багдаде у Поля Бремера, который своими действиями очень напоминает английскую колониальную политику в Каире в отношении местных культурных и общественных реалий. Отмечая это, мы не намерены оправдывать американскую политическую, военную и экономическую оккупацию Ирака.
Завершим вопросом: было ли случайностью то, что премьер-министр Турции Реджеп Эрдоган отправил двух своих дочерей, носящих хиджаб, учиться в американские университеты после того, как турецкие университеты отказались их принимать в мусульманском наряде, следуя заветам атеиста Ататюрка, пропитавшегося в свое время духом французских атеистических традиций?
"ИноСМИ.ru", 7 марта 2004 г.
