Для того чтобы объединиться, людям нужно какое-то место и какой-то смысл. В Португалии для тех, кого здесь чохом по привычке считают русскими, таким местом стал лиссабонский православный приход Всех Святых, а человеком, который объединяет нищих и богатых, украинцев и грузин – его настоятель, игумен Арсений. Для "русских" португальцев церковь действительно много значит, независимо от того, верят они в Бога или нет
Спасти рядовую Нину Викторовну
Настоятель Всехсвятского прихода Московского патриархата в Лиссабоне игумен Арсений (Соколов) – низенький человек в серенькой курточке, прямоугольных очках, с полиэтиленовым пакетом в руках. Напоминает советского интеллигента времен развитой перестройки. Батюшка шагает мерной солдатской поступью по главному лиссабонскому проспекту Авенида да Либертаде, потом сворачивает в переулок, к одной из казенных лиссабонских ночлежек для бездомных. У входа его уже ждут члены приходского совета – украинцы Эдуард Купинский и Степан Рогив. Они идут "спасать Нину Викторовну".
– Надо уговорить португальцев оставить ее тут хотя бы еще на полгода, – ставит задачу-минимум отец Арсений. – В России у нее никого не осталось. Если сейчас отправить ее на родину, помрет в сугробе.
Нина Викторовна – старушка из Петербурга. Летом ее выгнал из дома сын, уже несколько лет живущий в Португалии с женой и детьми. А перед этим заставил переписать на него квартиру в городе на Неве и российскую пенсию в шесть тысяч рублей. Игумен надеется "с Божьей помощью" пристроить ее в монастырь к знакомым монахиням из Белоруссии, а пока она в приюте.
Ждем под дверью, когда нас пригласят. Отец Арсений и Степа спорят: проводить в церковь интернет или нет. Бывший бездомный, а ныне ночной сторож на стройке Степан познал таинства виртуальной жизни всего год назад и, как всякий неофит, теперь ее ярый адепт.
– Да нет, Степан, не нужен интернет в церкви – тогда диакона из этого болота за уши не вытащишь, – возражает экзальтированному гуцулу давно знакомый с киберпространством батюшка, активно использующий аккаунт в Facebook для общения с паствой. И припоминает, что один раз во время прошлого Великого поста застал отца Григория за просмотром голливудского триллера.
В богадельне русской старушкой порядком эпатированы и обитатели, и персонал. Регулярные истерики со швырянием предметов обихода о стены и ядреный адресный русский мат вносят смятение в ряды португальских соцработников, которые не в силах угомонить разбушевавшуюся бабулю: Нина Викторовна по-португальски не говорит и учить язык на старости лет не желает, а вот сотрудницы приюта русский мат уже отлично идентифицируют на слух.
Есть претензии к старушке и у службы дезинфекции. Из своих рейдов по городу она возвращается с пакетами, набитыми, по ее мнению, очень полезными вещами, подобранными на помойках. Все это она складирует в шкафу в той комнате, где стоит ее койка.
– Что же нам делать, падре Арсениу? Мы пока не препроводили ее в больницу для душевнобольных только из уважения к вам. Ведь она нелегалка. Через неделю ее выкинут, она придет к вам, а вы снова сдадите ее нам. Мы ее одну еле переносим, а представляете, если таких сеньор у нас был бы десяток? – застенчиво втолковывает игумену соцработница Мануэла с располагающим к доверию личиком доброй докторши.
Играющая роль злой докторши сухая и резкая бразильская мулатка Ракел требует выдворения Нины Викторовны из приюта: мы и так нарушили все правила, если ваша община, сеньоры, принимает участие в ее судьбе, определяйте ее в дом престарелых – там уход, отдельная комната и лекарства.
Лицо отца Арсения мрачнеет. Этого он и боялся: поместить старушку в дом престарелых стоит 1200 евро в месяц – неподъемная для общины сумма.
В хор вступают бас Степы и баритон Эдуарда, снова слышится щебет Мануэлы. Смиренно сложив руки, отец Арсений заклинает собеседниц: наша община очень бедна, дорогие сеньоры, это ведь община иммигрантов... Но его голос тонет в общем гаме.
После часовой дискуссии португальские соцработницы – и "добрая", и "злая" – с грехом пополам соглашаются в порядке исключения оставить Нину Викторовну в богадельне еще на полгода при условии, что община заставит ее сильно скорректировать свое поведение.
Самый западный игумен Евразии
Жизнь отца Арсения можно разделить на две части. В первой он в 1968 году родился в Костромской области, вырос в городе Лесосибирске, что в красноярской тайге, учился на пилота в Риге, служил в советских ВВС, после дембеля подался на истфак Томского университета, который бросил на четвертом курсе: гласность и перестройка набирали обороты, и духовные ориентиры советского юноши из семьи сельских интеллигентов неумолимо сдвигались.
В своей второй жизни, начавшейся в 1992 году, через несколько месяцев после того как на одной шестой части суши с треском рухнула империя воинствующего атеизма, Андрей Соколов принял монашеский постриг и в сане иеродиакона был отправлен служить в Успенский кафедральный собор Енисейска. Началась церковная "карьера": четыре года миссионерствовал в учреждениях исполнения наказаний Красноярского края, потом, после рукоположения в сан иеромонаха, отвечал в Красноярской епархии за взаимодействие с этими самыми учреждениями, заочно окончил Московскую духовную академию, поступил в аспирантуру, защитил диссертацию, два года стажировался в Pontificio Istituto Biblico в Риме, служил настоятелем Христорождественского прихода Московского патриархата в Мадриде.
В 2003 году отца Арсения перевели в Лиссабон – создавать с нуля православную общину. "С нуля" – это когда нет ни помещения, ни богослужебной утвари, ни паствы. Первое время литургию служил где придется: в болгарском посольстве, женском католическом монастыре, на квартирах у иммигрантов, даже в часовне сетевого супермаркета Amoreiras. Наконец в 2006 году стараниями отца Арсения община получила в аренду пустовавшее тридцать лет здание старинной католической капеллы да Боа Нова, по-нашему – Благовещения. Теперь это православный храм Всех Святых.
Для православных обитателей португальской столицы и ее предместий здесь и церковь, и клуб, и центр взаимопомощи – с ходу и не поймешь, чего в жизни прихода больше.
– Понимаете, православный приход за границей не может ограничиваться лишь богослужением, – втолковывает нам настоятель. – Лиссабонская община православных иммигрантов, в отличие от лондонской, парижской, римской или мадридской, действительно очень бедна. Уровень образования, социальной интеграции в португальские реалии у большинства прихожан низок. Многие впервые приходят сюда за помощью не только духовной, но и материальной, оказавшись на краю пропасти. Поэтому тут, как нигде, церковь должна быть социальным клубом.
В красивом и уютном храме идет воскресная литургия. На улице мамаши с грудными детьми в колясках, вокруг носятся буйные чада постарше – только что закончилось занятие воскресной школы. В небольшой церквушке не протолкнуться. На хорах поют, потом по очереди на разных языках читают Апостол: отец Арсений – по-русски, старик-португалец, православный монах Филипп – по-португальски, Степан Рогив – по-украински, Давид из Батуми – по-грузински, другие – по-белорусски, по-румынски. После службы успешные и неуспешные, верующие и не очень иммигранты прикладываются к иконе и выстраиваются в очередь за благословением к падре Арсениу.
На улице человек десять грузин о чем-то оживленно спорят у церковных врат. Похоже, "трут за бизнес". Среди прихожанок в платочках блуждает высохшая женщина лет пятидесяти. Ее муж – океанолог, в начале нулевых приехал работать в Португалию по контракту, семья несколько лет прожила на научно-исследовательской станции на острове Мадейра.
– Ну, как жизнь в России? – задушевно интересуется дама, не бывавшая, по ее словам, на родине уже семь лет.
Рассказываю последние новости.
– Ну, вы, надеюсь, понимаете, что Путин и Медведев – марионетки Чубайса, а он сам – главный масон России? – неожиданно металлическим голосом вопрошает она.
Спешу вежливо ретироваться.
– Вы, наверное, плохо учились в университете, не умеете критически мыслить, – зло бросает она мне вслед.
– Да не обращайте внимания, она неплохая женщина, муж у нее ученый, а сама она не в себе немного. К нам в церковь много душевнобольных, обиженных людей ходит. А что поделать, храм Божий всех должен принять – и разбойника, и праведника, и душой скорбящего, – утешает меня наблюдавший за сценой здоровяк, оказавшийся церковным старостой.
Григорий Дивиза из Молдавии, по словам отца Арсения, находка для прихода. Приехал в Португалию восемь лет назад, с третьего раза подтвердил свой диплом невропатолога, работает в частной клинике простым терапевтом на две ставки, а в свободное время на средства прихожан и свои кровные затеял в церкви ремонт. Обновили алтарь, заново покрыли лаком старинные дощатые полы в трапезной, покрасили балконные двери, вставили новые замки. В качестве волонтеров Григорию помогают шестидесятилетний украинский грузчик Микола, "угробивший здоровье на португальской заводской каторге", и старый рыбак Степан Степаныч.
Сегодня для Степан Степаныча всем приходом собирают деньги на билет до Минска. Рыболовецкое судно, на котором он ходил в море за сардинами и треской, отправили в ремонт. На другие суда его нанимать не хотят – стар. Через несколько месяцев хозяева собираются подлатать посудину и взять Степан Степаныча на новый сезон. Вот и сбрасываются прихожане всем миром, чтобы он скоротал время у родных в Белоруссии. Дьякон отец Григорий с красноречиво болтающейся шерстяной шапкой обходит паству, разбредшуюся по двору перед храмом .
Каждый дает, сколько может: кто три евро, кто тридцать. Широкоплечий Андрей Колесников, бывший российский вэдэвэшник и тренер по восточным единоборствам, а ныне инструктор в фитнес-клубе, кладет в шапку двадцать евро. Несколько десяток жертвует бизнесмен Владимир Олинькин, подкативший к церкви с женой и дочкой на новеньком представительском BMW. В Португалию Владимир с семьей переехал сравнительно недавно, всего три года назад. Сгорбленный Степан Степаныч, получив от дьякона шапку с купюрами и мелочью, стыдливо пересчитывает содержимое.
Каждое воскресенье после литургии община устраивает трапезу в зале на втором этаже капеллы. Приносят, что могут: соки, вино, фрукты. Мигранты, живущие на пособие, не приносят ничего. Паства весело балагурит. У мужчин свой клуб по интересам, у их женщин – свой. Стайка беззубых старушек, среди которых я замечаю Нину Викторовну, запивает вином бутерброды с русской семгой, привезенной по случаю из поездки на родину одним из прихожан.
Отец Арсений и сам не чужд маленьких житейских радостей – после службы не прочь откушать свежей дорады с гриля и подискутировать, потягивая дижестив и жмурясь с веранды ресторана на теплое зимнее португальское солнце.
– Видели сегодня на службе Нину Викторовну? – отвлекшись от созерцания, спрашивает он.
– Видел, – киваю я в ответ.
– Я ее полгода назад в океане крестил, тут, в сорока километрах на север. И Степана Рогива тоже. Мы всех в океане крестим – и младенцев, и взрослых некрещеных. Занятия библейские на берегу проводим. Дожила старушка до таких лет, а святое крещение только сейчас восприняла. Три поколения у нас без Бога родились и жили. Какими же им еще быть после этого?
Человек с последней попытки
– Слава Украине, слава героям! – состроив шутовскую физиономию, кричит гарный парубок с Ивано-Франковщины Степан Рогив двум идущим навстречу мужикам с авоськами.
– Героям слава, героям слава, – недоуменно бубнят в ответ мужики и направляются к группке аналогичного вида граждан, укрывшихся от дождя под высокой пальмой на уютном майдане.
– Во, дивися: им спати негде, а они все "слава Украине, слава Украине". Я, когда бродягой кантовался, знавал одного селюка со Львовщины – он на набережной ночевал. Так везде с собой тягал две книжки: "Майн кампф" на украинском и "Перспективы украинской революции" Степана Бандеры. А я вот за Россию.
Через минуту Степан признается в любви к Путину и с гордостью заявляет, что "Россия встала с колен", хотя сам в России пробыл за всю жизнь всего несколько дней. Русский язык Степы – это волапюк, обильно сдобренный жаргонизмами и словами-паразитами. Сорокалетний бывший уголовник и бродяга без образования и профессии, он прекрасно понимает, что жизнь дала ему последний шанс, за который он благодарен отцу Арсению.
Среди выходцев из бывшего СССР в Португалии больше всего украинцев – по разным оценкам, от 120 до 200 тысяч. И они же среди бывших советских самые неустроенные. По словам Степана, несколько лет прожившего на улице, в Лиссабоне и пригородах, даже с учетом ротации, насчитывается до нескольких сотен украиноговорящих бомжей. В Португалии действует несколько общественных организаций, объединяющих выходцев с Украины правых взглядов. Они тесно связаны с приходами Украинской грекокатолической церкви, которых в стране около пяти. Храм отца Арсения посещают, как правило, выходцы с Востока, Степан же – одна из редких белых ворон с Запада, поэтому для многих земляков он стал изгоем.
Кое-как устраивая свою жизнь, он не забывает о тех, кто остался на улице. Почти каждую неделю он с благословения отца Арсения закупает на свои деньги колбасу, сыр, хлеб, банки с соками, мастерит сэндвичи и идет раздавать их по лежбищам бомжей, которые знает наперечет.
Так получилось, что с лиссабонским православным храмом соседствует крупнейший местный вокзал – Санта-Апполония. Как и в сотнях других мегаполисов, это место притяжения бездомных и наркоманов. В сорока метрах от церкви, перед полицейским участком волонтеры-медики раздают порции метадона наркоманам, пытающимся перетерпеть ломку. В очереди португальцы, африканцы, бразильцы и бывшие наши.
У вокзала на мраморной скамейке под вечнозеленым деревом бомж Гоша из Донецка запихивает в беззубый рот бутерброд, выданный ему Степаном. Куда к двадцати шести годам подевались почти все его зубы, спрашивать не хочется. Сейчас Гоша "работает парковщиком". Это значит – выбирает какую-нибудь бесплатную муниципальную стоянку перед торговым центром и вымогает у паркующихся по одному евро "за присмотр". После работы приходит к вокзалу получить свою дозу метадона и бесплатный ужин от гуманитарных организаций, ежедневно приезжающих кормить бомжей. Но ужин привезут только в семь, поэтому Гоша рад бутербродам и соку. "Ладно, брат, не чехлись, и на твоей улице будет праздник, спаси Господи", – с размаху хлопает его по спине Степан.
– Сколько лет прошло с тех пор, как сюда наши люди поехали. Все, кто хотел, уже давно устроились, живут, растят детей. Не знаю, кем надо быть, чтобы жить на улице и парковать машины, – презрительно морщится Нина Иванова, заместитель директора издательства "Слово", выпускающего в Португалии одноименную рекламную газету на русском языке. Она убеждена, что в этой стране, с ее лояльным миграционным законодательством и социальными льготами, быть нелегалом и жить на улице сейчас удел только "полных дебилов". И тем не менее с гражданами Украины и Молдавии на лиссабонских улицах соседствуют тысячи бездомных из Бразилии, бывших африканских колоний, да и сами португальцы.
Мафия дэ Леште
На протяжении последних полутора лет раз в две недели отец Арсений ездит в тюрьму Вал-де-Жудеуш служить литургию, исповедовать, причащать заключенных из числа бывших соотечественников. Служение в тюрьмах – миссия для него заветная: в девяностые он не один год духовно окормлял зэков в восточносибирской тайге. По его рассказам, они там из-за цинги лишались зубов, питаясь тюремным хлебом пополам с опилками, а помереть ночью на нарах было делом обыденным.
– А где же Андрей? Он у меня в прошлый раз просил последнее слово Ходорковского на суде – вот, я привез, – ищет глазами отец Арсений.
В углу тюремного храма на лавках рассаживаются полтора десятка побитых жизнью мужчин с землистыми лицами.
– Да он сегодня не придет, занемог, в камере лежит, – говорит, косясь на нас с фотографом, здоровенный детина в красном спортивном костюме. – Вы мне давайте, отец Арсений, я ему зараз передам.
Сурового вида дядю зовут Бронислав. У русскоговорящих заключенных он вроде бугра, хотя в португальских тюрьмах и нет нашей тюремной иерархии. В Вал-де-Жудеуш под его началом чуть больше двадцати душ: украинцы, белорусы, молдаване и один азербайджанец, Ильяс. Граждан России сейчас нет. Было двое: один, наркоман, повесился в камере в прошлом году, другой недавно освободился.
Осторожно интересуюсь: а у кого тут самый большой срок? На неожиданном для западного украинца в Португалии чистом русском Бронислав отвечает: у некоего Александра за какое-то тяжкое преступление. Александр, отсидевший из своего срока уже восемь лет, сегодня на службу не придет, и я подозреваю, что из-за нас.
– Тут сроки больше, чем в большевистской России при Сталине давали, – кивает головой игумен.
Среди обладателей суровых землистых лиц азербайджанец Ильяс самый веселый и говорливый.
– Тебе повезло, что ты с нами первый раз видишься сейчас, в тюрьме. Познакомились бы на улице – тебя португальские менты сразу бы зачислили в члены преступной группировки, впаяли бы десятку, – шутит он, намекая на предвзятость португальской полиции, прокуратуры и судов по отношению к иммигрантам. Вообще-то Ильяс – мусульманин, но за неимением муллы за компанию с хлопцами ходит на службы к православному батюшке.
На португальскую Фемиду здесь у всех большой зуб, но он уверен, что у него – больше. По словам Ильяса, спецназ без всяких причин средь бела дня ворвался в его бар в Портимао, на юге страны, и положил на пол пьющих и закусывающих посетителей – в основном выходцев из СНГ.
– Когда их командир спросил, кто тут хозяин, я руку ему подал, но он ее жать не стал, а стал меня оскорблять. Мол, что это у меня ладони такие мягкие, не в мозолях? Раз ты сюда приехал, должен на стройку идти работать, а не бар держать, не машинами торговать, – пародирует Ильяс португальского спецназовца. Он вообще много юморит, но наотрез отказывается фотографироваться и уходит от ответа на вопрос, за что конкретно осужден. Товарищи по отсидке только ухмыляются и цокают языками.
– Даже если я украл, то только чтобы с голодухи не сдохнуть. Почему мне дали такой срок? У всех португальцев по моей статье сроки вдвое меньше, – нарочито ангельским голосом взывает ко мне бывший токарь Валентин.
Уроженец Рязани, выросший на Западной Украине, он рассказывает шаблонную историю о том, как в 2001 году приехал в Португалию на автобусе на заработки с недельной туристической визой. История как две капли воды похожа на десятки других: на родине не было работы, голодал, все уезжали, ну и он подался. Над выбором страны не задумывался, подвернулась Португалия – ломанулся сюда.
"Король Хуан Карлос велел нам собирать на дорогах по сто долларов с проезжающих по его землям", – объявили пассажирам автобуса Черновцы – Лиссабон веселые русские разбойники, остановившие его в Испании на глухой ночной парковке. Валентин безропотно отдал свой последний зеленый стольник и три года потом жил нелегалом, бомжевал, в конце концов украл деньги, которые плохо лежали, и получил за это 14 лет. Теперь на дотации из Брюсселя португальское государство предоставляет ему жилплощадь с телевизором, dvd и качественным трехразовым питанием. Он тюремный рекордсмен, чем охотно бравирует: за шесть лет успел 53 раза побывать в карцере.
– На суде нас собрали 25 человек с России, Украины, Молдовы, которых я первый раз в жизни видел, и представили одной криминальной группировкой, мол, мы – "мафия дэ Леште", восточная мафия, – барабанит ладонями по столу Анатолий из Кишинева. Он рубит в лоб: приехал в Португалию в 2000 году с четкой целью – побыстрее наколотить бабок, но основательно поураганить не успел, через два месяца его взяли с фальшивыми правами и эстонским паспортом на чужое имя. Кроме подделки документов на суде предъявили обвинения в похищении людей и вымогательстве. Дали пятнадцать лет, отсидел уже десять, пять ему скостили, скоро депортируют домой, в Молдавию.
– Мне-то все равно, но португальцы и вправду беспредел творят, – вмешивается немолодой осунувшийся здоровяк с необычным акцентом. Литовца Ричарда задержали в транзитной зоне лиссабонского аэропорта при пересадке с рейса из Сан-Паулу в Амстердам с килограммом кокаина в коробке конфет. Никаких претензий к португальской юстиции у него нет. Статья за транспортировку наркотиков, от четырех до двенадцати лет. Гуманный португальский суд дал Ричарду и другому литовскому наркокурьеру Рамунасу по четыре с половиной года каждому. Соседи по нарам из СНГ смотрят на них с явной завистью: к гражданам из Шенгенской зоны здесь куда гуманней.
До тюрьмы Ричард никогда особо о Боге не думал, даже в костел в родном Вильнюсе не ходил. Была у него "где-то в душе" вера, ну и была. Сейчас, получив четыре с половиной года, что для человека на закате очень много, католик Ричард каждый раз ждет "мессы у православного батюшки".
Пока мы беседуем с зэками, отец Арсений тихонько сидит в сторонке за столиком, не подавая признаков жизни. Впервые за полтора года он слушает, по каким статьям тянут сроки "страдальцы, в португальских темницах томящиеся", за которых он всякий раз молится за литургией.
– Да ладно, гонят они все. Это ща они такие бедные, несчастные, жертвы произвола. А когда крышевали, хаты бомбили, у нас, честных работяг, последние трудовые бабки отжимали, тогда они о правах человека не п...ли, – выпустив сигаретный дым и сплюнув на брусчатку перед церковью, говорит плотник Николай.
Николаю, работающему в Португалии уже десять лет, русскоговорящих зеков совсем не жалко. Поделом. С двойными стандартами португальской Фемиды в этом вопросе он солидарен.
– Крышевали? Да если вам сказали, что бригады тут в начале двухтысячных крышевали, – значит, вам ничего не сказали. Поверьте мне, по такому беспределу тут братва работала, аж вспоминать жутко, – угрюмо ухмыляется, упершись глазами в дорогу и крутя огромный руль, случайно встреченный нами белорус – водитель лиссабонского автобуса.
– Не пастырское это дело, приходя в узилище, справляться, за что человек в нем томится. Если ему нужно будет, он сам расскажет, – задумчиво произносит отец Арсений.
По крыше автобуса барабанит дождь, игумен спешит к себе домой. Сегодня ему надо писать очерк о миссионерской поездке на Азорские острова. Кто знает, может, когда-нибудь именно там, а не в Лиссабоне, будет самый западный православный приход Евросоюза. Для этого вовсе не обязательно, чтобы и туда добрались несчастные постсоветские эмигранты. Достаточно одного такого отца Арсения.
Источник: Русский репортер
