"Дети, последняя година!"

Автор продолжает начатую в прошлом году ("ИиЖ" № 1/04) серию публикаций, посвящённых 350-летней истории русского старообрядчества.

Трагический церковный раскол разделил русский народ на старообрядцев и новоообрядцев, на гонимых и гонителей, на агнцев и волков, жертв и палачей. Для многих православных христиан страшною былью стали слова Спасителя: "…Наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу" (Ин 16. 2)

Когда в начале Великого поста 1653 г. Патриарх Никон разослал по храмам Москвы "память" (циркуляр) о введении новых церковных обрядов, протопоп Иоанн Неронов, настоятель Казанского собора, что на Красной площади, затворился в келье кремлёвского Чудова монастыря и в течение седмицы предавался непрестанной молитве. В это время был ему голос от образа Спасова: "Время приспе страдания, подобает вам неослабно страдати!" Это грозное пророчество на несколько веков определило ход всей старообрядческой истории — вплоть до недавнего времени русские староверы "неослабно страдали" от притеснения светских и духовных властей.

Начало гонениям на старообрядцев положил сам Патриарх Никон, когда в том же 1653 г. арестовал и отправил в ссылку "строптивых" протопопов (Иоанна Неронова, Аввакума и Даниила), написавших и подавших государю Алексею Михайловичу челобитную в защиту старых обрядов. В следующем году Никон безжалостно расправился с другим своим противником, епископом Павлом Коломенским: предал его "на лютые биения и наказания", а затем и "на дальние заточения". Так в середине XVII столетия началось гонение на староверов — "самоуничтожение русского корня, русского духа, русской целости" (А. И. Солженицын), продолжавшееся с незначительными перерывами до горбачёвской "перестройки".

Эти жестокие гонения были неоправданны и совершенно бессмысленны, ведь, как справедливо отмечает современный историк Е. В. Анисимов в фундаментальном труде "Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке", "старообрядцы реально не угрожали царской власти. Неизвестно ни одного случая, чтобы старцы задумывали покушения на жизнь ненавистных царей и иерархов Церкви, а отчаянные одиночки их бы совершали. Сопротивление старообрядцев почти всегда было пассивным".

Богословскую базу под гонения подвели московские Соборы 1666–1667 гг., осудившие древние церковные обряды и наложившие на них и их приверженцев несправедливое проклятие и анафему: "Аще ли же кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой восточной Церкви и сему освященному Собору или начнёт прекословить и противляться нам, и мы такового противника данною нам властью… проклятию и анафеме предаём, яко еретика и непокорника… Да будет и по смерти отлучён, и часть его и душа со Иудою предателем, и с распеншими Христа жидовы, и со Арием, и со прочими проклятыми еретиками". Отныне благочестивые христиане-староверы были признаны врагами государственной Церкви и самого государства, заклеймены позорными прозвищами "раскольников", "еретиков" и "воров", а само старообрядчество объявлялось "расколом".

В 1685 г. были изданы "Двенадцать статей" царевны Софьи — беспримерный по своей жестокости закон. Старообрядческих старцев-проповедников надлежало казнить, сжигая в срубах, а пепел развеивать по ветру; простых староверов следовало бить кнутом, пытать, отрубать им правые руки, урезать уши и языки, отправлять в ссылку или сажать в тюрьму. Даже тех, кто только укрывал "раскольников" или знал об их местонахождении, но не донёс властям, надлежало бить батогами и ссылать в монастыри. Всё имущество староверов — дворы, поместья, вотчины, лавки, всякие промыслы и заводы — повелевалось отбирать в царскую казну. "Двенадцать статей" были составлены при непосредственном участии всероссийского Патриарха Иоакима, что позволило историку В. О. Ключевскому утверждать: "Усиление карательных мер против старообрядцев нельзя ставить целиком на счёт правительства царевны Софьи; то было профессиональное занятие церковных властей, в котором государственному управлению приходилось служить лишь орудием".

Принятие "Двенадцати статей" привело к тому, что сотни тысяч русских христиан, опасаясь преследований и казней, устремились на окраины России, в непроходимые леса Севера и в бескрайние степи Юга. Многие вообще покинули родину, ища убежища в Польше или Турции. А дворяне-староверы, боясь лишиться своих имений и вотчин, предпочли примкнуть к официальной Церкви. Это сделало старообрядчество преимущественно простонародным движением — движением крестьян, купцов и ремесленников.

Власти преследовали не только староверов, но даже те книги или иконы, в которых находили "доказательства раскола". Если, например, на иконе было изображено древнее двуперстное крестное знамение, то такую икону отбирали у владельцев, предварительно надпечатав сургучом, а затем либо уничтожали, либо записывали. Представители власти так поступали даже в "просвещённом" XIX веке. "Святотатственное бесчиние" чиновников и полицейских при разорении старообрядческой молельни описывает Марк Александров, герой знаменитого рассказа Н. С. Лескова "Запечатлённый ангел": "Как они вошли, сейчас дверь на захлопку и прямо кинулись к образам. Одни лампады гасят, а другие со стен рвут иконы да на полу накладывают… Чиновники тем временем зажгли свечи и ну иконы печатать: один печати накладывает, другие в описи пишут, а третьи буравами дыры сверлят да на железный прут иконы как котелки нанизывают". Так власти боролись с "расколом", не щадя даже "редкое отеческое художество"!

Подобным образом жандармы и чиновники поступали и со старинными богослужебными книгами, напечатанными до Патриарха Никона. Если такие издания находили у кого-нибудь, то их отбирали и сжигали. Впрочем, иногда, выдрав "соблазнительные" листы, отдавали в бедные приходские церкви "для их скудости". В богатых монастырях и храмах старопечатные книги быстро заменялись новыми и сваливались в чуланы и подвалы. Благочестивые ревнители древности тайно выкупали такие книги у монастырских казначеев и церковных старост. Если пропажа всё-таки обнаруживалась, то начальству сообщалось, что книги от времени обратились в пыль, а "каковых названиев были эти старые книги, о том уведать невозможно, ибо за истлением прочесть их нельзя".

Лишь в ХХ в. будет оценена старообрядческая любовь к древним книгам и иконам, признана огромная заслуга староверов в сохранении древнерусской культуры: "В своих скитах и церквах они сохранили много образцов иконописи, которые в противном случае могли безвозвратно погибнуть. Это большая объективная заслуга старообрядцев" (академик архитектуры А. В. Щусев).

Притеснения староверов особенно ужесточились при императоре Петре I, который называл борьбу со старообрядчеством "равноапостольским" и "святым" делом. При этом государе "старообрядцы были поставлены за грань человеческого и гражданского сообщества" (Е. В. Анисимов). Им повелевалось записываться в государственные "переписные книги", платить тяжкий двойной налог и носить одежду особого покроя. Тех христиан, которые уклонялись от исполнения этих законов (а таковых было большинство), ждали пытки на дыбе "для изыскания истины", наказания кнутом и батогами, конфискация имущества, ссылка или казнь. В преследованиях старообрядцев Петру и его державным преемникам усердно помогали видные синодальные иерархи: рязанский митрополит Стефан Яворский, новгородский архиепископ Феофан Прокопович, санкт-петербургский архиепископ Феодосий Яновский и особенно нижегородский епископ Питирим. В лице этих архиереев Синод благословлял и оправдывал бесчеловечные и поистине антихристианские гонения, ведь, как писал Стефан Яворский в книге "Камень веры", "Искус научает, что иного на еретиков врачевания несть, паче смерти".

Е. В. Анисимов справедливо замечает: "Законодательство о старообрядцах имело неуклонную тенденцию к ужесточению, что видно как по принятым законам конца XVII — первой половины XVIII в., так и по проекту Соборного уложения 1700–1703 гг. На старообрядцев, как на диких зверей, устраивались в лесах многолюдные облавы. Конец XVII — первая половина XVIII в. прошли под знаком — без преувеличения — тотального преследования старообрядцев. Своей бескомпромиссностью, жестокостью в многолетней борьбе с “расколом” официальная Церковь способствовала, в сущности, подлинному расколу русского общества, превращению его части в парий и одновременно к отторжению от официальной Церкви верующих народных масс, втайне симпатизировавших старообрядческим мученикам. Вместе с тем наступление на “раскольников” как врагов веры и государства вело к усилению фанатизма старообрядчества, к идейному застою, окрашенному эсхатологическими цветами ожидания конца света".

И действительно, многих староверов охватили эсхатологические предчувствия, многим казалось, что в мире воцарился жестокий антихрист и близок конец света. Сначала антихриста видели в Патриархе Никоне, затем в царе Алексее Михайловиче и в его сыне — Петре I. Последний более всех подходил на эту роль. Ведь Пётр искренне любил всё иностранное и ненавидел всё русское (особенно — отеческую старину), он даже запретил носить народную одежду и бороды! Император открыто глумился над христианством, кощунственно устраивая "всешутейшие и всепьянейшие соборы", что, впрочем, не помешало ему объявить себя главою Русской Церкви. Ну разве не о нём, не о Петре, писал апостол Павел: "…Откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога" (2 Фес 2. 3–4). И многие старообрядцы, узнав в императоре "сына погибели", покидали свои дома, бежали подальше от "антихриста" и его слуг, чиновников и священников, строили по лесам скиты, один суровее, потаённее другого, скрывались от мира. Девизом таких староверов стали слова апостола Иоанна: "Дети, последняя година!" (1 Ин 2. 18). Государство неумолимо преследовало беглецов, посылая для их розыска и поимки воинские команды. Очень часто, боясь попасть в руки солдат, староверы решались на добровольную мученическую смерть в огне — самосожжение. Эпидемия массовых самосожжений (гарей), свирепствовавшая в России с конца XVII до начала XIX в., унесла десятки тысяч жизней.

Проповедники "последней годины" утверждали, что, после того как в мире чувственно (в лице Патриарха или царя) или духовно (в виде "ереси Никона") воцарился антихрист, всякая благодать взята на небо, Святая Церковь бежала в пустыни, леса и горы, священство Христово прекратилось, а вместе с ним прекратились и церковные таинства. Историк С. А. Зеньковский в своём фундаментальном труде "Русское старообрядчество" очень верно назвал приверженцев этого учения "радикалами-пессимистами", "считавшими, что благодать Господня иссякла в Церкви и поэтому ни священство, ни таинство причастия не могут существовать в этом грешном мире". Эти "радикалы-пессимисты" более известны под названием "беспоповцев". Решив устраивать свою духовную жизнь без попов (отсюда и название), они отказались от большинства таинств, сохранив как "нужнейшие" лишь крещение и исповедь, совершение которых доверили особо избранным мирянам — "наставникам".

Вера в наступление "царства антихриста" делала ненужным супружество и чадородие, ведь в любой момент может свершиться конец света, и "горе же беременным и кормящим сосцами в те дни!" (Мф 24. 19). Кроме того, на земле не осталось истинных священников, которые бы могли венчать браки. Поэтому проповедники призывали беспоповцев вести безбрачную, девственную жизнь и быть готовыми в любой момент пострадать за правую веру. Но проходили годы и десятилетия, а обещанный скорый конец света всё не наступал. И совершенное безбрачие не смогло привиться в беспоповстве, ибо оно возможно только в монастыре, в среде подвижников. Живущие же в миру стали жить блудно. Тогда некоторые наставники стали благословлять браки. Это привело к разделению беспоповцев на "брачных" и "безбрачных", то есть признающих брак, благословлённый простецом, и не признающих.

"Радикалам-пессимистам" С. А. Зеньковский противопоставил "традиционалистов-оптимистов", "продолжавших верить в возможность священства и таинства Евхаристии". Подтверждение своему учению эти староверы находили в посланиях апостола Павла, писавшего, что таинство причастия просуществует до второго пришествия Христа: "Всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьёте чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придёт" (1 Кор 11. 26). Тот же апостол учил и о вечности священства Христова: "Сей, как пребывающий вечно, имеет и священство непреходящее" (Евр 7. 24). Последователи такого учения, "традиционалисты-оптимисты", не мыслившие полноценной христианской жизни без таинства Евхаристии, без священства, без православного попа, получили название "поповцев".

Главным проповедником этого учения был протопоп Аввакум, настаивавший на необходимости священника в деле спасения и удивлённо вопрошавший: "Как же в миру быть без попов?" Аввакум и его последователи считали, что царство антихриста ещё не наступило, а те исторические личности, которых беспоповцы признавали за "сыновей погибели", таковыми не являются; они не "антихристы", а лишь "шиши" (лазутчики, соглядатаи) грядущего антихриста.

К концу XVII в. поповцы стали испытывать острую нужду в духовенстве. Священники, ещё до Никона поставленные благочестивыми епископами, постепенно умирали, а архиерея, который мог бы рукополагать для староверов новых попов, на Руси не было: святитель Павел Коломенский, единственный русский иерарх, открыто поддержавший старообрядческое движение, мученически погиб в 1656 г., не успев оставить преемника. В таком случае единственным источником священства для староверов становился епископат официальной Церкви, которую ревнители старины считали еретическою.

Однако церковные каноны позволяют принимать священство от еретиков. Так, например, Первый Вселенский Собор в 325 г. повелел принимать "в своём сану" епископов и священников, рукоположенных в ереси Новата (правило 8). Позднее Православная Церковь устами преподобного Феодора Студита († 826) признала у еретиков-иконоборцев "высокий дар священства". Этот святой писал, что если клирик, рукоположенный епископом-иконоборцем, "сам не еретик, исповедует всю истину, соблюдает веру и правила неизменными и уклоняющихся от того и другого отвергает, то нам нет никакого основания удаляться от него". Тому же учил и протопоп Аввакум: "Аще он поп проклинает никониян и службу их и всею крепостию любит старину, по нужде настоящего времени да будет поп"; "И я то помышляю: иной станет в попы те, а душою о старине той горит. Таковых по нужды приемлем". Таким образом, руководствуясь древними правилами и наставлениями своих учителей, староверы стали принимать новообрядческих священников в своё общество, которое считали истинною Святою и Апостольскою Церковью.

В XVIII—XIX вв. жизнь таких священников, прозванных "беглыми попами" (так как они "бежали" от Синодальной Церкви), была подобна жизни и подвигу апостолов. Для окормления своей многочисленной паствы им приходилось тайно разъезжать по всей Руси, посещая приходы, зачастую удалённые друг от друга на сотни вёрст. Иногда священник за раз венчал несколько пар, крестил нескольких младенцев и отпевал нескольких покойников. А старообрядческая Литургия напоминала в те гонительные времена Литургию первых христиан в катакомбах языческого Рима: священник, приехав на приход, совершал божественную службу ночью, на дому у какого-нибудь благоговейного старовера, пользуясь переносною "походною церковью". "В то время молились при закрытых окнах и ставили сторожей, чтобы не быть арестованными. Власти отбирали книги и святые иконы, облачения и даже подручники" (воспоминания старообрядческого епископа Геронтия).

"Беглых попов" неустанно разыскивало правительство. Участь священника, попавшего в руки властей, была ужасна: его ожидали застенки Сыскного приказа или Тайной канцелярии. Вот один из многочисленных примеров — дело священника Якова Семёнова (1720 г.), в котором сохранилось мнение архиепископа Феодосия Яновского: "Он, поп, в бытность в Москве, будучи в расколе, действовал по старопечатным книгам… и за такое его дерзновение, ежели не касается до него какое государственное дело, надлежит его с наказанием сослать в Соловецкий монастырь, в земляную тюрьму для покаяния, и быть ему до кончины жизни неисходно". То есть пожизненное заключение предусматривалось за одно служение по старым книгам! Безусловно, священника ожидала бы страшная земляная тюрьма, если б он не умер во время следствия. И Семёнов был лишь одним из тысяч старообрядческих мучеников, погибших в ту пору жестоких гонений…

Прошли века, отношение к "раскольникам" изменилось, но до сих пор, к сожалению, ни государство, ни новообрядческая Церковь так и не покаялись перед староверами за преследования и казни. И "гласом вопиющего в пустыне" остаются скорбные слова А. И. Солженицына: "Боже, как могли мы истоптать лучшую часть своего племени? Как могли разваливать их часовенки, а сами спокойно молиться и быть в ладу с Господом? Урезать им языки и уши! И не признать своей вины до сих пор?.. Пока не выпросим у староверов прощения и не соединимся все снова — ой, не будет России добра!"