31 августа исполняется 70 лет со дня смерти Марины Цветаевой
"Я ненасытна на души", – признавалась Марина Цветаева. Она действительно была охотницей до чужих душ, до чувств, страстей. Кто-то, осуждая, называл ее "Дон Жуаном в юбке", а кто-то говорил, что гениям позволено то, что не разрешено обычным людям.
Ирреальная любовь
Чрезмерную влюбчивость Цветаевой часто списывают на то, что она жила в мире ирреальном и влюблялась в выдуманных ею людей, но имевших реальные имена, реальные очертания. Марина была близорука, очки носила неохотно – ей нравилось видеть мир нечетким, она своим воображением дорисовывала его. Так она и дорисовывала мужчин, которыми очаровывалась, и в реальности, подойдя к человеку ближе, могла его даже перепутать. Однажды она встретила на улице одного из бывших воздыхателей и... не узнала его. Мужчина был возмущен. Цветаева извинялась: "Ой, я же не узнала вас, потому что раньше у вас были усы!" Бывший возлюбленный совсем сник: "У меня никогда не было усов..."
В Ростове-на-Дону вышла в свет книга Лили Фейлер, в которой автор уверяет: "Цветаева всегда готова была заниматься любовью с мужчиной или женщиной". В действительности же многие романы Цветаевой так и оставались на бумаге – в письмах, в стихах. Но в 1914 г. она встретила поэтессу и переводчицу Софью Парнок. Это знакомство Цветаева потом назвала "первой катастрофой в своей жизни". Их связь продолжалась два года. И все происходило на глазах у мужа – Сергея Эфрона, который воспитывал их малолетнюю дочь Алю.
В конце концов бурное расставание привело к тому, что Цветаева сделала вывод: "Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное, – какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное, – какая скука!" Софья Парнок впоследствии дала свою характеристику бывшей любовнице: "...Холод хитрости змеиной и скользкости..."
Но после расставания с Парнок Цветаева отнюдь не стала примерной женой. Ее романтическую переписку с Бахрахом, Пастернаком, Рильке, Штейгером не цитировал только ленивый. А В. Розанову она, например, писала: "Ах, как я Вас люблю и как дрожу от восторга, думая о нашей первой встрече в жизни – может быть, неловкой, может быть, нелепой, но настоящей".
Марина написала целый рассказ о мнимых встречах с Борисом Пастернаком. Как будто на крохотной станции, залитой дождем, они виделись каждый день. Цветаева рисовала словами воображаемое свидание: "Я приход ила рано, в сумерки, до фонарей. Ходила взад и вперед по темной платформе – далеко! И было одно место – фонарный столб – без света, сюда я вызывала Вас – "Пастернак!" И долгие беседы бок о бок – бродячие".
Она присылала такие письма Пастернаку, что жена поэта, однажды найдя у мужа конверт с признаниями Цветаевой, запретила ему общаться с этой женщиной. И еще долго корила его и не верила, что дама, с которой он даже не виделся, могла писать такие откровенные признания.
Муж Цветаевой Сергей Эфрон от отчаяния написал Максимилиану Волошину: "М. – человек страстей... Отдаваться с головой своему урагану для нее стало необходимостью, воздухом ее жизни... Громадная печь, для разогревания которой необходимы дрова, дрова и дрова. Ненужная зола выбрасывается, а качество дров не столь важно. Тяга пока хорошая – все обращается в пламя... Нужно было каким-либо образом покончить с совместной нелепой жизнью, напитанной ложью, неумелой конспирацией и пр. и пр. ядами... О моем решении разъехаться я и сообщил М. Две недели она была в безумии. Рвалась от одного к другому. (На это время она переехала к знакомым.) Не спала ночей, похудела, впервые я видел ее в таком отчаянии. И наконец объявила мне, что уйти от меня не может, ибо сознание, что я где-то нахожусь в одиночестве, не даст ей ни минуты не только счастья, но просто покоя". Сергей простил, но охладел, Цветаева все поняла: "Ты, меня любивший дольше /Времени. – Десницы взмах! – /Ты меня не любишь больше:/Истина в пяти словах".
Прочная веревка
В 1917 г. у Цветаевой и Эфрона родилась дочь Ирина. По свидетельству родных и близких, Марина практически не уделяла ей времени.
"Я заглядываю в первую (три шага от входа) комнату: там кроватка, в которой в полном одиночестве раскачивается младшая дочь Марины – двухлетняя Ирочка", – вспоминает М. И. Гринева-Кузнецова. "Всю ночь болтали, Марина читала стихи... Когда немного рассвело, я увидела кресло, все замотанное тряпками, и из тряпок болталась голова – туда-сюда. Это была младшая дочь Ирина, о существовании которой я до сих пор не знала", – вторит ей В. К. Звягинцева.
В 1919 г. Марина Цветаева привела дочерей в приют. Она была уверена, что таким образом спасает малышек – дома не было ни крошки, а в приюте их хотя бы покормят. Но вышло так, что через месяц и Аля, и Ира умирали от голода. Домой Марина забрала только Алю... Когда вернулась за Ирой, дочь была уже мертва: "Мной еще совсем не понято, /Что дитя мое в земле".
После становления большевистского режима Марину Цветаеву все больше и больше вытягивает из красивой иллюзорности страшный черный быт. В доме поселились чужие – в коммунистическом обществе всем надо делиться. Муж на фронте, средств к существованию нет, приходится браться за любую работу. Только в 1922 г. появился лучик надежды – муж обосновался в Европе, Марина с дочерью едет к нему. Берлин, Прага, Париж – прекрасные города, но жизнь в них стала невыносимой. "Никто не может вообразить бедности, в которой мы живем. Мой единственный доход – от того, что я пишу. Мой муж: болен и не может работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему восемь лет. Мы вчетвером живем на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем от голода", – плачет в своих воспоминаниях Цветаева.
В сентябре 1937 г. швейцарская полиция обнаружила труп советского разведчика Игнатия Рейсса. Выяснилось, что Рейсе отправил письмо Сталину и назвал его террористом. Спустя несколько недель "надежный источник" рассказал прессе, что организовал убийство Рейсса агент НКВД... Сергей Эфрон.
Страшное известие, допросы, отъезд дочери, а затем бегство мужа в СССР сразили Цветаеву. Сын рвался вслед за отцом и сестрой. Марина вняла его просьбам и отправилась на Родину, в свой последний путь.
А там... Дочь арестовали, приговорили к каторге, мужа расстреляли, сын упрекает мать... Она уже почти не может писать стихи – реальность задавила воображаемый мир. Да и печатать Цветаеву никто не хочет – кому нужны стихи матери и жены врагов народа? От отчаяния она написала Сталину. Ответа нет. "Никто не видит – не знает, – что я год уже ищу глазами крюк... Я год примеряю смерть".
В начале Великой Отечественной Марина Цветаева вместе с сыном едет в Елабугу. По свидетельству ее друзей, вещи в дорогу собирал Пастернак. Он подарил Цветаевой веревку, сказав: "В дороге пригодится, такая прочная, хоть вешайся". Веревка действительно пригодилась...
В г. Чистополе Марина написала заявление: "В совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве посудомойки в открывающуюся столовую Литфонда. 26 августа 1941 г.". А вернувшись в Елабугу 31 августа 1941 г., повесилась на "прочной веревке". После нее осталось три записки. В одной было признание: "...Не вынесла. МЦ".
Самоубийц принято хоронить за церковной оградой, об отпевании не может быть и речи. Но ради Цветаевой, ради просьб ее верующих почитателей в 1991 г. было сделано исключение. Патриарх Алексий II дал благословение, и через 50 лет после ее смерти Цветаеву отпели в московском храме Вознесения Господня у Никитских ворот.
Источник: Аргументы и факты
