Москва: 15 марта 2004
Германская Конституция, Основной Закон, отводит человеческому достоинству как фундаменту для совместного политического проживания центральное место. Отцы и матери сделали тем самым выводы из опыта фашизма и диктатуры, трагедии самой крупной катастрофы 20 века. Преамбула Конституции начинается положением: "Сознавая свою ответственность перед Богом и людьми …"
Хотя Основной Закон и подчеркивает настойчиво свою нейтральность в отношении мировоззрения и религии, все же не возникает никаких сомнений в том, что Конституция опирается на христианское представление о человеке. "Ответственность перед Богом и людьми" значит, что не может быть неограниченного и безоговорочного государственного суверенитета, и уж совсем не может быть неограниченного государственного всемогущества. Скорее есть нормы и ценности, выходящие за пределы государственных структур и являющиеся в известной степени до-государственными, то есть эти ценности даны человеку Богом. Ответственность перед Богом и людьми не противоречит учредительной власти, государство не де-легитимируется, но границы его решениям все же устанавливаются.
"Ответственность перед Богом и людьми …" - этим Конституция хочет отдать должное всем мировоззренческим группам, не оставляя без внимание то, что современное государство, будучи демократическим, плюралистическим в отношении мировооззрения, не является однородным образованием, что мнения о содержании, масштабах и преимуществах этого обязательства, этого нормирующего определения вполне могут быть различными. За признанием ответственности перед Богом в преамбуле Основного Закона следует и в первой статье Конституции настоятельно необходимая с точки зрения Закона запись о человеческом достоинстве. Все следующие за статьей 1 основные права являются неизменными, ничто и никто не может отменить их.
Подчеркивание человеческого достоинства однозначно определяет позицию, а именно, позицию, направленную против нейтральности ценностей, против коллективизма, уважающего человека не как такового, а принижающего его до объекта, до имеющейся в распоряжении массы. Именно из лежащего в основе христианства восприятия человека как подобного Богу следует неприкосновенность и неотъемлемость человеческого достоинства. Так человек никогда не окажется всего лишь объектом политических интересов или государственной торговли. Его достоинство имеет абсолютное преимущество. Значение человеческого достоинства нельзя измерять политическими, государственными, экономическими, научными или техническими интересами. Это включает в себя защиту нерожденной жизни, но также и отказ от неограниченности исследовательских и экономических интересов.
Поскольку на первом плане стоит человек, индивид, принятый Богом, а не идеология, Основной Закон предоставляет много пространства для плюрализма, для многообразия мнений и мировоззрений. Возможность сосуществования многообразия мнений и мировоззрений и толерантность обеспечиваются тем, что личные свободы одного ограничиваются там, где начинается достоинство ближнего. Это есть признание другого как лица, которое ограничивает неограниченную свободу. Это ставит демократический государственный строй в противоречие с другим строем, в центре которого стоит религия, а не человек. Здесь отдельный человек растворяется в религиозной общине. Там, где духовная власть не отделена от светской, господство веры или религии может стать господством страха и террора.
В истории Европы переплетение светской и духовной власти держалось столетиями, и это нашло свое выражение в инквизиции и абсолютизме. В новой истории Европы произошло – во многом благодаря Просвещению – принципиальное отделение церкви от государства. Это отделение, оформленное по-разному в разных странах, оставило церквям свободное пространство, возможности для развития и беспрепятственное участие в общественной жизни.
Кардинал Карл Леманн дает впечатляющее описание положительного значения отделения церкви от государства: "Едва ли нужно говорить, что это час рождения современной свободы вероисповедания и толерантности."
Государство есть политическая организация власти для обеспечения свободы вероисповедания, так что именно поэтому оно должно быть по своей собственной структуре нерелигиозным. Если бы оно приняло решение в пользу одной из многих религий, оно стало бы несправедливым, т.к. оно вынужденно обделило бы другие религии. Государство отводит религию в сферу свободного общества. Религия становится делом интересов отдельных граждан. Она не является частью государственного строя.
Освобождение религии означает в первую очередь освобождение от обязательств перед государством, но также и освобождение и предоставленность самой себе в общественном пространстве. Свобода вероисповедания подразумевает не только возможность признавать свою приверженность к религии в частной и общественной жизни, но точно так же и право не признавать религию".
Это не значит, что государство противостоит религии безразлично, пассивно - нет, оно должно активно предоставлять церквям, которые обучают ценностям и принципам, пространство, не ставя в более привилигированное положение какую-то одну религию, одну церковь. Это имеется в виду, когда речь идет о государстве, нейтральном по отношению к мировоззрению.
В политическом отношении это не остается без последствий для церквей. Ведь они, в свою очередь, должны остерегаться переходить границы, пытаясь предъявить государству чрезмерные религиозные и моральные требования. Церкви не должны рассчитывать на то, что все их убеждения и представления станут содержанием Закона.
За этим постулатом конституционной политики современного государства стоит вопрос, действительно ли это по-христиански - придавать всеобщий христианский характер правопорядку, обязательному в равной степени как для христиан, так и для нехристиан.
Все же во взаимодействии с государством имеют церкви одну задачу, значение которой трудно переоценить. Во времена смещения ценностей в направлении индивидуализации, во времена падения ценностей государство может устанавливать только минимум норм. Работа, направленная на то, чтобы убедить в ценности, особенно в отношении тех ценностей, которые важны также и для единства государства и общества, относится к неотъемлемым задачам христианских церквей. Ведь свободолюбивое государство живет предпосылками, которые само оно создать не может. К этим ценностям относятся толерантность, солидарность, способность принять участие в чужих страданиях, уважение и понимание ближних, доверие к ним.
Такие ориентиры и ответы на вопросы, актуальные не только в течение одного дня, не могут пройти просто так мимо человека. Это и шанс, и вызов для церкви в ее отношении к обществу и к политике.
Христианские ориентиры и религиозные убежденияявляются тем самым важным мотивом для политических действий. Даже если в конечном счете нет "христианской политики", политики, которая могла бы перенести Евангелие в деятельность государства в соотношении 1 : 1 , то все же есть христианские политики. То есть, есть политики, которые в своих действиях руководствуются своими христианскими убеждениями, христианским каноном ценностей, или по крайней мере стремятся к этому.
Христианские ценности, христианские убеждения могут иногда изменить мир. Так это было в 1989 году в ГДР. До объединения, до краха коммунистического государства церкви предоставляли многим людям много возможностей и пространства для действий. Для многих они были защищающей крышей и убежищем в лучшем смысле этого слова, также и для атеистов, и людей, не исповедающих какую-либо религию. В крушении тоталитаризма сыграло роль не оружие. Тоталитаризм пал благодаря молющимся людям, тем, кто с верой в Бога и его справедливость противостоял государству и держал в руках свечи. Надежда на свободу есть одна из самых важных христианских надежд.
Без ответных обязательств со стороны религии государство останется в конечном счете бессильным устанавливателем правил. Свести человека только до его разума, не значит дать ему ответ на вопрос "откуда" и "куда"; это не дает ему надежды. В конечном счете это может только вера.
Выступление на международной конференции "Социальное учение Православия в современном обществе", Москва, 15 марта 2004 года
