Мы публикуем еще один отрывок из беседы "Фомы" с писателем Александром Кабаковым. Эта часть нашего разговора посвящена подведению итогов первых двадцати лет свободы Церкви и попытки оценить: что было сделано правильно, а что нет. По мнению Александра Кабакова, интерес к Церкви и религии идет в нашей стране волнами и таких волн за прошедшие годы было как минимум две.
Справка: Александр Кабаков родился в Новосибирске в 1943 году. Окончил механико-математический факультет Днепропетровского университета, работал инженером в ракетном конструкторском бюро Янгеля на Южмаше. С 1972 года занимается журналистикой. Работал в газетах "Гудок", "Московские новости", "Коммерсант", "Столичная вечерняя газета", "Новый очевидец". Председатель жюри премии "Русский Букер – 2006". Лауреат многих литературных премий, в том числе премии "Большая книга", премии Ивана Бунина, Большой премии Аполлона Григорьева, премии правительства РФ. Книги Александра Кабакова изданы в США, Франции, Германии, Италии, Испании, во всех скандинавских странах, Японии и Китае.
– Александр Абрамович, говоря о двадцати годах свободы Церкви в нашей стране, хотелось бы начать с самых первых лет, когда религия только вышла из-под запрета. Каковы, по-вашему, результаты возникшей тогда моды на Православие?
– Вообще то, что происходило вокруг Церкви в 90-е годы – это странная история. Ее противники говорят, что тогдашнее увлечение было действительно только модой и не больше того. Пожалуй, это действительно так. Ну, и слава Богу. Потому что мода на Церковь и христианское отношение к окружающему миру все-таки более благотворна для человека, чем мода на разрушение. К тому же именно с моды все и начинается, любое созидание.
У меня есть знакомые, прошедшие за десять лет путь от крещения до пострига. Это нормально. На тысячу человек будет хоть один, прошедший такой путь. Будут и десятки тех, кто останутся в миру, но именно вера будет определять их жизнь, они воцерковятся.
Все это напоминает волны, которые набегают на берег. Волна уходит назад, но на берегу остается немного морских камней и песка. Потом еще и еще. Так постепенно море намывает берег. Подобно этому идут и волны увлечения религией. Осталось на берегу три камушка – уже хорошо. Желательно, конечно, больше, но требовать слишком многого нельзя.
Мне кажется, что такой истовой и всеобъемлющей веры, какая была когда-то в России, уже не будет. Но все-таки мы движемся вперед, и если скоро у нас станет принято по воскресеньям регулярно ходить в храм, как это делают в Америке или в Германии, я буду доволен, что дожил до этого дня. Знаю, что просто хождение в церковь – это отнюдь еще не настоящая вера и не настоящая религиозность. Но это все равно лучше, чем то, что есть. И это еще один шаг вперед.
– В начале 90-х волна, как Вы выразились, была очень сильной. Но стоит ли ждать новой? Вы уверены, что она вообще будет?
– Думаю, она уже идет. Вот пример. Я одиннадцать лет живу в Павловской Слободе под Москвой и регулярно езжу в город на маршрутке. Если раньше, когда мы проезжали храм, крестился от силы один человек или двое (в основном, бабушки), то сегодня это делает почти вся маршрутка. Кроме разве что гастарбайтеров, во взгляде которых я вижу в такие минуты огромное уважение к людям. Обычно они так не смотрят на нас и правильно делают – мы во многом ничтожны по сравнению с ними.
А ведь перекреститься на купола – это не так просто, это определенное насилие над собой. Потому что ты не один, и не в храме среди единоверцев. Так что это пусть небольшой, но важный шаг.
Или вот еще пример. У меня рядом с домом храм Благовещения, еще десять лет назад он стоял без крестов и был полностью разрушен, а сегодня – отреставрирован, рядом с ним строится еще один. И чуть подальше появилось несколько храмов. Но самое главное – ведь их строят на пожертвования множества людей, которые добровольно тратят на это средства. Я видел целую очередь жертвователей, и знаю, что многие из них в течение последних лет учатся жить церковной жизнью. Причем люди вполне самодостаточные, состоятельные...
Вот это и есть часть новой волны. Она снова отхлынет, конечно, но вновь останутся люди, которые укрепятся в вере. А что особенно важно, фундаментальные вопросы веры волнуют на этот раз людей, как мне кажется, больше, чем раньше. Двадцать лет назад это был, в основном, поверхностный разговор. Сегодня все намного серьезней.
– Многие поспорят с Вами. Принято считать, что мы, напротив, наблюдаем сейчас волну роста антиклерикализма и антицерковных настроений...
– Мы уже проскочили пик этих настроений. Я помню, как сильно было раздражение Церковью лет десять назад, в начале 2000-х. Это было как раз между волнами, о которых я говорю. А сейчас, по-моему, снова наблюдается спад антицерковности.
Мне кажется, что у активных богоборческих сил сегодня вообще нет шансов и причина тому – наша генетическая память. Слишком хорошо в нашей стране запомнились годы воинствующего атеизма, и то, к чему они привели...
– И все-таки, говоря о людях церковных, можно найти массу ошибок совершенных ими за эти двадцать лет. Как Вы считаете, что было сделано неправильно?
– Знаете, это очень серьезный вопрос, а вот мой ответ может показаться не очень серьезным, однако есть большая проблема, которая присутствует не только в Церкви, но и во многих наших институтах. Причем именно тех, которые я поддерживаю. Эта проблема – дурной вкус.
Если священник или тем более церковный иерарх появляется на телевидении или в газете, то говорить он должен о самом главном, о спасении душ. Он не должен говорить о процентных ставках и продуктах-ГМО, и он не может начинать предложение фразой "Я по жизни..." – ему не позволяет этого его статус. Именно такие вещи разрушают не только почтение к духовенству, но и доверие к Церкви.
Оставим ГМО для санитарных служб и Геннадия Онищенко, но не для священников. Священник, если уж и начнет рассуждать об этом, то пусть рассуждает по-другому, ведь его проблема не в ГМО, а в спасении души. Иначе надо согласиться с некоторыми обвинениями в адрес священников, когда говорят, что они лезут не в свое дело.
– Самое распространенное обвинение в адрес духовенства 90-х состоит в том, что священники превратились в прорабов. Это уже такое общее место.
– Да, это правда. Я наблюдал лично, как за десять лет священник, отец Владислав, поднял храм возле моего дома, и, возможно, сделал это в ущерб духовной стороне своего служения, то есть в первую очередь в ущерб спасению своей собственной души. Но я, например, не возьмусь сказать, что этого не следовало делать, потому что сам хожу в этот храм, и храм очень важную роль сыграл непосредственно в моей жизни, да и в жизни многих других прихожан. Ведь сегодня в этих стенах есть люди, есть живая община, а не только кирпичи!
На мой взгляд, храмостроительство последних лет – огромная жертва, которую принесли многие священники, вплоть до высших иерархов. Может быть, жертва в ущерб себе. Храмостроительство вызывает сомнение, но если вспомнить, ради чего оно... Воздай им, Господь, за то, что они сделали!
Источник: Фома
