С установкой памятника Герою России, командующему 33-ей армией, генерал-лейтенанту Ефремову на его родине, в Тарусе Калужской области, связано некоторое чудо.
Александр Дмитриевич перечитал о Ефремове все, что мог прочитать; он делает так всегда. Можно сказать, он вживается в того человека, которого ему предстоит изобразить, в какой-то мере становится им. Мы привезли скульптору несколько фотографий Ефремова и показали ту, которая больше всего нравилась нам. Это был один из последних, а скорее всего, именно последний снимок генерала, сделанный кем-то из тех людей, которые в апреле 1942-го прилетали за ним в немецкое окружение под Вязьму – пытались вывезти его оттуда на самолете по приказу Сталина.
Казачок посмотрел на этот снимок и сказал: нет, не пойдет. Генерал должен выглядеть победителем, а здесь...
На снимке был страшно усталый нездоровый человек, не по-военному замотанный шарфом, в низко надвинутой шапке, очень мало похожий на победителя.
Александр Дмитриевич отчасти нас успокоил: такого генерала не будет, вам понравится то, что я сделаю. И принялся за работу.
...В понедельник мы с супругой собирались ехать к скульптору в Переславль-Залесский принимать работу в глине. В субботу мы были на богослужении в Тарусском Петропавловском соборе. После Божественной Литургии настоятель храма, отец Леонид Гвоздев, как обычно, служил панихиду. Мы подали записки за наших умерших уже родителей... И вдруг я совершенно спонтанно сказал жене: впиши Михаила тоже. Михаил – это Ефремов. У меня возникла вдруг мысль: что же мы делаем, заказываем ему памятник, ищем на этот памятник деньги... а сами при том даже и не молимся за него!
В воскресенье же нам позвонил взволнованный Казачок и отменил показ портрета.
Как выяснилось впоследствии, Александр Дмитриевич, которому, кстати, уже 80, работал всю ночь с субботы на воскресенье. Под утро уснул... и во сне увидел Михаила Григорьевича Ефремова. Таким, каков он на той, последней фотографии. Каким был в окружении. Обреченный командир обреченной армии. Человек, готовый к смерти, и в определенном смысле, может быть, уже умерший. Умереть для мира – это выражение применяют к монахам, но оно применимо, наверное, и в подобных случаях тоже. Никаких сведений о религиозности Ефремова у нас не было, по всем нашим сведениям, он был вполне советский военачальник, член партии, конечно, и депутат Верховного Совета СССР. Но то, что мы видели на этом снимке, в его глазах – это было абсолютно религиозное состояние души.
Спасавшая Москву, освобождавшая Наро-Фоминск, Боровск и Верею, 33-я армия, которой командовал Ефремов, попала в окружение в результате трагической Ржевско-Вяземской операции. Очень долго – с сентября 41-го по апрель 42-го года – связывала силы гитлеровцев, и они никак не могли ее одолеть. Армия перешла, по сути, на партизанскую тактику. Все местное население знало ефремовских. Однажды ночью они прорвали оборону немцев и вынудили их бежать из Свято-Троицкого Герасимо-Болдинского монастыря. Этот разоренный монастырь оккупанты использовали как сборный пункт – для русской рабочей силы, предназначенной к отправке в Германию. Накануне трое деревенских ребят пытались из монастыря бежать. Немцы поймали их, и наутро должны были расстрелять на глазах у прочих. Ефремовский прорыв спас мальчишкам жизнь. Один из этих спасенных – отец моей жены Любы. Он чтил память генерала Ефремова до самой своей смерти.
В апреле 42-го года немецкое командование сбрасывает на позиции 33-ей армии листовки с ультиматумом: немцы заверяют командарма и его непосредственных подчиненных в своем уважении "к мужеству окруженной армии", которая "храбро сражается" и предлагают почетную капитуляцию с гарантией сохранения жизней всех сдавшихся добровольно. Ефремов докладывает о листовках в штаб Западного фронта. Он не собирается сдаваться! Сталин, понимавший, что 33-я армия обречена, выслал самолет за Ефремовым – такая была практика во время войны, генералов вывозили, не давали им погибать. Ефремов отправил с этим самолетом знамена и тяжелораненых. Сам улетать отказался. Не выполнил приказа главнокомандующего. Не бросил своих солдат. Такой поступок невозможно совершить без какого-то религиозного чувства.
Скульптор Казачок оставил прежний вариант памятника генералу и сделал другого Ефремова – того, который на снимке и который был в его сне. От увеличения гонорара – за лишнюю работу – он при этом отказался.
И нужно, наверное, сказать о том, почему мы – практически не имея на это денег, имея очень мало возможностей – взялись за это дело. Не только семейная история тому причиной, хотя в определенной степени и она тоже.
Мы мечтали об этом памятнике давно. Но окончательное решение приняли после одного вечернего чаепития в компании милейших, интеллигентнейших людей: услышав от Любы "...хорошо бы установить памятник Ефремову", эти люди с искренним недоумением вопросили "Зачем?"
Он же красный! Он не уехал в эмиграцию, он еще в 18-м году вступил в один из рабочих отрядов, из которых формировалась Красная армия! Он устанавливал советскую власть в Закавказье! В 37-м году его не расстреляли, как других, а всего лишь навсего два месяца держали под арестом, допрашивали о связях с Блюхером и Тухачевским, и освободили, в конце концов, по желанию Сталина... И ему еще памятник?!
Выйдя из этих гостей мы с Любой переглянулись и решили: памятник будет.
Судьба этого генерала, его поступок чрезвычайно важны для наших современников. На наших глазах в обществе, в стране происходит глубокая нравственная аберрация: утверждается нравственный релятивизм, относительность ценностей, относительность добра и зла. Вспомним фразу, знакомую многим, очень часто звучащую с экранов: "Ничего личного, старик, это бизнес". Прибыль важнее, чем человек, чем человеческие взаимоотношения. И это становится нормой! Нормой становится предательство – в политике, в искусстве, в религии, где люди легко меняют юрисдикции, и отнюдь не по мировоззренческим, а по политическим причинам. В обстановке нравственного релятивизма воспитано уже поколение, и, может быть, даже не одно. Один из симптомов этого состояния – постоянные попытки оправдать генерала Власова, судьба которого до определенного момента была схожа с судьбой Ефремова. Ефремов – это, по сути, антипод Власова, армия которого точно так же, как 33-я, оказалась в окружении, но Власов предпочел другой путь. И вот, о Власове сегодня пишут научные работы, снимают фильмы, рассуждают о тонкостях его душевных переживаний, рассказывают о том, каким он был талантливым человеком и военачальником. И все эти рассуждения исподволь подводят к его оправданию. Такое положение губительно для общества и унизительно для армии.
Нам необходимо вернуться к норме взаимоотношений общества и армии. До нашей интеллигенции, до деятелей культуры с трудом доходит, что армия не просто призвана их защищать, она их реально защищает сегодня. На митинге по случаю открытия памятника Ефремову присутствовал командир воинской части, обеспечившей почетный караул и салют, то есть воинские почести. Он сказал, что люди в погонах не видят уважения к себе со стороны общества, они чувствуют себя униженными. Наша армия сегодня находится в полуразрушенном и униженном состоянии. Меж тем, военная наука говорит, что победа в любом бою на 50 процентов зависит от духа, и лишь на остальные 50 процентов – от вооружения, тактики и т.д. У нас в России этот дух исчезает на глазах. Нужно что-то делать, нужно воспитывать новое поколение на примере таких русских офицеров, как генерал Ефремов. Его поступок независим от партбилета, его выбор – поступок религиозный, независимо от того, каковы были его взаимоотношения с религией при жизни.
Родившийся до революции, Михаил Григорьевич был, безусловно, крещен, и, по нашему убеждению, он должен быть отпет. Мы подали прошение об этом на имя Святейшего Патриарха. Проблема состояла в том, что Ефремов покончил с собой, он застрелился, будучи окружен врагами и не имея шансов спастись. Генералу нельзя было попасть в плен! Следует, кстати, добавить, что тело командарма нашли немцы, и похоронили его с почетом – в центре села Слободка Смоленской области. После войны Михаил Григорьевич был перезахоронен на Екатерининском кладбище в Вязьме.
Такое самоубийство нельзя уравнивать с суицидом от уныния, безверия, озлобления и т.д. Это самоубийство во исполнение воинского долга, это высшая из жертв – жертва своей земной жизнью. Здесь нужно вспомнить княгиню Евпраксию Зарайскую, которая в 1237-м году, когда Зарайск был окружен татарами, бросилась с крепостной стены с маленьким сыном на руках. Она причислена к лику святых! В данном же случае речь идет лишь о христианском напутствовании в жизнь вечную.
Рассмотрев наше прошение, Святейший Патриарх Кирилл вынес положительную резолюцию. Со слезами и глубокой благодарностью мы вместе с внуками генерала Ефремова читали слова Святейшего: "...необходимо возродить память о героической борьбе генерала Михаила Ефремова и о его верности Родине и солдатскому братству".
По материалам источников: Православие и современность, № 20 (36) июль-сентябрь 2011